Любите ли вы мастерить? Выпиливать лобзиком на фанере, плести корзиночки из газет бесплатных объявлений, вяжете носочки, которых в магазине точно не купишь и которые вся облагодетельствованная вами родня хранит на нижних полках шкафов, благодарно перекладывая во время генеральных уборок, потому как они, хотя и мастерски связаны из натуральной шерстяной пряжи, но в тапки не влезают, наверное, можно бы и без тапок, однако легче отучить кусаться пожилого жирного йорка Фаины Авенировны из первого подъезда, чем носки эти даже после сотой стрики, впрочем, до такого кощунства Вы не докатитесь...
Умеете плести радужные авоськи-сидорки, которые помогут Вашим друзьям здорово сэкономить, а главное будут долгие годы верой и правдой спасать планету, ну Вы сами знаете от чего?
Или картины пишете? Наверняка вам знаком хоть один из тех художников, который вообще не умеет рисовать и которому пришлось создавать новое направление в искусстве попутно с серией философских концепций, иначе как, спрашивается, выставляться?
Любит он мастерить: натягивает холст, наскоро грунтует, потом кропит холодными красками, вертит, направляя причудливые потоки, входит в экстаз, затем уже со спокойной головой и горячим сердцем берёт "тёплые" баночки и аккуратно льёт на полотно - как только образуются ровные круги - сразу за кисть прорабатывать мелкие детали. И вуаля! Ценителям предстаёт полотно "Поверхность лунного грунта. Зима".
Впрочем, кто запретит художнику изобразить , например, эту же поверхность вечером, ночью или, скажем, осенью. Или Вы всерьёз полагаете, что на Луне не бывает осени?
После планет Галактики перейти к изображению пейзажей небесных тел остальных созвездий Вселенной, попутно пополняя свой научный багаж по астрономии и при этом развиваясь как самобытный художник?
Тамара тоже любила создавать вещи своими руками, вернее, не создавать, а воссоздавать, собирая повсюду, где только можно и нельзя - старую мебель разбирать по косточкам в гараже, шкурить и грунтовать дощечки, покрывать дорогой финской краской, собирать заново, в общем, вдыхать новую жизнь.
Страсть эта заставляла каждую минуту свободного времени на работе, стыдливо закрывая собою монитор, рыскать по виртуальным барахолкам, вести долгие переписки с продавцами, торговаться.
Теперь понятно, почему во время тихой охоты в дачном лесу, когда Тамара с мужем набрели на гору мусора, супруги испытали противоположные чувства. Григорий Иванович - злость и возмущение: совсем обнаглели, уже и лес загадили, до свалки не довезти! А Тамара - восторг.
Среди кусков замшелого шифера, ломаных досок, облезлых дверей и рыхлой, гнутой дождями фанеры взглядом джек-лондонского золотоискателя она вычленила то, что заставило её сердце усиленно биться. Вершину мусорной горы, словно корона на косматой голове лесного царя, венчала, как показалось сначала близорукой Тамаре, небольшая изящная табуреточка. Впрочем, угадать табуреточку в этом хаосе выцветшего драпа, перекрученных пружин и облезлых деревяшек могло только такое алчущее сердце собирателя, какое было у Тамары. Опустив на землю корзинку, Тамара принялась решительно карабкаться по доскам, стараясь дотянуться до своего сокровища. Муж едва успел подхватить её, когда она скатилась с добычей обратно.
Григорий Иванович хорошо знал свою Тамару, поэтому, взяв из рук супруги дощечки и смирившись с окончанием лесной прогулки, направился к автомобилю, следом семенила радостная жена.
По возвращении домой потерявшая всякое чувство долга, времени и необходимости заниматься домашним хозяйством Тамара скрылась со своей находкой в гараже, приспособленном под мастерскую. Там она возилась до позднего вечера.
Поужинав жареной картошкой с грибами, посидев недолго за чаем, супруги отправились спать. Тамара, засыпая, видела перед собой свою табуреточку (вернее - банкетку), разобранную в ожидании чуда воскрешения, и уже представляла себе, как утром, не отвлекаясь ни на что, сразу же побежит в мастерскую.
Ночью её разбудили странные звуки: ещё не понимая, во сне они или наяву, лежала с закрытыми глазами и прислушивалась - плакал ребенок, ну как плакал: всхлипывал и задыхался, как это бывает у детей после долгих рыданий, но только тихо-тихо, захлебываясь на вдохе.
Тамара открыла глаза и увидела в дальнем самом тёмном углу скрюченную детскую фигурку, сначала ей показалось, что это девочка лет семи-восьми, худенькая, с вытянутым личиком и коротко под машинку остриженными волосами - сбила с толку длинная до острых трясущихся коленок рубаха.
Когда ребенок заметил Тамарин взгляд - затрясся ещё горше, закрывая голову руками, тихонечко заскулил:
- Тё-её-тя, тё-ё-тенька, отдайте, отдайте мне, вам же зачем это, отдайте, тетенька, я же знаю-ю-ю, ты до-о-обрая...
Тамара сбросила одеяло, кинулась к ребенку. Но в углу никого не оказалось - темнота. Она подошла к окну, раздвинула занавески, постояла у форточки, вдыхая холодный воздух. Затем вернулась и заснула, уже не просыпаясь, до утра.
Тамаре редко снились сны, а если и снились, то что-нибудь из школьного детства - яркое, красочное. Маленькая фигурка в ночной сорочке весь день не выходила из головы. До вечера собирала банкеточку, клеила столярным клеем корпус сидения, зажимала в тиски. На завтрашний день запланировала съездить в город за пружинным блоком и шёлком - сиденье непременно должно быть шёлковое в желтых "турецких огурчиках" на бледно-фисташковом фоне, Тамара уже представляла свою прелесть на законном месте в гостиной между ажурным столиком и старинным бюро с конторками.
За ужином засиделись до полуночи: смотрели старую французскую драму с детективным сюжетом, хоть и не в первый раз, и финал был известен, но досмотрели до конца.
Засыпая, вспомнила про вчерашний черно-белый сон, подумала, что сегодня после старого фильма, наоборот, должен быть цветной...
Проснулась от того, что почувствовала на себе тяжёлый неотрывный взгляд. Точно, в углу та же фигурка: тоненькая, личико прозрачное, уже не плачет, только следит угрюмо исподлобья .
Тамара была не робкого десятка, неприятности встречала лицом, потому начала первая:
-Как тебя зовут? Из мёртвых? Могу в церковь сходить за тебя завтра же. Помолиться.
-Ванечка... Не знаю... Нет, тетенька, не надо... Лучше верни мне моё и отпусти, тебе же не жалко!
-Я тебя не знаю, Ванечка. И твоё не могла взять, у меня ничего твоего нет.
-Отдай, тетенька, ну пожа-а-а-луйста!- заплакал, застонал тихонечко.
Тамара вскочила, чтобы бежать успокоить. Муж сел, обнял за плечи, прижал к себе:
-Приснилось что, Тамарочка? Говоришь во сне... Страшное что-то?
-Нет, не страшное... Так.
Утром поехали в город, зашла в храм, постояла в пустынной тишине, смотрела, как прыгают-дрожат огонёчки. Где-то там Ванечка?
Купила шёлк, кант, войлочную подкладку, краску.
После обеда отводила душу в мастерской до самого вечера.
Сегодня легли пораньше. Тамара заснуть себе не дала, устроилась в подушках, глаза закрыла и слушает.
Шорох в углу, чуть ощутимое движение.
-Ты, Ванечка?
-Я, тётенька.
-Что тебе дать, Ванечка? Возьми, что хочешь, мне не жалко.
Мальчик заплакал, обнял коленки, ножки тоненькие, как прутики, раскачивается из стороны в сторону, горе свое баюкает.
И тут сквозь тёмную завесу различила Тамара, как люди в серых кителях уводят мужчину с маленьким чемоданчиком, а за ним молодую заплаканную женщину в сиреневом бархатном плаще, а потом толстая тётка берёт за плечи Ванечку, грубо выдёргивает из темного угла, как ведут Ванечку по серым длинным коридорам, трут грязной мочалкой в холодном корыте, стригут наголо. Как другие детдомовцы бьют Ванечку, накрывают одеялом, смеются, он всё зовёт на помощь маму, но та не приходит.
Скучно Ванечке, холодно в большом старом доме, отданном новой властью ничейным детям. Встаёт Ванечка ночью, идёт в комнату, где днём отдыхают воспитатели. Берет табуреточку, стараясь ступать мышкою, тащит её на чердак по лесенке, ставит аккуратно под веревочкой...
-Не смей, Ванечка!
Муж держит крепко Тамару, не дает провалиться в чёрное, будит:
-Приснилось что, Тамарочка?
-Мальчик!
Григорий Иванович вздрагивает всем телом, обнимает Тамару, качает, как маленькую.
Вспоминает - был у них мальчик, очень-очень давно, родился раньше срока, прожил день и умер. Григорий Иванович представляет, как несёт маленького мальчика в голубом одеяльце - куклу в коробке - и не чувствует ничего. А теперь обнял Тамару, слезы сами льются из глаз, не остановить, да и нужно ли...
Проплакали вместе и заснули крепко.
Утром принесла из гаража Тамара новую свою банкеточку, в угол спальни поставила - в гостиной, конечно, лучше, но и так хорошо.
А два месяца спустя ехали в Калугу в детский дом, где для них уже подобрали кандидатов. Но они решили, что выбирать не будут - кого первым покажут, того и возьмут. Тамара была уверена, что это будет мальчик, Григорий Иванович же сомневался и надеялся втайне, что девочка...