Речь идет о Якове Бёме (1575 – 1624) – одном из самых удивительных христианских мистиков. Его опыт, подобно большинству святых, изобилует множеством духовных видений и откровений, но в отличии от многих других, Яков не только имел большую семью (четверых сыновей), но и активно работал в качестве сначала сапожника, а затем мелкого торговца. При этом, конечно, совершенно справедливо называть его "монахом в миру", благодаря качествам его святой жизни.
Не имея никакого систематического образования, он оказал очень существенное влияние не только на философскую, но и на естественнонаучную мысль человечества, хотя Яков даже не знал латыни, языка учёных того времени.
Вот интересное свидетельство: небезызвестный Ф. Энгельс необычайно ценил Бёме за его диалектику (метод аргументации, основанный на анализе противоположностей) и писал, что сапожник Бёме был больши́м философом, тогда как многие именитые философы — лишь больши́ми сапожниками.
Яков родился в крестьянской семье и в детстве пас скот. В это время с ним произошёл знаменательный случай. Как-то, отдалившись «от других мальчиков на почтительное расстояние», оставшись один, он «поднялся на вершину горы Ландескроне. Среди больших красных камней он заметил проём или вход, заросший кустарником». Проникнув через него вовнутрь, Яков обнаружил клад. Однако это зрелище «повергло его в содрогание», и он ушёл, не взяв ничего. «И вот что замечательно, – добавляет его биограф, – хотя он часто потом забирался к этому месту вместе с другими мальчиками-пастухами, но ему более уже не попадался этот вход».
Когда Я. Бёме был учеником сапожника, с ним произошёл ещё один необычный случай.
Однажды некий человек «в простой и самой обычной одежде, но при этом выглядящий достойно и благородно, зашёл в лавку и попросил продать пару башмаков». В тот момент «не было ни хозяина, ни хозяйки», и в их отсутствие Яков не решался продать что-либо.
Посетитель настаивал, и тогда Яков, чтобы как-то отказать ему, назвал завышенную цену. Незнакомец «заплатил все деньги, не выразив ни малейшего возражения или несогласия, и, взяв башмаки, ушёл».
«Но, отойдя немного от лавки, он внезапно остановился и позвал… "Яков! Выйди ко мне!"» Его голос прозвучал «значительно и громко». Обращение по имени от неизвестного «изумило юношу; но, собравшись, он встал и вышёл…».
Взгляд незнакомца «был серьёзен и исполнен любви, глаза блестели». Взяв Я. Бёме «за правую руку и пристально глядя», таинственный посетитель произнёс: «Яков, ты мал, но станешь велик – совсем иным человеком, на удивление миру. Будь же молодцом, бойся Бога, чти Его слово – пусть твоей первой радостью будет чтение Священного Писания. В нём ты найдёшь поддержку и утешение, ибо много тебе предстоит претерпеть бедствий, нужды и гонений. Но будь спокоен и твёрд: Бог любит тебя и будет милостив к тебе!»
Затем он, пожав руку и пристально поглядев на него, ушёл…»
Жизнь Якова на самом деле была наполнена не только Божьими откровениями, но и тяжелыми гонениями и скорбями. Впрочем, это совершенно типично для всех последователей Христа.
Слова незнакомца, сам его облик явственно запечатлелись в сознании Я. Бёме.
После этой встречи как бы новое дыхание открылось в «серьёзности и внимательности, с какими он делал всякую работу».
Также после этого случая Я. Бёме впервые пережил состояние озарения. «Отец Небесный даст Духа Святого просящим у Него», – сказано в Евангелии, – и через это утешительное обетование, как пишет А. фон Франкенберг, Я. Бёме «был пробуждён в своём сердце».
Он стал «страстно и не прерываясь молиться», пока не был восхищён к Высшему созерцанию. По словам самого Я. Бёме (приведённым его биографом), «он, будучи окружён божественным Светом в течение семи дней подряд, находился в состоянии высочайшего блаженного ви́дения Бога и переживания экстатических радостей Его Царства».
Теперь Я. Бёме с ещё большей силой устремился к духовной жизни. Его усилия подвигли его к тому, что он «не мог слышать непристойные и пустые разговоры, тем более – кощунства и ругательства». Даже мастера, у которого он тогда работал, он пытался сдержать от подобных поступков.
Жизнь Я. Бёме явила образ, весьма отличный от обычного обывательского, что вызвало «насмешки и упрёки» в его адрес. Мастер же, «будучи не в силах снести рядом с собой такого домашнего проповедника», расстался с ним.
В 1600 году Я. Бёме «второй раз был восхищен божественным светом». Взглянув на блик на оловянном сосуде, сияние которого было «божественно-чудесно», он узрел «сокровенное основание или центр непостижимой скрытой природы».
«В этом свете дух мой вскоре проник зрением всё, и во всех тварях, а также в зелени и траве, познал Бога, кто Он есть, и как Он есть, и какова Его воля…» – опишет этот момент впоследствии сам Я. Бёме.
Я полагаю, что этот его опыт можно соотнести с опытом премудрого Соломона, который «говорил о деревах, от кедра, что в Ливане, до иссопа, вырастающего из стены; говорил и о животных, и о птицах, и о пресмыкающихся, и о рыбах» (3Цар.4:33).
Кстати, Бёме является родоначальником западной софиологии — учения о Премудрости Божией.
В этом состоянии Я. Бёме ощущал необычайную радость. «Каково же было ликование в духе, я не могу ни описать, ни высказать: и это не может быть сравнено ни с чем, как лишь когда посреди смерти рождается жизнь; ещё можно сравнить это с воскресением из мёртвых», – писал он позднее.
Несмотря на пережитое, Яков вернулся к своим земным обязанностям. О своём открытии он «упоминал лишь немного или же – ничего».
Через десять лет, в 1610 году, Я. Бёме вновь пережил духовное озарение.
Теперь он решает записать, «чтобы не упустить из памяти», свои духовные прозрения. Так появляется его первая книга «Утренняя заря в восхождении» или «Аврора» (1612).
Несмотря на трудный для современного восприятия язык Я. Бёме, его тексты обладают неизъяснимой притягательной силой, каким-то особым обаянием достоверности и убедительности.
Я. Бёме пишет: «…Бог не глядит на чьё-либо имя или рождение; но кто ходит в любви Божией, тот ходит в свете, свет же есть сердце Божие. А водворившегося в сердце Божием кто извергнет оттуда? Никто, ибо он рождается в Боге».
«…пусть никто не думает, что диавол сможет вырвать у него из сердца дела света, – говорит Я. Бёме, – ибо он не может ни видеть, ни постигать их; и как бы он ни бушевал и ни неистовствовал… не отчаивайся; не вноси только сам дел гнева в свет твоего сердца, и тогда душа твоя будет в безопасности от глухого, немого и слепого для света диавола».
Согласно Франкебергу, он знал точный час смерти заранее и воспринимал тот момент как переход в рай под звуки слышимой им, но неслышимой его сыном музыки.
Большим уважением пользовался Яков Бёме у русских мистиков начала XIX столетия, которые считали его одним из ангелов, описанных в Апокалипсисе. Тютчев считал Бёме одним «из величайших умов, которые когда-либо проходили земное поприще». Восторженно отзывался о Бёме и Александр Герцен в «Письмах об изучении природы» (1845). Особенно значительно влияние Бёме на развитие русской религиозной философии в лице таких её представителей, как Владимир Соловьев (1853—1900), Семён Франк (1877—1950), Николай Бердяев (1874—1948).
К настоящему моменту идеи Я. Бёме вполне укоренились в отечественной духовной культуре, найдя, быть может, более благодатную почву, чем в Европе. Примечателен взгляд со стороны – так, по словам Карлоса Гилли (Carlos Gilly), западного исследователя, «никакая другая духовная культура в мире не восприняла так много из философского наследия Бёме, как культура русского народа».
КРАТКИЙ ОБРАЗЕЦ ИСПОВЕДИ ПРЕД ОЧАМИ БОЖЬИМИ (ЯКОВ БЁМЕ)
ПРОСТАЯ ДУХОВНАЯ ПРАКТИКА ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ ХРИСТИАН
