В поразительной степени ярость, сравнимую с умоисступлением джинна просидевшего в бутылке лет так 10.000, можно прийти совершая марш бросок через шрапнельную метель, при видимости короче вытянутой руки. Будучи ещё нагруженным огнеметом, который конечно способен «пожарить все, что сделано из мяса», но и весит целых две тонны. Особенно, если жара поддает опасение ненароком выбрести за пределы линии «Мидгард». А с одним flamethrower там ловить особо нечего раз, и два, если модуль автоответчик накосячит (как уже с ним случалось) и 14-мм роторные пулеметы в бетонных колпаках, своим не сочтут. Можно и не успеть ничего ни мяукнуть, ни почувствовать перед отправкой на облако.
Да, когда долг выбирает тебя, ему неважно, что выбираешь ты. Придури впрочем это тоже касается и даже в большей степени. Обидно конечно так терзаться и страдать, маршируя сквозь такое мизерное по космическим меркам пространство, но уволочь на себе кроме лампового опознавателя «свой-чужой» весо-размерами похожего на пару кирпичей. Еще и более тяжкий, зато способный работать на Таймыре-700 навигатор это... короче, есть смысл рискнуть. И лучше не вдумываться, какие мотивы выволокли Джона на прогулку с целью соорудить из, тоже лучше не вдумываться от чего оставшихся в квадрате А-18 бетонных блоков и арматуры, новогоднюю ель.
Да. Новогоднюю. Ель. Тут у Джона своя атмосфера (в буквальном смысле), своё время и своё же, его восприятие. И вообще всё свое, и если он решил, что пылающая, облитая напалмом, арматурно-бетонная елочка и языческий танец вокруг неё под "Sonne" Рамштайна, то, что ему срочно сейчас нужно. Значит так тому и быть.
Впрочем нельзя исключать, что всё это постэффекты последнего сеанса вещания ювенильного, мезаморфного, иррационального и эксплицитного Радио ледяных пустошей. В последний проход чрезмерно круто повлиявшего на своего вынужденного паладина, специалиста по крио выживанию, продвинутого экзорциста, обладателя божьей искры 3-го класса, флагеллянта и любителя открытого огня – Джона-ледяные-кремни. И превозмогая ледяную шрапнель и дико терзаясь, этой полночью Джон хочет надиктовать на бортовой диктофон,
ремарка если сменщик или еще кто найдет мороженую тушку Джона с этим <вырезано цензурой> диктофоном ,<вырезано цензурой> он всех в <вырезано цензурой> !!! ( выживу, сотру потом)
критику «поэтического» типа «творчества» Поля Элюара. Джон конечно не высокой мысли светоч и эксперт в искусстве, но что делать, если по кей-вордам <вырезано цензурой> и <вырезано цензурой> Элюар, ничего не нашлось целевого. Зато было море, нет океан сиропа. Придется Джону крикнуть: "Король то голый" .
Дисклеймер 1. У Элюара , Джон нашел 2(два) стиха, без базара демонстрирующих "божью искру" классом куда круче чем у него самого:
В дымке утренних чащ где земли колыбель
Луч упруг и звенящ стелет морю постель
Солнцем вымытый лист молча смотрит на нас
Простодушен и чист как забывчивый глаз
И сегодняшний день гонит призраки прочь
И швыряет их тень во вчерашнюю ночь.
И
Эта душисто-пушистая женщина
В теплом шарфике на груди
Не любит ни мужчины ни ребенка ни кошки
Сверкают краски ее эгоизма
Ее пустынного рая
Дисклеймер 2. При всём своем детстве на рабочей окраине Джон не чужд серебряному поэтическому веку. Гумилев, Бальмонт, Мандельштам, еще группа товарищей. Но вот такое помоечное, как Элюар, это точно поэзия?
Дисклеймер 3. Нет и зарубежной поэзии, Джон тоже не чужд, например очень уважает Пабло Неруду, скажем "Новая песнь о любви Сталинграду", Неруда тоже не мог и не посещал бьющийся в мортал комбат Советский Союз, и вроде был подальше Франции, однако понимал вопрос лучше многих и в том числе солипсиста Элиюара :
Я говорил о времени и небе,
о яблоке, о грусти листопада,
о трауре утрат, дожде и хлебе,
но эта песнь — о стали
Сталинграда.
Бывало, луч моей любви влюблённой
невеста берегла с фатою рядом.
Но эта песнь — о мести, окрылённой
и освящённой здесь,
под Сталинградом.
Я мял в ладонях шёлк и шорох ночи,/
в сквозящий сумрак погружаясь взглядом.
Но в этот миг, когда заря клокочет,
я рассветаю сам
со Сталинградом.
Пусть юный старец, ноющий уныло
о лебедях и о лазурной глади,
разгладит лоб и вновь воспрянет силой,
услышав эту песнь
о Сталинграде.
Мой стих не выкормыш чернильной жижи,
не хлюпик, глохнущий при канонаде.
Он этой жалкой долей не унижен:
его призванье — петь
о Сталинграде.
...
И перебиты лапы супостата,
чудовища, не знавшего пощады.
Торчат в сугробах сапоги, когда-то
грозившие пройти
по Сталинграду.
Твой взор всё так же ясен, словно небо.
Неколебима твердь твоей громады,
замешанная на осьмушке хлеба.
О грань штыка, граница
Сталинграда!
...
И свищет сталь, буравя и взрываясь,
сечёт врага свинец кинжальным градом;
дрожит слеза и закипает радость
сегодня здесь, в твердыне
Сталинграда.
И вьюга заметает вражьи кости,
обломки перемолотой армады.
Бегут, бегут непрошеные гости
от молнии разящей
Сталинграда.
...
И в час, когда навек замрёт мой голос,
пускай осколок твоего снаряда
положат мне на гроб, а сверху — колос,
кровавый колос нивы
Сталинграда.
И это будет памятник поэту,
которому иных наград не надо:
пусть я и не ковал твою победу,
но выковал острей клинка вот эту
стальную песнь во славу
Сталинграда.
Неруда мужик. А вот читая Элюара понимаешь, как метко сказал Ленин про интеллигенцию. Ибо дела такие, кто назовет Джона мальчиком зайчиком - получит в глаз. Шок, хоррор, мясокомбинат и массакр, это как гласит слоган МакДака: "то что я люблю". Но Элюар, а еще в шляпе француз, а цитировать большинство его творений можно только с гигиеническим пакетом под рукой. Одна тошнотворность (оцените такое мнение от Джона!) и корявая нудыга о любви. Плюс куча горького скулежа про то, как жестоко его психику сломала немецкая оккупация Франции. О даа, расскажи нам пацан о нацистских ужасах. Так что, без цитат. Разве что, один особо зажигающий стул, Джона стих про "несчастный" Париж "растоптанный" нацистами.
Парижу холодно Парижу голодно
Париж не ест на улицах каштанов
Париж в лохмотья нищенки оделся
Париж как в стойле стоя спит в метро
На бедняков свалились новые невзгоды
Но мудрость и безумье
Скорбного Парижа
В себя вбирает чистый воздух и огонь
В себя вбирает красоту и доброту
Его изголодавшихся рабочих
Не надо звать на помощь мой Париж
и тд и тп. Бедолаги <вырезано цензурой>
Сопливый отвратительный нытик и плакса, и потерянное время, короче. Roget that.