Булгаков считал, что москвичей испортил квартирный вопрос. Спорить с мастером сложно, но все же необходимо отметить, что данном конкретном случае писатель пристрастен. Рассказываем, как было на самом деле.
Кто придумал «коммуналки»?
Вложив в уста Воланда эту фразу, Михаил Афанасьевич немного слукавил. Точнее выступал от самой пострадавшей от действий советской власти публики – хорошо обеспеченной интеллигенции и буржуа, которым пришлось основательно уплотниться и вообще покинуть свои многокомнатные хоромы. Большевики безжалостно подселили к ним пролетариат, реквизировали квартиры и национализировали домовладения. Если говорить о население в целом, то революция жилищные условия улучшила. Взять те же «коммуналки», которые стали символом первых десятилетий советской власти.
Начнем с того, что придумали их вовсе не большевики. Они скорее формализовали вопрос и сделали явление повсеместным. Нехватка жилья в городах российской империи начала ощущаться еще в начале 19 века, а когда начался промышленный бум в 1870 годах, квартир стало постоянно не хватать. Государство никакой осознанной политики не вело, дефицит кое-как закрывали застройщики. Количество построенных доходных домов с каждым годом увеличивалось, но не сказать, что строили их бешеными темпами. В той же Москве в 1885-90 годах было построено всего 18 доходных домов, в 1896-1900 годах – 56 домов, в 1901-1905 годах – 134 дома. За тот же период население первопрестольной выросло с 753 тысяч (1886г) до 1 345 тысяч человек (1907 г).
Строили, конечно, не только доходные дома. Заводчики возводили для своих работников целые кварталы, перестраивались «под сдачу» купеческие и дворянские особняки, даже амбары и сараи старались превратить в нечто жилое. Строились и дома «в складчину», но это было уже удовольствие не для всех. Стоимость трехкомнатной квартиры в таком случае переваливала за 10 тысяч рублей. Армейский генерал или чиновник в достаточно высоком ранге тайного советника получали в месяц всего 500 рублей и с официальной зарплаты позволить себе это не могли. Для учителя в школе, который получал 25 рублей или подпоручика с 70 рублями – это было вообще недостижимой мечтой. Поэтому большинство жителей городов Российской империи жилье снимало.
Большинство тех, кого уплотняли в двадцатых годах, жило не в своих квартирах, а в съемных. Платить за них тоже приходилось немало. Комфортабельное жилье с водопроводом и ватерклозетом стоило Москве 1000 рублей в год и это далеко не потолок. Условно рынок делился на маленькие, средние и барские квартиры. Стоимость аренды последних доходили и до пяти тысяч. Опять же, далеко не все потянули бы такие расходы. Поэтому приходилось искать вариант еще проще.
Любой москвич прекрасно знал, то значит снять «меблирашки» или «снять угол», а газеты того времени просто завалены предложениями снять комнату. Порядок цен был примерно таким: за комнату просили 15-25 рублей в месяц, за меблированные комнаты – 8-12 рублей (или 20-40 копеек в сутки), угол – 3-5 рублей. Надо подробнее описать что такое «снять угол». Позднее это выражение утратило этот смысл, но до революции это означало, что семья реально снимало огороженную занавесками часть комнаты. Кухня и удобства были общими. Это и были те самые коммуналки, хорошо знакомые по описанию быта СССР. Все общее, все на виду, минимум интимности, совершенно разные соседи, кухня с набором кастрюль и сковородок.
Типичное описание такого угла, правда в Санкт-Петербурге, есть у Достоевского: «Маленькая закоптелая дверь в конце лестницы, на самом верху, была отворена. Огарок освещал беднейшую комнату шагов в десять длиной; всю ее было видно из сеней. Все было разбросано и в беспорядке, в особенности разное детское тряпье. Через задний угол была протянута дырявая простыня. За нею, вероятно, помещалась кровать. В самой же комнате было всего только два стула и клеенчатый, очень ободранный диван, перед которым стоял старый кухонный сосновый стол, некрашеный и ничем не покрытый. На краю стола стоял догоравший сальный огарок в железном подсвечнике. Выходило, что Мармеладов помещался в особой комнате, а не в углу, но комната его была проходная».
Почему жители СССР радовались вначале появлению коммуналок?
Только барские квартиры предполагали привычный нам сейчас уровень комфорта. Примерно в трети «средних» квартир не было водопровода, в некоторых не было даже кухни. Однокомнатные квартиры вообще относились к эконом-классу и не могли похвастаться ни кухней, ни прихожей, ни какими-то удобствами. Максимум все это было общее на этаже или вообще находилось во дворе. Но и такие квартиры, комнаты или углы были доступны далеко не всем. Огромное количество народа жило в подвалах или в малопригодных для нормальной жизни местах. В СССР в школьной программе была повесть Владимира Короленко «Дети подземелья». В ней довольно подробно описан быт таких бедолаг.
Существующие заводское жилье тоже не отличалось комфортом. Эти общежития тогда называли казармы и быт там был довольно спартанский. Часть рабочих жило вообще на предприятиях, прямо в цехах. Для некоторых профессий – жить прямо в мастерской вообще было самым обычным делом. «Такие профессии и промыслы, как сапожный, портняжный, прачечный, коробочный, булочный, обычно связаны с фактом проживания если не всех, то по крайней мере части занятых в этих промыслах рабочих в самих мастерских. Все описанные выше коечно-каморочные и подвальные помещения зачастую являются в то же время и помещениями этих мастерских... а следовательно, обладают и всеми их недостатками для рабочих как их жильцов» (Сысин А. Очерки по оздоровлению г. Москвы. - Изв. Моск. гор. думы. Отдел общий, 1915).
Большевики начали бороться с этой несправедливостью сразу после прихода к власти. Уже в октябре Ленин в статье «Удержат ли большевики государственную власть?» так описывал решение жилищного вопроса: «Пролетарскому государству надо принудительно вселить крайне нуждающуюся семью в квартиру богатого человека… Отряд является в квартиру богатого, осматривает ее, находит 5 комнат на двоих мужчин и двух женщин. — „Вы потеснитесь, граждане, в двух комнатах на эту зиму, а две комнаты приготовьте для поселения в них двух семей из подвала. На время, пока мы при помощи инженеров (вы, кажется, инженер?) не построим хороших квартир для всех, вам обязательно потесниться».
В ноябре декретом «О земле» отменили частную собственность на землю. В мае 1918 года вышла программная работа Ленина «Государство и революция», в которой говорилась о необходимости государственного контроля за распределением жилья. В августе национализировалось все жилье в городах с населением больше 10 тысяч человек. Уже через год вводится так называемая норма жилой площади. Достаточным признается площадь 18 аршин на человека, это те самые 9 квадратных метров, на которые затем ориентировались все последующие годы. В мае 1920 года появляется Декрет СНК РСФСР «О мерах правильного распределения жилищ среди трудящегося населения», согласно которому вся жилплощадь сверх этой нормы изымалась и перераспределялась.
Ордера на вселение в квартиры буржуев на самом деле стали еще осенью 1918 года, но процедура была не самой простой, поэтому в той же Москве это коснулась вначале далеко не всех. Новую жилплощади в первый год после революции получило всего 20 тысяч человек. Во время Гражданской войны город пустел, появилась много брошенных квартир и вопрос зачастую, но не всегда, решался без выселения старых жильцов… А в 1920 года систему перераспределения упростили и формализовали, так что уплотнение стало массовым явлением. Только в Москве полмиллиона человек улучшили свои жилищные условия.
Можно понять радость человека, который перебирался из подвала на господский верхний этаж. Дворика, обычного работника или истопника как бы ставили на один уровень с хозяевами жизни. Но и ужас бывших жильцов тоже вполне предсказуем. К ним заселяли обычно не очень воспитанную и далеко не всегда приятную публику. Тот факт, что некий Иван Иванов добывает себе хлеб насущный тяжелым трудом на фабрике совсем не делал его хорошим соседом.
Впрочем, многие авторы, вспоминая уплотнение, как-то по умолчанию пишут, как будто эти вселенцы не просто вторгались в уютный быт барских квартир, но еще и покушались на их собственное жилье. Вот как раз собственниками уплотняемые как правило не были. Крупных домовладельцев большевики «перераспределили» еще в 1918 году. В двадцатых страдали обычные арендаторы, имеющие примерно такие же права, как новые жильцы. Особенно, с учетом того, то вся недвижимость была национализирована. Например, Борис Пастернак часто с тоской вспоминал, как прекрасная пятикомнатная квартира его отца на Волхонке подверглась набегу новых жильцов, но как-то обходит тот факт, что она была казенная. Леонид Осипович Пастернак получил ее как преподаватель Московского училища живописи, ваяния и зодчества.
Почему все же коммуналки стали раздражать?
После волны уплотнения в начале двадцатых годов многим даже показалось, что жилищная проблема благополучно решена. Например, полезная площадь в расчете на одного городского жителя возросла с 6,3 м² в 1917 до 8,8 м² в 1924 году. В совместном быте коммуналок большевики не видели нечего страшного. Он вполне вписывался в идеологию новой власти. Многие вообще считали, что в счастливом коммунистическом будущем люди будут жить в коммунах-общежитиях с общей столовой. Многие дома, которые строили в двадцатые и тридцатые годы, строились как большие коммуналки.
Например, по замыслу архитекторов в доме кооператива «Обрабстрой» в Басманном тупике, 10/12, столовая предполагалась на шестом этаже, для дома Наркомфина в Новинском бульваре, 25, корп. 1, рядом был построен коммунальный корпус, где задумывались столовая. Надо сказать, что совместный прием пищи москвичей не вдохновил, столовые так или не открыли, или пустовали. В общем, коммуны горожан не прельщали, в середине тридцатых от идеи отказались уже на уровне правительства.
Другая причина – это приток населения в города. Сразу после революции в 1920 году в Москве было чуть больше миллиона жителей, перед войной в 1939 году – уже больше четырех миллионов. В результате в середине 1934 году на одного москвича приходилось всего 4,2 кв. метра, а в рабочих слободках на окраинах тот показатель вообще приближался к 2 метрам. Как раз, чтобы поставить раскладушку. То есть, вместо того чтобы оказаться в барских условиях люди очутились в тех же бараках. При этом строительство шло медленно. Видимо инженер, который по мнению Ленина должен был построить жилье для народа, не справлялся. Наоборот, советская власть сама активно заселяла «временные» бараки вместо нормального жилья.
Третий и, пожалуй, самый важный фактор. С социальной справедливостью тоже все оказалось непросто. Жили в таких условиях далеко не все. Уже упоминаемый здесь Булгаков расписывал ужасы коммуналок, обитая в скромной трехкомнатной квартире с отельной кухней и санузлом. Приближенные к власти специалисты, чиновники, комсостав жили в отдельных благоустроенных квартирах. Пресловутыми 9 метрами нормы они себя не стесняли. Так что вопрос о необходимости расселения коммуналок и бараков стал актуальным еще до войны. Однако, по-настоящему массовое строительство жилья развернулось уже после нее.