— Смотри, — закричал Филимон, подцепив ногой ремни с шашкой в ножнах и простым кинжалом. — Я иду и тут меж камней блеснуло что-то. Дай думаю посмотрю! А это схрон чей-то!
Михась, младший брат сотника Миколы Билого, скинул с плеч тушу молодого кабанчика — повезло на охоте, и быстро подошел к другу.
— Дай посмотрю.
— Казачий схрон! — ликовал Филимон и предутреннем сумраке, лицо его светилось от счастья.
— Дурень ты, — сказал Михась и покачал головой. Хлопец потянул чужую шашку из ножен. Блеснула ухоженная сталь. Беспокойство усилилось. — Дурной знак. Кажись, беда случилась великая, раз казак своё оружие оставил.
— Да, что могло случиться? — беззаботно хмыкнул Филимон. — Ну, отрабатывали может какую учебную тревогу — видели же дымы, не зря твой брат ученья проводит.
— А то, Филя и случилось, — сказал Михась и посмотрел вверх на гладкую стену камня, бесконечно уходящую ввысь. — Что никто просто так лезть к небу не станет. Если только не такой дурной, как ты.
— Да ни, — Филя неистово закрестился. — Дураков нэма, так рисковать.
— Выходит есть —кого-то нужда толкнула!
— И что делать станем? Заберем оружие в станицу или дождемся хозяина?
— Я думаю искать надо хозяина. Рядом он где-то. Не мог ни вернуться за шашкой своей.
— Починаэ развыдняться" — сказал сам себе сотник Мыкола Билый, мотнув головой из стороны в сторону, как будто стряхивая остатки дремоты. Сумрак отходил, уступал и предметы вокруг вырисовывались четче.
— Василь! — слегка толкнул он спящего приказного Рудя. Казак замычал, дергая ногой, лягая кого-то или спеша по своим делам даже во сне. — Васыль! — чуть громче повторил Билый. — Проспался?
Рудь вздрогнув телом, открыл глаза:
— Дядько Мыкола. Яж чуток. Зовсим нэ спав. Тильки очи прикрыв, — с нотками оправдания в голосе, сказал приказный, сонно хлопая глазами.
-Та ладно! Нэ прыбрэхувай. Спав як вбытый, — в шутку подначил Василя Билый. — Скоро развыдняться почнет. Нам к тому времени трэба к аулу спуститься. Черкеса врасплох возьмем — полдела выиграем. Потому, как не у себя дома.
Василь стряхнул с себя остатки сна, мотнув чубатой головой. Снова надел папаху на свою буйную головушку, встал сделал несколько шагов, разминая затекшие в ичигах ноги, потянулся и провернул руками вперед, словно шашкой вострой ворога кострычнул.
«Махнул ручищами, будто ту свыню гэпнул» — усмехнувшись в густые усы, подумал сотник Мыкола Билый — «Гарный хлопец, та и казак справжний. Вот тильки витер в голове порой такой, шо ногам покою нэ дае.»
Василя станичники любили. Добрым был казаком. С подпарубка рос без батьки. Не вернулся отец его, Федор, с очередного похода. Когда через реку переправлялись, погрузили казаки свое оружие и седла, как водится на салы. Когда до берега добрались, салы Федора без него к берегу прибило. Плавал Федор хорошо, лучше него никто в станице наввымашки не мог плыть. Так и не нашли его тела казаки. Без вести пропавшим считали в станице. Нона, жена его убивалась по нему первое время. Молитвой да слезами рану душевную затянула. Но не приняла того, что Федора в живых нет. Дед Трохим неделю первую, после известия трагичного, с хаты носа не показывал. В красном куте лампадку жег, Святому Егорию молился, Святому Миколе Чудотворцу. Прошло время, Василь из подпарубка в казака вышел, но дед Трохим до сих пор на окраину станицы выходит, сына Федора выглядывает. «Не убит, значит живой.» — говорил дед Трохим станичникам. И все выглядывал в даль , не покажется ли на степном шляхе сын его Федор, отец Василя. А Василь тем временем мужал, казаком становился. Воспитывали внука дед Трохим и отец крестный Иван Колбаса. Кому , как не крестному нести ответственность за крестника? Уж так повелось у казаков, что если батьки нет, то крестный вместо него остается. Не было у казаков чужих детей.