В прошлой своей статье я написал о том, что «истинно японский» Путь бусидо, который зародился якобы чуть ли ни 1000 лет назад, в реальности существует не более столетия и был выдуман тогда, когда от средневековой самурайской Японии уже не осталось и следа, а над самураями активно посмеивались сами японцы.
Причём не следует думать, что японцы хотели ввести в заблуждение весь мир, пытаясь сделать свою историю более древней.
На самом деле это была инициатива одного-единственного человека, который обожествлял отнюдь не Японию, а Европу, и стремился сочинить такую историю своей страны, чтобы она как можно больше понравилось европейцам, ибо одобрение европейцев для него значило всё, тогда как одобрение своих соотечественников – гораздо меньше.
Сами же японцы отнеслись к этой книге более чем прохладно, а поскольку они еще помнили, что такое самураи, то видели, сколько выдумок и откровенного бреда внёс в свой текст Нитобэ Инадзо, написавший в 1899 году крайне спекулятивную работу «Бусидо: душа Японии».
Я также говорил о том, что до этой книги никакого бусидо в Японии не было, и это понятие тоже придумал Нитобэ Инадзо.
Мышление самурая
Разумеется, у самураев, как и у любой другой касты, существовали свои правила поведения, однако единого канона никогда не существовало.
В каждой семье существовал свой свод правил, который мог очень сильно отличаться в зависимости от места жительства, происхождения, уровня доходов и просто прихотей.
В более позднюю эпоху, когда самураи превратились, скорее, в административный класс, чем в военный, они стали предаваться писательству, рассуждая на страницах о том, каким должен быть истинный воин.
Однако не стоит думать, что эти рассуждения имеют отношение к реальной самурайской морали, которая мало чем отличалась от воинской морали в любом конце света.
Нитобэ Инадзо же пошел еще дальше своих предшественников, и сочинил такое, что хоть стой, хоть падай.
В частности, по его словам, смыслом жизни самурая и почти каждого японца было сохранение чести. Бесчестием же было нарушение принципов бусидо, и смыть бесчестие можно было только с собственной смертью, поскольку опозоренный самурай не может жить дальше.
Разумеется, такая идея могла родиться только за письменным столом, но никак не в реальной жизни, которая всегда полна компромиссов.
Если бы подобные воззрения существовали в самурайской реальности, этот класс и упразднять не пришлось бы, поскольку он уничтожил бы сам себя.
Более того, сёгуны больше других были заинтересованы в том, чтобы подобная мораль не получила в среде их служителей распространение, поскольку разбрасываться прекрасно обученными и при том дорогостоящими воинами только лишь потому, что они нарушили какой-то там принцип, крайне неразумно.
Сами самураи тоже прекрасно знали себе цену, и отдавать жизнь по любому поводу отнюдь не стремились, без малейших колебаний переходя от одного нанимателя к другому.
Превыше всего они ставили свою жизнь, доходы и солидарность с другими самураями.
Что касается классической истории о 47 ронинах, которые предпочли пожертвовать своей жизнью, но отомстить убийце их господина, то эта история едва ли ни единственная.
Притом, вне зависимости от того, насколько он правдива, помимо 47 ронинов у их нанимателя было ещё 253 самурая.
Все они согласились стать ронинами, и спокойно нашли себе нового нанимателя, плюнув на совершенно не интересную для них месть, что говорит само за себя.
Харакири на ваши головы!
Идею бесчестия, которое якобы можно смыть только смертью, традиционно дополняет картина, в которой самурай должен не утопиться, не повеситься, а обязательно совершить ритуальное сэппуку.
Нитобэ Инадзо прекрасно понимал, что внешний облик, ритуализированность действий и их красочность играет большую роль, потому и сделал такой акцент на этом ритуале.
При этом он по своей привычке ссылался на греческие мифы, на европейских поэтов, на Библию и даже на Рене Декарта, хотя, по слухам, самурайская карьера Декарта, Геракла и Моисея не нашла отражения в письменных источниках.
В понимании Нитобэ, стоило самураю сделать что-то некрасивое, как он сразу же бежал в свой дом или хотя бы за близрастущий куст, где доставал меч и предавался автопотрошению. Сурово!
Но на самом деле сэппуку, хотя и было частью японской культуры, однако подобного бредового контекста никогда не несло. Совершалось оно только в крайних случаях.
Например тогда, когда самураи понимали, что их окружили, вскоре перебьют и, скорее всего, возьмут в плен, после чего будут жестоко пытать. В этом случае и в самом деле уж лучше умереть.
Так что никакой экзотики: подобная логика присуща всем воинам всех времён и народов.
Ещё одной причиной, по которой самураи никогда, вернее почти никогда, не делали сэппуку, заключается в том, что это, вообще-то, очень больно. Настолько больно, что даже привыкшие к боли самураи далеко не всегда могли выполнить эту процедуру.
И даже когда они решались на её совершение, никакого вспарывания живота не было: самурай просто брал символический меч из дерева или другой предмет, которым мог быть даже веер, делал им символическое движение, изображающие вскрытие живота, а помощник отрубал ему голову, что было многократно отражено на японских миниатюрах.
Меч самурая
Самурай без меча – не самурай! Это кажется аксиомой, однако реальные самураи, когда они выходили на поле боя, использовали мечи крайне редко.
Правда, в этом случае Нитобэ Инадзо голословным не был. Поэтому, рассуждая о значении меча для самурая, он не забыл сослаться на… …Коран.
По его словам, именно о самурайской этике говорил пророк Мухаммед, сказав, что меч – ключ к раю и аду.
Здесь есть маленький нюанс: в раннюю эпоху, когда самураи и в самом деле были в первую очередь воинами, они использовали только мечи небольшого размера, да и то в качестве вспомогательного оружия.
Причина проста: в первую очередь это были конные лучники. Не удивительно, что у самураев в большом почете был именно «Путь Лука и Скакуна», но не мечника. В Японии сформировалось несколько школ лучников, тогда как нескольких школ мечников почему-то не появилась.
К тому же, если школа стрельбы из лука в Японии действительно хороша, то японская школа боя на мечах, по словам специалистов, неплохо подходит для одиночных поединков, наподобие дуэлей. Но на поле боя она столь же «эффективна», как айкидо на ринге.
Лишь ближе к закату военного периода в истории самураев, когда армии стали более многочисленными, роль мечей несколько возросла, однако и в этом случае значение верховой езды и стрельбы из лука было доминирующим.
Соответственно пеший самурай в железных доспехах, за пояс которого заткнуто два меча, к боевым самураям особого отношения не имеет.
Этот образ – не выдумка: просто он относится к той эпохе, когда и доспехи, и мечи символизировали принадлежность к классу и использовались по большей части в церемониях.
Сами же самураи этой эпохи, хотя и выглядели живописно, по большей части занимались административной работой.
И именно тогда в их среде стали крепнуть представления о какой-то особой самурайской морали, выходящей за рамки воинского здравомыслия.
Пожалуй, на этой ноте я окончу сегодняшний рассказ, ибо статья получилась длиннее ожидаемого даже в сильно сокращенном виде.
В следующей публикации я расскажу о той части самурайского бытия, о которой Нитобэ Инадзо молчал в тряпочку, заботясь о том, как бы это не стало достоянием европейской общественности, перед которой он так преклонялся. До скорой встречи!