История Смита о попытке мошенничества нанесла серьезный удар, но Ози не умер бы так быстро, если бы не поток последующих историй, многие из которых основывались на информации от людей, которые там работали. Для нас неделя закрытия Ozy показалась нам виртуальным воссоединением. Мы собрались у постели умирающего патриарха. Многие из моих бывших коллег полагали, что Уотсон был причастен к Пипергейту, если не сам имитатор, потому что они не могли представить, что он не контролировал бы все аспекты потенциальной многомиллионной сделки. (Уотсон утверждает, что не знал заранее о выдаче себя за другое лицо, а Рао ничего не сказал публично.) Мы жаловались на ущерб, нанесенный нашим резюме, и на годы работы и добросовестности, которые мы дали компании. Предварительно мы спросили друг друга, разговаривали ли мы с журналистами, и если да, то с какими именно. Мы порылись в поисках трудовых договоров и проанализировали их: подадут ли нам в суд, если мы поговорим? Можно ли связать ту или иную неофициальную историю с человеком? Мы критиковали появляющиеся истории за пренебрежение определенными ракурсами или упущение из виду саму журналистику. Некоторые из нас сказали, что не можем говорить об этом ни с кем, не говоря уже о репортере. Больше всего, я думаю, мы спрашивали себя, почему мы остались так долго.