Каждый день детства мне было очень одиноко. Я тогда не знал толком этого слова, не смог бы объяснить его – понимать одиночество, узнавать его в лицо я научился позднее. А вот чувствовать его мне было дано с первых дней. Мама моя была канонической несчастной красавицей. Не родись красивой, и всё такое. Казалось, что всё, что дал ей Бог, или природа, или кто отвечает за это распределение, было с избытком дано на поверхность, в качестве фантика. Яркой обёртки. Для глубины маме ничего не выделили. Прекрасная оболочка притягивала мужиков как магнит. Но пустота внутри не могла удержать их надолго. А маме так хотелось счастья. Простого женского счастья, как у подружки Томы. Или соседки Вали. А счастья всё не было. Оно заглядывало, и убегало, обнаружив пустоту. Но это не означало, что нужно перестать пытаться.
Легко чмокнув меня, пятилетнего, в нос, мама убегала на очередное свидание.
- Заяц, не скучай. Сам понимаешь, поиски нового папки – дело непростое.
Вряд ли я мог оценить сложность поиска нового, и я старого-то отродясь не видел. Маму я называл исключительно по имени, Катя. Екатерина. Чтобы не пугать потенциальных женихов, она врала, что я то брат, то племянник. Бабушка говорила мне, наливая чай и ставя передо мной вазочку с вареньем:
- Дура твоя мамаша. Ой, дура. Думает, если соврёт, что бездетная, так сразу всем нужна будет. Как будто в этом причина.
- А в чём причина? – спрашивал я, сопя, старательно намазывая ломоть белого хлеба вареньем поверх масла.
Варенье норовило соскользнуть с хлеба и залить собой всё вокруг: пальцы, рукав, брюки и даже пол.
- Савка, ешь над тарелкой! – отвешивала мне подзатыльник бабка. – В скудном внутреннем мире, вот в чём причина. Не будь как мать, читай больше. Я тебе научила читать, так может умным вырастешь.
- Я феводня повкниги пвофитал! – сообщил я, жутко гордясь собой.
- А там не писали, что с набитым ртом разговаривать неприлично? – усмехнулась бабушка.
- Не. Там было про малахит, который из горы. – сказал я, прожевав.
- Молодец. Допивай свой чай и дуй спать.
- А можно я ещё почитаю?
- Можно. Но когда мать придёт, чтоб спал.
Когда мать придёт… Катя вполне могла и не прийти до утра. Ни про какие мобильники в те времена ещё и не мечтали, а по городскому она иногда звонила. Бабушка брала трубку и недобро ворчала на мать. По её недовольному лицу и возмущённому тону я всегда мог определить, что звонит моя мать.
Как-то раз бабушке стало плохо. Она была не готова ни к чему такому, в доме сроду не было никаких лекарств. Бабушка, которая всегда хорошо себя чувствовала, лежала бледная и говорила:
- Сейчас… сейчас отпустит.
- Бабуля, что мне сделать?! – возопил я, жутко напуганный.
- Беги к соседке. – сдалась бабушка. – Пусть скорую вызовет.
Приехали врачи. Бабушке сделали уколы, у меня спросили:
- Ещё взрослые в доме есть?
- Нет. Но вы не волнуйтесь, я о ней позабочусь.
И в этот момент заявилась Катя с очередным кандидатом в отцы для меня. Оба были слегка навеселе. Привела знакомить. А тут бабушка на диване без сил, и храбрый напуганный я. Врачиха оценила ситуацию, сказала: «Мда», и ушла, велев звонить, если станет снова плохо. Кате по инерции после удачного свидания всё ещё было весело. Она не желала принимать тот факт, что её матери плохо. Бабушке хотелось остаться одной, но она прилегла в гостиной на диване, а теперь не находила сил уйти в свою комнату. А мне просто было стыдно. Стыдно за свою мать, которую я почти не видел, не имел шанса полюбить. И теперь впервые в жизни возненавидел за всё. Да, бабушка не была идеальной. Рядом с ней я всё равно чувствовал себя одиноким. Она и читать-то меня научила, наверное, чтобы я мог заниматься чем-то самостоятельно, и ей не приходилось меня развлекать. Но бабушка у меня хотя бы была. А матери не было – в тот момент я это понял. Была Катя, чужая и глупая. Она стояла в коридоре со своим кавалером и всё никак не могла догадаться, что его пора отправлять восвояси. Или просто боялась, что он уйдёт, и потом не вернётся – снова нового искать. Может к тому моменту Катя тоже устала от этих поисков, как и все мы?
Бабушка умерла через десять лет. Ей также стало плохо, когда мы были дома вдвоём. На этот раз скорая не успела вовремя приехать. Пятнадцатилетний я смотрел на то, что ещё недавно было человеком. Моей родной душой. Бабушку увезли, оставив номер телефона, по которому надлежало позвонить. Катя заявилась ближе к ночи. Вид у неё был уже не просто уставший, а ещё и помятый.
- Твоя мать умерла. – жёстко сказал я. – Вот телефон. Займись похоронами.
Катя распахнула свои всё ещё прекрасные глаза и вдруг зарыдала в голос. Она попыталась меня обнять, но я шарахнулся от родной матери, как от чумы.
- Савочка, что же теперь будет-то-о-о-о?
На похоронах я стоял рядом с гробом, в котором лежала ничуть не изменившаяся бабушка. В моей голове птицами, запертыми в клетке, метались мысли: «Почему Бог отнял у меня бабушку? Почему не Катю? Бесполезную Катю не жалко. А бабушку – до боли. Так плохо без неё, так пусто. Боже, за что ты так со мной?!» Я был одиноким с детства. Теперь я это понимал. Ушла бабушка, и моё одиночество стало абсолютным.
Я повзрослел, выучился в институте, и даже умудрился жениться. Моя однокурсница Лера совершила поистине подвиг, любя меня и вынуждая отвечать ей взаимностью. Это не было легко. На мне был панцирь такой толщины, что удивительно, что Лерке вообще это удалось. Мы жили в Лериной квартире. Через два года после свадьбы у нас родился мальчик, Павлик. Я прижимал к себе маленький кулёчек с сыном и думал только об одном: он никогда не будет одиноким. Я этого попросту не допущу.
С Катей я не виделся. Как она живёт, мне было неинтересно. Лерка, был момент, попыталась заговорить об этом, но я так зыркнул на жену, что она осеклась. Больше эту тему в нашей семье не поднимали. А однажды мать позвонила. Не знаю, откуда она взяла телефон.
- Сынок…
О. Наконец-то я стал сыном. Не братом, не племянником.
- Я смертельно заболела. Приходи, пожалуйста.
Я рассказал Лере.
- Пойдёшь? – спросила она, отводя взгляд.
Это было дико, но потребности увидеть умирающую мать я не испытывал ни грамма. Вечером, укладывая Пашку спать, решил, что схожу. Мне было ясно, зачем она меня зовёт. Умирать в одиночестве страшно.
Катя и правда оказалась очень плоха. Она довольно поздно обратилась к врачу. Наверное, ей было по-прежнему некогда. Может она всё ещё была занята поиском подходящего мужа. А может просто боялась идти к врачу, или думала, само пройдёт.
- Прости меня. Я была плохой матерью.
Я впервые в жизни видел в глазах Кати какое-то осмысление. Кажется, ей правда было важно, чтобы я простил.
- Ладно, Катя…
- Я мама твоя, Савелий. Прошу!
Она плакала, вцепившись в мою руку своими исхудавшими пальцами.
- Ладно, мама. – соврал я. – Я на тебя не сержусь.
Мы похоронили несчастную Катю рядом с бабушкой. Стоя около оградки я всё думал, как сильно скучаю по бабке и сегодня. А мать… не было у меня никогда матери. Жаль понимать это, но факт. Лера, стоящая рядом, будто что-то почувствовала. Взяла меня за локоть и прижалась головой к моему плечу. Я подумал, как хорошо, что у моего сына такая мать. Какое же это счастье. И улыбнулся, на секунду забыв, что нахожусь на кладбище. Хороню свою мать. Хороню своё одинокое, тоскливое, болезненное прошлое.
"Мне придётся зать тебя мамой? - новинка.
мой телеграмм - прозу теперь можно читать прямо там, первыми
Навигация канала - много прозы и стихов
Если вы хотите поддержать развитие канала донатом, это сейчас особенно актуально для автора:
Карта сбербанка 2202 2056 7696 0161
Тинькофф 2200 7007 4722 8210