Найти тему
Around Art

Мстислав Добужинский: художник, чей карандаш выхватывал суть вещей и открывал новые миры. Ч.1

Заметки о выставке «Мстислав Добужинский; Странник»: живопись и графика из частного собрания в Музее дома русского зарубежья имени Александра Солженицына

Автор: Галина Мумрикова

О Добужинском написаны такие мощные монографии, что повторять что-либо их них просто бессмысленно. И сам он блестяще владел пером, вспоминая свое детство, юность, учебу. Он не занимался политикой, но был вовлечен в мир художественных школ, разнообразных течений в искусстве, сталкивался с интереснейшими людьми, и его карьера как художника складывалась отнюдь не плохо. Учился в университете, ездил по Европе, был участником «Мира искусства». «…с этого времени (конец 1902 г.) началось мое сближение с кругом «Мира искусства», - писал Добужинский в своих «Воспоминаниях», - а с Бенуа, Бакстом, Лансере и с Сомовым скоро возникла и дружба. Своим дальнейшим развитием я больше всего обязан Александру Бенуа. Его критику я неизменно любил, она всегда была для меня чрезвычайно ценной, потому что он, как никто, знал все мое художественное развитие с самых первых шагов…»

Вид из окна. Россия. Витебск. 1919. Бумага, акварель
Вид из окна. Россия. Витебск. 1919. Бумага, акварель
Интерьер в Холомках. Россия. 1922. Бумага, сепия, гуашь
Интерьер в Холомках. Россия. 1922. Бумага, сепия, гуашь
Рабочий угол художника. Россия, Санкт-Петербург. 1924, бумага, карандаш
Рабочий угол художника. Россия, Санкт-Петербург. 1924, бумага, карандаш

После революции 1917 года Добужинского избрали профессором кафедры декоративного искусства художественного факультета при Институте фотографии и фототехники в Петрограде. Потом он организовал свою студию, в 1922-м стал профессором Академии художеств. Но – быт заедал, конечно. Нехватка того-сего, нехватка времени на творчество, холод. Недаром же он писал в своих «Воспоминаниях»: «Я пережил в Петербурге все революционные годы. С революцией 1917 года Петербург кончился. На глазах город умирал смертью необычайной красоты…»

Малая Ижора. Столовая в сумерках. Россия. 1921. Картон, бумага, пастель
Малая Ижора. Столовая в сумерках. Россия. 1921. Картон, бумага, пастель
Никольский рынок на Крюковом канале. Санкт-Петербург. 1922. Бумага, тушь
Никольский рынок на Крюковом канале. Санкт-Петербург. 1922. Бумага, тушь
Балаган в Харлеме. Нидерланды. 1910. Бумага, акварель, гуашь
Балаган в Харлеме. Нидерланды. 1910. Бумага, акварель, гуашь
Вид на Харлем. Нидерланды. 1927. Бумага, уголь
Вид на Харлем. Нидерланды. 1927. Бумага, уголь

Как художник оказался в эмиграции – вопрос даже странный. Ведь уезжал ненадолго в Литву, вроде как в командировку. Было это в 1923-м. А потом вояж по городам Европы, персональные выставки. Участвовал в театральных постановках в Европе, но у русских режиссеров. Пытался стать парижанином. «…Я не умею ни искать, ни поддерживать «нужных» знакомств, - писал он в одном из писем друзьям. - Это мне противно и просто скучно, а без этого невозможно в милом Париже!..»

В душе он был крепко-накрепко связан с русским искусством, с Россией. Он не был эмигрантом по убеждению, а, скорее, стал им поневоле. Он не посещал разные города – он их открывал для себя, для других, для истории. Сейчас, по прошествии времени, когда многим рисункам исполнилось или вот-вот исполнится сто лет, они особенно ценны, потому что бесценны и потому что отразили целую эпоху, в которой художник видел то, что не смогли увидеть современники. Жизнь. Быт. Ракурс. Определенный срез истории. Добужинский однажды сказал: «Картина должна действовать, по-моему, не только на ум, а на душу, должна, как музыка, содержать в себе нечто несознательное». Несознательное – не значит без смысла, без идеи. Его смысл был закольцован глубоким восторгом восприятия. И потому все простое, что он изображал, было и остается понятным, искренним и неповторимым.

Петербургские мотивы Добужинского известны каждому интеллигенту – по ним можно изучать историю города.

Вид из окна – что может быть проще? Кусочек Витебска 1919-го года. Неяркая акварель. Город лишь угадывается, а сколько мощи, силы ощущается в маковках соборов! Бумага, сепия, гуашь – и вот интерьер в псковских Холомках, где находилось имение князя Гагарина, превращенное в Ленинградский дом искусств. В нем Добужинский со товарищи часто отдыхал. Почему хочется вглядываться в карандашный рисунок, на котором всего лишь рабочий уголок художника? Ответа нет. Потом у что это то самое «несознательное». А вид на Харлем, написанный в 1927 году? За сто лет здесь, по сути, ничего не изменилось. Не изменилась уютность крошечного городка, которую так трогательное передал художник.

Вечный повеса. Франция. Париж. 1923. Картон, гуашь
Вечный повеса. Франция. Париж. 1923. Картон, гуашь
Абстрактная композиция. Франция Париж. 1929. Картон, масло
Абстрактная композиция. Франция Париж. 1929. Картон, масло
Завод Рено в Париже. Франция. 1929. Картон, гуашь
Завод Рено в Париже. Франция. 1929. Картон, гуашь
Квартал в Отейё. Франция. Париж. 1927. Картон, гуашь
Квартал в Отейё. Франция. Париж. 1927. Картон, гуашь
Терраса в Бельвю в Медоке. Франция. 1947. Бумага, тушь
Терраса в Бельвю в Медоке. Франция. 1947. Бумага, тушь
Улица Томб Иссуэр в Париже. Франция. 1927. Бумага, сангина
Улица Томб Иссуэр в Париже. Франция. 1927. Бумага, сангина
Натюрморт. Франция. Париж. 1929. Холст, масло
Натюрморт. Франция. Париж. 1929. Холст, масло

И довольно сложные взаимоотношения с Парижем. Он им проникся, принял, но не сразу. В своих «Воспоминаниях» Добужинский писал: «Я тонул и терялся, очутившись совершенно один в этом гигантском Париже, и в то же время совсем не было жутко, наоборот, мило и уютно – меня окружала какая-то пленительная и приветливая мягкость, точно все мне улыбалось в Париже, при этом кругом, на каждом шагу, было необыкновенно интересно и даже, странно сказать, я скоро почувствовал, что точно тут был когда-то, и город стал казаться почти своим и родным». Вот именно – почти. Многие улицы и уголки Парижа почти без людей. И вправду, Париж глазами русского странника предстает перед нами в единый предрассветный час таким, каким он открывался страннику камень за камнем, улица за улицей, нарядный или хмурый, рабочий, всякий. И даже натюрморт какой-то странный, но до мозга костей парижский: на столике невообразимый набор: бутылки, щетка, утюг, спички. А где хозяин? Хозяин придет. Ждем-с.

Продолжение следует

#искусство#выставки#графика#мстислав

добужинский#дом русского зарубежья#выставка

живопись и графика из частной коллекции#

изобразительное искусство#