Чрезвычайно выгодно иметь возможность подвести ряд исследований под формулу одной проблемы. Ибо таким образом мы не только облегчаем наш собственный труд, поскольку четко определяем его для себя, но и облегчаем другим возможность решить, справедливо ли мы отнеслись к нашему начинанию. Собственно проблема чистого разума, таким образом, содержится в вопросе: “Как возможны синтетические суждения априори?”
То, что метафизическая наука до сих пор оставалась в таком колеблющемся состоянии неопределенности и противоречия, можно объяснить только тем фактом, что эта великая проблема и, возможно, даже различие между аналитическими и синтетическими суждениями не сразу пришли в голову философам. От решения этой проблемы или от достаточного доказательства невозможности априорного синтетического знания зависит существование или падение науки метафизики. Среди философов Дэвид Юм ближе всех подошел к этой проблеме; и все же она никогда не приобретала в его сознании достаточной точности, и он не рассматривал этот вопрос во всей его универсальности. Напротив, он остановился на синтетическом положении о связи следствия с его причиной (principium causalitatis), настаивая на том, что такое положение априори невозможно. Таким образом, согласно его выводам, все, что мы называем метафизической наукой, является простым заблуждением, возникающим из воображаемого проникновения разума в то, что на самом деле заимствовано из опыта и чему привычка придала видимость необходимости. Против этого утверждения, разрушительного для всей чистой философии, он был бы настороже, если бы перед его глазами стояла наша проблема в ее универсальности. Ибо тогда он понял бы, что, согласно его собственному аргументу, также не может быть никакой чистой математической науки, которая, несомненно, не может существовать без априорных синтетических предложений,—абсурд, от которого его хорошее понимание, должно быть, спасло его.
В решении вышеуказанной проблемы одновременно постигается возможность использования чистого разума в основании и построении всех наук, которые содержат теоретические знания априори об объектах, то есть ответ на следующие вопросы:
Как возможна чистая математическая наука?
Как возможно чистое естествознание?
В отношении этих наук, поскольку они, безусловно, существуют, можно с полным правом спросить, как они возможны?—ибо то, что они должны быть возможными, доказывается фактом их реального существования.[9] но, как и в его метафизике, мизерный прогресс, он до сих пор сделал, и тот факт, что ни одна система еще не вывел вперед, насколько это касается его истинной целью, можно ли сказать, что эта наука действительно существует, оставляет один на свободе сомневаться с разумом в саму возможность своего существования.
[9] Что касается существования чистой естественной науки или физики, возможно, многие все еще могут выражать сомнения. Но нам нужно только взглянуть на различные положения, которые обычно рассматриваются в начале надлежащей (эмпирической) физической науки—те, например, которые касаются постоянства одного и того же количества материи, vis inertiae, равенства действия и реакции и т. Д.,—чтобы вскоре убедиться, что они образуют науку чистой физики (physica pura или rationalis), которая вполне заслуживает отдельного разоблачения как особая наука во всем ее объеме, будь то большая или ограниченная.
Тем не менее, в определенном смысле, такого рода знания, несомненно, должны рассматриваться как данные; другими словами, метафизику следует рассматривать как реально существующую, если не как науку, то, тем не менее, как естественное свойство человеческого разума (metaphysica naturalis). Ибо человеческий разум, без каких-либо побуждений, приписываемых простому тщеславию великого знания, непрестанно продвигается, побуждаемый своим собственным чувством необходимости, к таким вопросам, на которые нельзя ответить никаким эмпирическим применением разума или вытекающих из него принципов; и поэтому в каждом человеке действительно когда-либо существовала какая-то система метафизики. Она будет существовать всегда, как только разум пробудится к осуществлению своей способности размышлять. И теперь возникает вопрос: “Как возможна метафизика как естественное предрасположение?” Другими словами, как из природы универсального человеческого разума возникают те вопросы, которые чистый разум предлагает самому себе и на которые он побуждается своим собственным чувством необходимости ответить как можно лучше?
But as in all the attempts hitherto made to answer the questions which reason is prompted by its very nature to propose to itself, for example, whether the world had a beginning, or has existed from eternity, it has always met with unavoidable contradictions, we must not rest satisfied with the mere natural disposition of the mind to metaphysics, that is, with the existence of the faculty of pure reason, whence, indeed, some sort of metaphysical system always arises; but it must be possible to arrive at certainty in regard to the question whether we know or do not know the things of which metaphysics treats. We must be able to arrive at a decision on the subjects of its questions, or on the ability or inability of reason to form any judgement respecting them; and therefore either to extend with confidence the bounds of our pure reason, or to set strictly defined and safe limits to its action. This last question, which arises out of the above universal problem, would properly run thus: “How is metaphysics possible as a science?”
Thus, the critique of reason leads at last, naturally and necessarily, to science; and, on the other hand, the dogmatical use of reason without criticism leads to groundless assertions, against which others equally specious can always be set, thus ending unavoidably in scepticism.
Кроме того, эта наука не может иметь большого и грозного распространения, потому что она имеет дело не с объектами разума, разнообразие которых неисчерпаемо, а просто с самим Разумом и его проблемами; проблемами, которые возникают из ее собственной груди и предлагаются ей не природой внешних вещей, а ее собственной природой. И когда однажды Разум уже сможет полностью осознать свою собственную силу в отношении объектов, с которыми он встречается в опыте, будет легко надежно определить степень и пределы ее попыток применения к объектам, выходящим за рамки опыта.
Поэтому мы можем и должны рассматривать попытки, которые до сих пор предпринимались для догматического утверждения метафизической науки, как несуществующие. Ибо то, что из анализа, то есть простое расчленение понятий, содержится в том или ином, не является целью, а лишь подготовкой к собственно метафизике, которая имеет своей целью расширение посредством синтеза нашего априорного знания. И для этой цели простой анализ, конечно, бесполезен, потому что он показывает только то, что содержится в этих концепциях, но не то, как мы приходим к ним априори; и это ее долг показать, чтобы впоследствии иметь возможность определить их действительное применение по отношению ко всем объектам опыта, ко всем знаниям в целом. Но на самом деле требуется немного самоотречения, чтобы отказаться от этих притязаний, видя неоспоримые и в догматическом порядке неизбежные противоречия Разума с самим собой, которые уже давно разрушили репутацию каждой системы метафизики, появившейся до этого времени. Потребуется больше твердости, чтобы оставаться невозмутимым трудностями изнутри и противодействием извне, от попыток с помощью метода, совершенно противоположного всем тем, которым до сих пор следовали, способствовать росту и плодотворности науки, необходимой для человеческого разума,—науки, от которой может быть отрезана каждая ветвь, которую она породила, но корни которой остаются неразрушимыми.
VII. Идея и разделение Определенной науки под названием "Критика чистого разума".
Из всего сказанного вытекает идея особой науки, которую можно назвать Критикой Чистого разума. Ибо разум-это способность, которая дает нам принципы априорного знания. Следовательно, чистый разум-это способность, содержащая принципы познания чего-либо абсолютно априорного. Органон чистого разума был бы сводом тех принципов, в соответствии с которыми только и могут быть получены все чистые познания априори. Полностью расширенное применение такого органона дало бы нам систему чистого разума. Поскольку это, однако, требует многого, и все же сомнительно, возможно ли здесь какое-либо расширение наших знаний или, если да, то в каких случаях; мы можем рассматривать науку о простой критике чистого разума, его источников и пределов, как пропедевтику системы чистого разума. Такую науку не следует называть доктриной, а только критикой чистого разума; и ее использование в отношении спекуляции было бы только негативным, не для расширения границ, а для очищения нашего разума и защиты его от ошибок, что само по себе является немалой выгодой. Я применяю термин "трансцендентальный" ко всему знанию, которое связано не столько с объектами, сколько с способом нашего познания этих объектов, поскольку этот способ познания возможен априори. Систему таких концепций можно было бы назвать трансцендентальной философией. Но это, опять же, все еще выходит за рамки нашего настоящего очерка. Ибо, поскольку такая наука должна содержать полное изложение не только нашего синтетического априорного, но и нашего аналитического априорного знания, она имеет слишком широкий диапазон для нашей нынешней цели, потому что нам не требуется проводить наш анализ дальше, чем необходимо для понимания в полном объеме принципов априорного синтеза, с которыми мы должны иметь дело. Это исследование, которое мы не можем должным образом назвать доктриной, а только трансцендентальной критикой, потому что оно направлено не на расширение, а на исправление и руководство нашим знанием и должно служить пробным камнем ценности или бесполезности любого априорного знания, является единственной целью нашего настоящего эссе. Следовательно, такая критика, насколько это возможно, является подготовкой к органону; и если этот новый органон окажется несостоятельным, по крайней мере, для канона чистого разума, в соответствии с которым полная система философии чистого разума, независимо от того, расширяет она или ограничивает границы этого разума, однажды может быть изложена как аналитически, так и синтетически. Ибо то, что это возможно, более того, что такая система не настолько велика, чтобы исключить надежду на ее когда-либо завершение, очевидно. Ибо здесь мы имеем дело не с природой внешних объектов, которая бесконечна, а исключительно с разумом, который судит о природе объектов, и, опять же, с разумом только в отношении его априорного познания. И объект наших исследований, поскольку его следует искать не снаружи, а целиком внутри нас самих, не может оставаться скрытым и, по всей вероятности, достаточно ограничен, чтобы его можно было полностью изучить и справедливо оценить в соответствии с его ценностью или бесполезностью. Еще меньше пусть читатель ожидает здесь критики книг и систем чистого разума; наша нынешняя цель - исключительно критика самой способности чистого разума. Только когда мы делаем эту критику своей основой, мы обладаем чистым пробным камнем для оценки философской ценности древних и современных трудов на эту тему; и без этого критерия некомпетентный историк или судья принимает решение и исправляет необоснованные утверждения других своими собственными, которые сами по себе имеют столь же мало оснований.
Трансцендентальная философия-это идея науки, для которой Критика Чистого разума должна обрисовать весь план архитектонически, то есть исходя из принципов, с полной гарантией достоверности и стабильности всех частей, входящих в здание. Это система всех принципов чистого разума. Если эта Критика сама по себе не претендует на звание трансцендентальной философии, то только потому, что, чтобы быть целостной системой, она должна содержать полный анализ всех человеческих знаний априори. Действительно, наша критика должна представить нам полное перечисление всех радикальных концепций, составляющих упомянутое чистое знание. Но от полного анализа самих этих концепций, а также от полного исследования тех, которые из них вытекают, она разумно воздерживается; отчасти потому, что было бы отклонением от цели заниматься этим анализом, поскольку этот процесс не сопровождается трудностями и ненадежностью, которые можно найти в синтезе, которому полностью посвящена наша критика, и отчасти потому, что было бы несовместимо с единством нашего плана обременять это эссе подтверждением полноты такого анализа и дедукции, с которыми, в конце концов, мы в настоящее время не имеем ничего общего. Этой полноты анализа этих радикальных концепций, а также вывода из априорных концепций, которые могут быть даны в результате анализа, мы, однако, можем легко достичь при условии, что мы обладаем всеми этими радикальными концепциями, которые должны служить принципами синтеза, и что в отношении этой главной цели ничего не требуется.
To the Critique of Pure Reason, therefore, belongs all that constitutes transcendental philosophy; and it is the complete idea of transcendental philosophy, but still not the science itself; because it only proceeds so far with the analysis as is necessary to the power of judging completely of our synthetical knowledge à priori.
Главное, на что мы должны обратить внимание при разделении частей такой науки, как эта, состоит в том, что в нее не должны входить понятия, содержащие что-либо эмпирическое; другими словами, априорное знание должно быть полностью чистым. Следовательно, хотя высшие принципы и фундаментальные концепции морали, безусловно, являются априорными познаниями, все же они не принадлежат трансцендентальной философии; потому что, хотя они, безусловно, не закладывают концепции боли, удовольствия, желаний, склонностей и т. Д. (которые все имеют эмпирическое происхождение), в основе его предписаний, но все же в концепции долга—как препятствия, которое необходимо преодолеть, или как побуждения, которые не следует превращать в мотив,—эти эмпирические концепции обязательно должны войти в построение системы чистой морали. Следовательно, трансцендентальная философия-это философия чистого и чисто умозрительного разума. Ибо все практическое, поскольку оно содержит мотивы, относится к чувствам, а они относятся к эмпирическим источникам познания.
Если мы хотим разделить эту науку с универсальной точки зрения науки вообще, она должна понимать, во-первых, Учение об Элементах и, во-вторых, Учение о Методе чистого разума. У каждого из этих основных подразделений будут свои подразделения, отдельные причины которых мы не можем здесь подробно описать. Для введения предчувствия кажется необходимым лишь то, что существуют два источника человеческого знания (которые, вероятно, происходят из общего, но нам неизвестного корня), а именно чувство и понимание. В первом случае нам даны объекты, во втором - мысль. Поскольку чувственная способность может содержать априорные представления, которые формируют условия, при которых даны объекты, постольку она принадлежит трансцендентальной философии. Трансцендентальное учение о чувствах должно составлять первую часть нашей науки об элементах, потому что условия, при которых только и даны объекты человеческого знания, должны предшествовать тем, при которых они мыслятся.