Найти тему
Репортёр

Лучшие репортажи месяца в обзоре «Репортёра»

Оглавление

Че Гевара против «ножек Байдена»

В конце сентября министерство экономики Кубы объявило о регистрации 32 частных компаний из категории MSME (микро-, мелкие и средние предприятия), которые будут работать в производстве, сельском хозяйстве, переработке отходов и др. отраслях.

До 90-х кубинская экономика была коммунистической, представляла собой общественную собственность на средства производства, продукты которой распределялись частично по труду, частично по потребности (например, сфера здравоохранения). Но после распада СССР маленькая страна в экономической блокаде была вынуждена вернуться к переходному этапу и организовать многоукладную экономику, разрешив «самозанятость», т.е. мелкий бизнес по типу семейного. К началу пандемии коронавируса на Кубе появилось порядка 600 тысяч самозанятых.

Однако «Перестройка», как обычно, принесла инфляцию, пустые полки в магазинах и те же самые мифы о «партийных спецраспределителях», которые гуляли в советском обществе в последние годы его существования. Ковидный удар по экономике и прошедшие недавно протестные митинги вынудили кубинское правительство пойти на еще один шаг по откату к капитализму.

- Слушай, амиго, - говорю. - А как же революция? Как же борьба с империализмом? Мы же пели в детстве: «Сэль пуэбло, унидо хамас сэра венсидо!» («Единый народ никогда не будет побежден!»).

- Социализм - хорошая идея, - вздохнул Мигель. - Красивая. Но для него нужны ресурсы, страны-доноры. Вы, русские, поймите: простым кубинцам на самом деле плевать на империализм. Людям надоело находиться в вечной борьбе. Им не нужна геополитика, для них главное - хорошо жить.

- А ты точно кубинец? - смотрю на афрогаванца с сомнением.

- Ну начинается, - чуть не плюнул Мигель. - А ты точно не коммунист?

- Черт его знает, - пожимаю плечами я.

«Как ни парадоксально, кубинский социализм еще очень крепок. Кубинцы при всем отвращении к реальности не забыли прошлое. Они благодарны Фиделю за хорошее образование. За бесплатные университеты, за возможность выбиться в люди, вне зависимости от кошелька родителей.

Профессор гаванского университета Хесус Арбалея сказал мне о главной идее, на которой сейчас держится Куба, - независимость и антиамериканизм. Общество делится по главному принципу - за Америку и против Америки. Куба на развилке: жить трудно, но независимо или сыто, но обслуживая американцев и свою же майамскую диаспору.

Похоже, время работает на Америку. Иммигранты из Майами рано или поздно ворвутся сюда и «сожрут» Остров свободы».

Что в итоге победит - идеалы Че Гевары или «ножки Байдена»? В поиске ответа на этот вопрос на Остров свободы отправился спецкор «Комсомольской правды» Владимир Ворсобин.

Три замечательных репортажа можно прочитать здесь:

EAST NEWS
EAST NEWS

«Наша миссия - чтобы человек не находился на улице более трех суток»

«"Жизнь на улице такая: где найдешь место, там и спишь. То подвал, то колодец. Бывает, слесаря подвалы заваривают, чтобы мы обратно не зашли. А вещи там все остаются, — говорит Юра. — Зимой холодно, надо лазить, искать теплотрассы, подъезды, подвалы. Металлолом найдешь, сдашь — вот тебе деньги".

Все его пожитки помещались в одном рюкзаке. Найти пищу и одежду было не такой и проблемой, объясняет он.

"Вот с магазина просрочку выкидывают, но это хорошие продукты, просто их на продажу выставлять нельзя. Так и копченые колбасы, и крупы, и курица, и все что хочешь, — перечисляет Юра. — Бывает прям толпа: и бездомные, и местные, домашние люди, бабушки обычные. Кто откажется от продуктов? Одежду тоже на помойках находил".

В жизни без дома, говорит он, есть свои плюсы: "На улице ты сам по себе — куда хочешь, туда пошел. Ни от кого не зависишь. И нет никакой ответственности ни за кого, и одному проще".

Но вот без здоровья по теплотрассам долго не проживешь. Во-первых, чтобы не чувствовать холода, нужно много пить. И чем старше становишься, тем тяжелее становится постоянно искать ночлег, добывать еду и беспробудно пить. А на трезвую голову бездомность невыносима».

Маргарита Логинова побывала в «Маяке», хостеле для бездомных, поговорила с его постояльцами, узнала как Юрию удалось выбраться с улицы и наладить жизнь, а основатель «Маяка» Александр Алексеев рассказал «Таким делам», как у них организована помощь,  о планах покончить с уличной бездомностью в Новосибирске и почему важно, чтобы человек не находился на улице более трех суток.

Виль Равилов для ТД
Виль Равилов для ТД

Неделя в самом хаотичном городе мира

«По оценкам экспертов, в Лагосе ежедневно требуется 2 миллиарда литров воды. Водопроводная сеть города может поставлять 795 миллионов литров. Это типичная для этого города ирония: он окружен водой, но ее недостаточно для удовлетворения собственных потребностей. В конце концов, лагосианцы делают то, что делали всегда: они берут дело в свои руки. И они зарабатывают на этом деньги.

Олувафеми Алоуонле управляет точкой водоснабжения. Она расположена не в трущобах, а в районе с мощеными улицами, домами и квартирами для низшего среднего класса. Его отец построил здесь жилой квартал много лет назад, и вот уже 10 лет, как воды в кранах нет. Вместо этого он сам пробурил скважину для добычи воды глубиной 55 метров.

Этот проект стал для него бизнесом, и теперь Олувафеми продает воду соседям. Труба установлена ​так высоко, что под нее могут поместиться женщины, балансирующие с чашами на головах. "Олувафеми - мое правительство, - говорит один сосед, проходя мимо. - Он дает мне все, что мне нужно. Как я могу выжить без воды?". Торговец водой взимает сумму, эквивалентную двум евро, за пять ведер, наполненных водой. "Бизнес процветает", - смеется он.

Каждый день Оэм тратит 45 минут на то, чтобы просто принести воды. И это после двух часов сидения в пробке.

Но с ростом числа частных лиц, бурящих скважины для обеспечения себя водой, подземный водный резервуар постепенно угрожает исчезнуть. "Лагос - это катастрофа, ожидающая своего часа", - говорит Акин из компании Rethinking Cities. "Устойчивого городского планирования практически нет, а вода - самое слабое звено"».

Корреспонденты Spiegel провели неделю в Лагосе — шумном нигерийском мегаполисе, который к концу века станет самым большим городом в мире, а уже сейчас он настолько переполнен, что средний пассажир пригородных поездов проводит в пробках до 30 часов в неделю. Город, где богатые не скрывают свое богатство, а бедные не могут скрыть свою бедность, город, с огромными  прибрежными трущобами с домами над водой на сваях, жители которых живут рыбалкой, и блестящими небоскребами, подземные гаражи которых забиты Range Rover, внедорожниками Mercedes и Porsche.

Akintunde Akinleye / DER SPIEGEL
Akintunde Akinleye / DER SPIEGEL

Другое детство

«Один из них спрашивает: "А вот вам не страшно сидеть тут, среди нас, уголовников, тем более вы нас совсем не знаете?". Этот вопрос поражает меня. "Ну о нас как об уголовниках думают. Люди на воле считают, что тут сидят пропащие люди, конченые, без какого-либо шанса на хорошее будущее. А вообще так говорить хочется, а я могу красиво сказать, да так красиво, что вы так написать не сможете". Смеемся. Обстановка разряжается».

Сотрудники колонии утверждают, что после заключения реабилитируются только 30-40% воспитанников. Остальные часто сталкиваются с предвзятым отношением и дискриминацией на работе, если удается устроиться, и как от нужды, так и от безысходности идут на рецидив.

Сергей Строителев из «Таких дел» снимает ширму предвзятости между людьми «снаружи» и «внутри», как бы приближает одних к другим, показывая, что за преступлением конечно должно следовать наказание, но наказание – это временное лишение свободы, а не отторжение общества, которое часто не позволяет вроде бы уже перевоспитавшимся преступникам влиться в нормальную общественную жизнь

Сергей Строителев для ТД
Сергей Строителев для ТД

Ключик на желтой веревочке

История Насти Муравьевой, исчезновение которой всколыхнуло Тюмень

— Возьми, сколько тебе нужно, — сказала ему Таня. — Зачем так много?

— Пять себе, пять Насте, — ответил Витя и убрал жвачки в карман. Его сестра-двойняшка Настя Муравьева — девочка с ориентировок — пропала накануне. Через два дня они должны были праздновать общий день рождения.

30 июня, в день исчезновения Насти, Витя еще спал, поэтому девочка пошла гулять одна. Она попросила у отца его смартфон и ушла из дома, чтобы скачать новую игру. В квартире Сергея Муравьева интернет практически не работал, поэтому Настя сказала ему, что пойдет ловить вай-фай в соседний дом — стоящий напротив пансионат. Некоторое время назад местные дети случайно нашли на одном из этажей чей-то вай-фай без пароля и поэтому часто собирались там.

— Поищи по подружкам, вдруг засиделась у кого-то, в куколки играет, — попыталась успокоить сестру Таня. — Если найдешь, позвони мне, если не найдешь — тем более позвони.

Три часа прошло, но телефон Тани молчал. Тогда около часа ночи она сама позвонила Ангелине.

— Ну, как? — спросила она.

— Ее нет, — ответила та и начала рыдать.

Весь июль Настю искала полиция, поисковые отряды, водолазы и военные. Полицейские и сотрудники СК обследовали чердаки и подвалы пансионатов. Квартиры в домах осматривали выборочно: одни соседи говорили, что у них отодвигали диваны и открывали холодильники, другие — что к ним никто не приходил.

Сергей Муравьев тяжело переживал пропажу дочери. «Плачет», — лаконично поясняла журналистам его мать. В попытке справиться с горем он стал пить ежедневно, рассказывают соседи. Из-за того, что отец сначала был задержан полицией, а потом запил, органы опеки решили временно изъять детей из семьи.

Ангелину и Витю Муравьевых забрали в тюменский социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних «Семья». В тот день старшая дочь Таня была у отца. Она наблюдала за тем, как он, потерянный, ходил по пустой квартире, когда детей забрали. «Папа поднял Витин матрац, а там — пять жвачек, — рассказывает она. — Он сохранил те жвачки, что мы с ним покупали, для Насти, и спрятал их на случай, если она найдется».

Утром 19 августа Татьяна собиралась на работу, когда ей позвонил знакомый соцпедагог с Лесобазы.

— Это правда? — раздалось на том конце провода.

— Что правда?

— Что Настю нашли… — пересказывает диалог Таня и добавляет: «Я была в шоке, не знала, что ответить».

За несколько дней до похорон Насти ее старшая сестра Таня Муравьева вместе с волонтерами разбирает мемориал: собирается дождь, и она заносит в подъезд плюшевых мишек и зайчиков, задувает свечи. Среди кучи игрушек лежит дневник Насти. Таня берет его в руки и начинает листать. На страницах очень много рисунков: Майк Вазовски (персонаж мультфильма «Корпорация монстров»), значок TikTok и сердечки.

«Я лублу Тану, — перечитывает Таня Муравьева запись в Настином дневнике и добавляет: — Я, наверное, себе такую татуировку набью».

Пронзительно грустная история про стечение обстоятельств, которые делают жизнь в глубинке невыносимой. В ней спецкор «Холода» Олеся Остапчук рассказывает о восьмилетней Насте Муравьевой, исчезновение которой в конце июня этого года всколыхнуло Тюмень, о том, как девочку искали всем городом, как изменилась жизнь Муравьевых после пропажи Насти и почему тюменцы с сомнением относятся к официальной версии следствия.

Вадим Рейман для «Холода»
Вадим Рейман для «Холода»

Путешествуя сквозь разделенный Израиль

Журналисты NYT, Патрик Кингсли и Летишия Вэнкон, проехали по всему Израилю, чтобы узнать, что значит быть израильтянином сегодня. Они встретили разных людей, которые ищут свою принадлежность, но далеки от ее нахождения.

Израиль все еще борется с противоречиями, которые остались нерешенными с основания страны в 1948, и с последствиями оккупации Западного берега и Газы в 1967 году. Авторы проехали Израиль с севера до юга, заезжали в разные города и говорили с жителями о том, как те ощущают свою идентичность, как понимают свою принадлежность к земле, как выглядела их жизнь и жизнь их предков и что для них значит быть жителем Израиля.

«Основатели Израиля надеялись создать плавильный котел, общество, которое объединило бы различные сообщества в единое еврейское государство. Но мы столкнулись с Израилем, который временами больше походил на неразрешимую головоломку — коллекцию несовместимых фракций, каждая со своими приоритетами, обидами и историей».

В Кфар-Гилади — кибуце на севере страны — они поговорили с Шаей Меламудом, который родился за 13 лет до основания Израиля. Сейчас ему 86 и он по-прежнему живет в своем кибуце.

Отец Шаи был одним из ранних сионистов, которые помогали построить первые в регионе коллективные еврейские фермы.

Он размышляет, что отец сказал бы о стране сегодня. «Если бы он увидел это, то сказал бы одну фразу: “Это не то дитя, за которое мы молились”. И вернулся бы в могилу».

Их кибуц был наполовину приватизирован. И как сам Израиль, многие кибуцники отдалились от своих социалистических корней. Теперь они зарабатывают больше на карьерах, чем на фермах.

Меламуда беспокоит рост ультраортодоксального населения в Израиле.

«По его мнению, харедим пропагандируют узкую версию иудаизма, которая разделяет страну, а не объединяет ее, и ставит под угрозу светское видение основателей государства. В то же время они истощают ресурсы государства, изучая религиозные законы и требуя за это государственных пособий. При этом они избегают службы в армии и не работают».

В Тиверии журналисты встретили Иегошуа Блюменталя — 25-летнего выходца из ультраортодоксальной семьи, год назад открывшего небольшой ресторан в районе, который исторически был в основном светским. Блюменталь рассказал, что, если бы он не переехал, то до сих пор бы изучал религию, и никогда бы не открыл ресторан. Он по прежнему религиозен, но без надзора семьи и раввинов он чувствует меньше давления.

Блюменталь считает несправедливой критику образа жизни харедим. По его словам, многие действительно платят налоги и вносят свой вклад в экономику, и еще больше пошло бы служить в армию, если бы армейская жизнь была более совместимой с ультраортодоксальным иудаизмом, например, за счет большего количества только мужских подразделений.

«Я верю в страну, пока она не борется с религией, пока она не борется со мной», — сказал он.

За время путешествия журналисты NYT поговорили с людьми с совершенно разным бэкграундом и опытом жизни в Израиле. С палестинцами, которые раньше не чувствовали свою этничность, а теперь больше идентифицируют себя как палестинцы из-за притеснения со стороны государства. С евреями из Восточной Европы, которые чувствуют дискриминацию со стороны Израиля, и даже со стороны более богатых мизрахим, которые выселяют их из домов. С девушкой из Воронежа, которая не знала, кто такие евреи, в 15 лет эмигрировала в Израиль с мамой, а сейчас совмещает две культуры и доносит это до местных жителей через творчество.

«Мы можем быть частью любой страны, — говорит Шмулик Таггар, один из первых жителей Эйлата с 1959 года. — Мы можем быть частью Израиля. Мы можем быть частью Израиля-Палестины. Мы сохраняем свою идентичность не из-за национальности, а из-за убеждений. Какая разница, была ли это ваша земля, моя земля. Живите где угодно».

О том, как живут и как видят себя разные люди в разделенном Израиле, читайте в захватывающем и очень рефлексивном репортаже The New York Times.

Laetitia Vancon/NYT
Laetitia Vancon/NYT

Спасти мокшанский

На сцене стоят третьеклассница и пятиклассник. Под «минусовку» оба красиво водят руками и по очереди поют что-то мелодичное.

Все хорошо, только, Лерочка, ты грубовато начинаешь, — говорит Мария Петровна. — Ведь ты поешь о любви к родному селу — ты понимаешь слова?

— Нет, — отвечает Лера.

Мария Петровна на мгновение немеет, но тут же принимается пересказывать Лере содержание по-русски. Потом Лере звонит дедушка, Мария Петровна просит передать ей трубку и говорит с дедушкой по-мокшански.

Теоретически по-мокшански может говорить пол-Мордовии: западная половина считается мокшанской, а восточная — эрзянской. Но к мордовскому народу себя причисляют около 40% жителей, судя по переписи (русских — 51%), и не больше половины из них — мокша. По таким расчётам выходит меньше 170 000 человек.

Самая драматическая фаза языкового сдвига здесь произошла во второй половине 1990-х, когда колхозы обнищали и люди массово покинули деревни. И в двухтысячных в школу начали приходить дети, у которых оба родителя говорят по-мокшански, а сами дети уже нет. В смешанных браках знание мокшанского у детей — еще большая редкость.

Лингвисты «Вышки» решили создать удобный русско-мокшанский онлайн-разговорник. Молодые ученые разрабатывают набор фраз из современной жизни, а озвучить их по-мокшански помогут жители Лесного Цибаева: местные — в основном, люди за 60 — все знают язык. Но мечтают лингвисты ни много ни мало о виральном цифровом контенте на мокшанском. Главное — найти местных энтузиастов.

Матвей Курзуков/Репортёр
Матвей Курзуков/Репортёр
«Репортёр» приглашает читателей и профессиональных журналистов стать соавторами издания: мы готовы рассмотреть ваши репортажи и фоторепортажи для публикации, будем благодарны за ссылки на крутые репортажи других изданий, которые на ваш взгляд должны войти в наши обзоры, будем благодарны за заметки, темы и новости из первых рук.
Особенно ждем молодых журналистов, которые только начинают свой профессиональный путь, интересуются жизнью своих регионов и хотят сделать ее интереснее, находя новые журналистские истории. Те из из них, кто решит сделать свой репортаж, очерк или расследование, может получить редакторскую помощь и поддержку от нашей команды.
Почта для связи: для отправки своих авторских репортажей или понравившихся репортажей других авторов в рубрику Репортёра #ОбзорРепортажей — rsrp.online@gmail.com.
Форма для отправки новостей — https://forms.gle/T19qs4icsycHNePQ