Каждый год на Ивана Купалу Таисья ходила в лес искать цветок папоротника, который, по поверью, исполняет самые заветные желания. Вся деревня над ней смеялась: мол, глупая баба, самой за тридцать уже — а ума как у малолетки! Ну кто же в таком возрасте в сказки верит? Ладно ещё, когда девчонкой была, в короткой юбчонке по лесам скакала, как коза, — в юности-то всем чудес подавай. Но теперь-то чего? Пора бы уже оставить эти глупости!
Так ей мать говорила, но Таисья её не слушала, отмахивалась. Вот отцу, может, не посмела бы перечить, но тот рано умер, поэтому не увидел её «позора». Таисья ведь девчоночку родила без мужа — ох, тогда всё Дивнозёрье перемывало ей косточки. Все гадали: кто ж папка-то? Может, Федька, соседский шалопай? Или заезжий парень из города?
Таисья на все вопросы только отмалчивалась, а когда начинали слишком доставать — огрызалась и убегала в лес — успокоиться, травки пособирать. За то и прослыла ведьмой.
— Ох, Таюша, в кого же ты у меня такая непутёвая? — мать повторяла это каждый день. — И дочь такую же непутёвую родила. Дерзит мне, отмахивается от бабки, в город убежать хочет, будто бы там ей мёдом намазано. Ты-то у меня в город не собираешься, а?
— Что ты, мам, — отзывалась Таисья. — Мне и тут хорошо.
— Хорошо ей, как же! — ворчала мать, помешивая так и норовящую убежать овсяную кашу. — Соседи вслед плюются, за глаза вертихвосткой кличут гулящей.
— За спиной пускай что угодно болтают, а в лицо меня больше оскорблять не посмеют. Испугаются. Я же ведьма, помнишь?
— Да какая ты ведьма, смех один! Эх, была бы я построже, так бы и огрела тебя половником! Да поздно, раньше надо было воспитывать…
Таисья подошла к матери и обняла её сзади за плечи:
— Не волнуйся, мам. Всё будет хорошо. Вот увидишь, найду папоротников цвет — и заживём тогда, как в сказке…
— Вот то-то и оно, сказки сплошные у тебя в голове. А Анька твоя совсем от рук отбилась, дерзит мне, грядки полоть не хочет. Поговорила бы ты с ней, а?
— Угу... — Таисья её уже не слушала. Ну не могла она думать о делах в такое время!
Сегодня наступала вершина лета — самая короткая ночь и самый длинный день. А это значило, что волшебный папоротник где-то в лесу уже выпустил бутон, который раскроется с наступлением темноты, засияет огненными лепестками, запылает жаром, суля настоящее счастье…
Это всё неправда, что после тридцати нужно позабыть о чудесах и жить обычной жизнью. Нет такого закона! Настоящее волшебство никуда не уходит — люди сами себя обделяют зачем-то, становятся скучными взрослыми, неспособными замечать то, что радовало в детстве. А вот Таисья ничего не забыла. Когда ей было всего шестнадцать, она встретила на пустыре у оврага дивьего мальчика по имени Радосвет — примерно своего ровесника. И они полюбили друг друга с первого взгляда так сильно, как бывает только в сказках. Ну ладно, может, не с первого, а со второго, но эта любовь была самая настоящая, от которой в душе расцветают цветы, голова кружится, а дыхание перехватывает от восторга. Знаете такое чувство? Вот то-то!
Так что деревенские могли сколько угодно гадать, кто же настоящий отец маленькой Аннушки, но ни за что бы не поверили в правду. Один Федька поверил. Он вообще был хорошим другом, всегда помогал Таисье и даже малую нянчил, пока сам работать в город не уехал. Но они всё равно созванивались, о жизни друг другу рассказывали, а Федька всё повторял:
— Да плюнь ты на своего кавалера ушастого, Тайка-зайка, дивья невеста! Не вернётся он. Знаешь, как у нас говорят: поматросил — и бросил. А Аньке отец нужен...
— Да кто ж на мне такой женится? — шутя, отмахивалась Таисья. — С чужим ребёнком-то.
— Ну вот я бы, между прочим, женился, — однажды сказал Федька и замолчал.
Таисья не нашлась, что ответить. Затаив дыхание, она слушала шорохи и потрескивание в трубке, пока телефон-автомат не подал сигнал, что время разговора на исходе. Но она не стала докладывать новую монетку. Что-то щёлкнуло, и их разъединили. Послышались короткие гудки. Эх, Федька, Федька…
Таисья, конечно, подозревала, что друг детства неровно к ней дышит. Поэтому никогда и не рассказывала, что Радосвет на самом деле её не бросал. Просто нельзя ему было теперь в мире людей показываться. Ведь там, у себя в Дивьем царстве, он правителем стал. Но влюбленные всё равно виделись — во снах. Почти каждую ночь они вдвоём гуляли по дорогам сновидений, любовались туманами в вечнозелёных низинах и многочисленными радугами в небе, кормили с рук чудесных птиц, целовались под цветущими яблонями и горько плакали, когда с рассветом наступала пора расстаться. Ещё Радосвет учил Таисью колдовству — ведь сам был колдуном хоть куда! Вот только Аннушке почему-то присниться не мог: хотя пытался и так, и сяк — очень уж хотел дочку увидеть! Теперь понимаете, зачем Таисья каждый год искала цветок папоротника, исполняющий любые желания? Это был её единственный шанс на воссоединение с любимым…
А Федька, кстати, всё и сам понял. Отчаялся ждать. Нашёл себе вскоре городскую красотку Валю да и женился на ней. Таисья на свадьбу не приехала — решила, нечего жениха с невестой смущать, но открытку отправила. И подарочек не забыла — прислала оберегов на счастье и крепкое супружество. Те сработали на ура: уже следующим летом у Федьки с Валей девочки-близняшки родились, и зажили они вчетвером душа в душу.
Папоротников цвет же Таисье всё никак не давался. В иные годы он будто и вовсе не расцветал — то от засухи, то, наоборот, от затяжных дождей. А пару раз его успевали сорвать ещё до того, как запыхавшаяся Таисья — босиком и в разодранной о кусты дикого шиповника юбке — прибегала на заветную полянку. Не в силах унять обиду, она падала ничком в траву и рыдала, обняв жалкий обломок волшебного стебелька. Но — честное слово — никогда не желала зла тем, кто раньше неё успел найти своё счастье. Потому что знала: папоротников цвет даётся в руки лишь тому, кому был предназначен судьбой. А если она не успела, что ж — значит, просто не для неё этот цветочек рос...
Сегодняшней ночью она подготовилась получше: изготовила новые обереги от лесной нечисти, которая любит водить путников за нос, умыла глаза вечерней росой с заговором, чтобы лучше видеть незримое, распустила густые чёрные косы.
До поля Таисья дошла в старых разношенных кедах, но сняла их на опушке, чтобы ступить под сень леса уже босыми ногами. Войдя, она поздоровалась с лесными духами и оставила под старой елью угощение: немного молока и хлеб, который утром испекла сама. Оставалось надеяться, что в этот раз ей наконец-то повезёт…
Самая светлая ночь в году неожиданно оказалась тёмной. Последние сполохи заката уже отгорели, небо подзатянуло, и луна совсем не спешила показываться сквозь пелену облаков. Таисья сочла это хорошим знаком: ведь в прошлые — неудачные — ночи в лесу было светло почти как днём. Глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть к темноте, но вскоре она начала различать и силуэты деревьев, и кусты, и даже исхоженные грибниками тропинки. Впрочем, вскоре ей пришлось свернуть и углубиться в чащу — ведь на дорожках, куда ступала нога человека, папоротников цвет ни за что не вырастет — он тишину и уединение любит.
Лес, казалось, жил собственной жизнью. Ветер скрипел старыми деревьями, в траве мерцали светлячки, неподалёку что-то ухало, посвистывало, чавкало, трещало сучьями, а порой и завывало так, что сердце заходилось от ужаса, а на висках выступал холодный пот. Таисье не раз хотелось закричать в голос и опрометью броситься назад, в деревню, но она, стиснув зубы, шла дальше, потому что знала, на что идёт. Да, колдовская ночь в лесу была полна таких опасностей, которые обычным людям и не снились. Но любовь к Радосвету придавала ей силы духа — и непрошеный страх отступал прочь...
Вдалеке между стволами деревьев вдруг блеснул огонёк, и Таисье пришлось приложить руку к сердцу, чтобы то не выпрыгнуло из груди. Казалось, его частый стук отдавался в ушах тысячей барабанов. Того и гляди, вся нечисть в округе услышит и сбежится на звук…
Таисья бросилась за огоньком. Несколько раз она спотыкалась и падала, сбивая ступни о древесные корни. Снова порвала юбку, когда перелезала через бурелом, вся перемазалась в глине, понацепляла в волосы репьёв. Когда же над головой громко ухнула сова — она невольно вскрикнула. От небывалого душевного напряжения слёзы градом покатились по её щекам, но рыдала Таисья беззвучно и всё думала: только бы успеть! Пожалуйста, пусть в этот раз повезёт ей, а не кому-нибудь ещё! Может, всё-таки для них с Радосветом этот цветочек рос?
Прихрамывая, Таисья выбежала на поляну, сплошь поросшую папоротником, и обомлела — ведьминское чутьё не подвело: лесной огонёк не был обманкой, ведущей к верной гибели. Она нашла то, что искала! Удивительной красоты цветок переливался так, будто был сделан из чистого золота и света, а ещё будто бы немного из мёда. Его чудесные лепестки искрили, порой выбрасывая в ночь пламенные протуберанцы. От яркого волшебного сияния Таисья в первый миг ослепла, а когда проморгалась, то испустила возглас, полный отчаяния: рядом с цветком виднелся чей-то тёмный силуэт. Вроде бы девичий.
— Эй! — Таисья скрипнула зубами. — Не смей его рвать, слышишь! Он — мой!
Девица обернулась. Сияние папоротникова цвета высветило в ночи её белозубую улыбку, толстые золотистые с отливом в рыжину косы и ясные глаза — такие же ярко-зелёные, как и у самой Таисьи. Но удивительнее всего выглядело платье незнакомки: тяжёлое, длинное, оно было словно сплетено из стебельков полевых трав и невянущих цветов. Поясом служил крепкий побег вьюнка, голову украшал венок из ромашек, васильков и маков, а в ушах покачивались серьги из желудей и дубовых листьев. Кончиков ушей видно не было, но Таисья ничуть не удивилась бы, если бы те оказались острыми, как и у её любимого Радосвета. Незнакомка была не слишком-то похожа на человека.
— А что ты мне сделаешь, ежели сорву? — вредная девица расхохоталась, уперев руки в бока.
Впрочем, наклоняться к цветку она не спешила, и Таисья, подумав, что, может быть, ещё не всё потеряно, рванула вперёд. Когда она была уже почти у цели, проклятая насмешница заступила ей путь.
— Не торопись. Мне этот цветок и даром не сдался. А вот нужен ли он тебе, сама решай…
— Конечно, нужен! — Таисья выпрямила спину. В её душе затеплилась надежда. — Заклинаю тебя, умоляю, прошу — кем бы ты ни была, отойди с пути. Я столько лет искала своё счастье! Теперь уж ему от меня не ускользнуть.
Девица пожала плечами:
— Твоя правда, Таисья, — этот цветок действительно вырос для тебя. Ведь папоротник расцветает раз в году не просто так, а только когда человек с душой сильной и доброй отчаянно желает счастья. Но у каждой красивой мечты имеется изнанка, и то, что одному — счастье, другому оборачивается злой бедой. Хочешь, покажу, что будет, ежели ты сегодня сорвёшь его?
Она упёрла свой палец Таисье прямо в ямку между ключиц и ласково попросила:
— Закрой глаза, ведьма.
И Таисья послушалась. Перед внутренним взором замелькали картинки — словно обрывки старой киноленты, зазвучали знакомые голоса… Вот, хватаясь за сердце, сползла по стене старая мать, узнав о пропаже дочери. Аннушка не уехала в город поступать в училище после девятого класса, как всегда мечтала, а осталась ухаживать за парализованной бабушкой. Ни образования, ни семьи, ни друзей — какое уж тут счастье? Не спиться бы...
Зато в Дивьем царстве поначалу всё было радужно: царь Радосвет не чаял души в своей милой невесте, они сыграли свадьбу — но не пышную, о какой всегда мечтала Таисья, а очень-очень скромную. Потому что во время войны с Навью — царством Кощеевым — всем было не до веселья. Но бог с ней, со свадьбой — хуже было другое: обретя молодую жену, царь Радосвет сделался уязвимым. За неё стал бояться пуще, чем за себя. О своей безопасности и думать забыл и однажды закрыл царицу собой, спасая от вражеского заклятия, и упал ей под ноги, заливая кровью белую рубаху. Погиб ли, нет — этого Таисья разглядеть не успела, потому что вскрикнула в ужасе — и картинка померкла.
— Насмотрелась? — девица участливо наклонилась к ней, но Таисья грубо оттолкнула незнакомку:
— Да кто ты вообще такая? — голос предательски дрогнул, от горечи во рту перехватило дыхание. — И почему я должна тебе верить? Вдруг это всё — ложь?
— Можешь верить, можешь нет, а только я читаю судьбу, как иные листают книги. И не только твою — судьбы всех людей. Особенно тех, кто приходит за цветком папоротника. Можешь сорвать его прямо сейчас — я препятствовать не стану. Просто подумай — готова ли ты заплатить за своё счастье такую цену?
Таисья решительно отодвинула девицу в сторону, присела на корточки перед цветком, развела руками широкие листья папоротника, потянулась к стеблю, обхватила его пальцами и… не осмелилась надломить. А вдруг всё правда?
Конечно, она хотела бы стать царицей. Но не ценой счастья своей матери и дочери. И не ценой жизни любимого Радосвета. Тем более, что с его смертью ей и жить-то дальше будет незачем… Со вздохом — почти что стоном — Таисья выпустила упругий стебель, встала и отвернулась. Её плечи тряслись, ноги подкашивались, но она всё-таки нашла в себе силы не упасть в траву. Много невзгод выпало на её долю — все она стерпела. Значит, и эту стерпит.
На плечо Таисьи вдруг легла лёгкая рука, и она вздрогнула, потому что, поглощённая своим горем, уже успела забыть о незнакомой девице.
— Поплачь, если хочется, — разрешила ей та великодушно. — Всё лучше, чем в себе боль держать. А там, глядишь, и полегчает. Светает уже, облака рассеиваются. Смотри, это там, на небе, переписывают твою судьбу. Прямо сейчас плетутся новые нити, затягиваются крепкие узелки… Не кручинься, Таисья. Знаешь, что дальше будет? Увидитесь вы ещё со своим Радосветом. Не сейчас — так позже. Ниточки ваших судеб уже никому расплести не под силу. Но ваша встреча случится не раньше, не позже — а в то самое время.
— Значит, беды не случится? — Таисья, не оборачиваясь, всхлипнула и принялась тайком вытирать слёзы. — Мама не заболеет? Аннушка не останется одинокой? Теперь всё будет хорошо?
Девица цокнула языком, что, должно быть, означало сомнение.
— Нет, не всё. Жизнь прожить — это не поле перейти. Случатся радости — будут и невзгоды. Главное, чтобы совесть была чиста.
Таисья вскинула подбородок, резко развернулась и… позабыла, что хотела сказать. На поляне уже никого не было. Цветок папоротника угас на её глазах, словно уголёк, брошенный в воду. А над просыпающимся, шумящим, чирикающим и поющим лесом вставало солнце нового дня. И от его золотого, будто подёрнутого дымкой света её душа исполнилась новой надеждой — что всё ещё будет! Не хорошо, не плохо, а правильно — так, как надо.
Автор: Алан Чароит | Первая история цикла: Тайкины тайны
