Найти тему
Юный литературовед

Прощёное воскресенье

- Она просила больше никогда не вспоминать об этом.
- О вашей любви?
- Нет, конечно, нет. О той боли, что я причинил ей
из-за собственной трусости.

Холодный январский ветер скальпелем вскрывал тонкое дешевое пальто. Через три недели будет день всех влюблённых, который я снова встречу один.

- Просто забудь об этом, хорошо? И не вспоминай больше.

Я не слышал её голоса, не видел, наверное, заметно потухших голубых глаз. Всё это казалось жутко неловким: и признание, и недообман. Удивительно, как поблекли теперь волнение и страх загнанного зверька, что некогда вынудили меня солгать:

- Извини, это была шутка.

Жалею ли я о своих словах? Пожалуй, только отчасти. Уже половина пятого… Мне пора.

Отступают крещенские морозы, но вечерний воздух ещё пьянит своей непривычной свежестью. Силуэты домов стекают на тротуары и с них по каплям перебираются на проезжую часть. Город растворяется в сумерках.

В несвязном шуме толпы то и дело услышишь старые новости и новые старости:
- Посадили?
- Ага.
- И на сколько?
- Два с половиной года дали, вроде.

- Слышал, мат-то под запретом теперь.
- Сомневаюсь, что это кого-то остановит.
- Нет, ты представь! Мы потеряем целое поколение мамкиных ухажёров.

И выловишь ещё одну-две фразы о чём-то более бытовом: у кого дома греча закончилась, у кого - медицинские маски. А больше всё молчаливых голов, запертых в мире собственных мыслей, куда-то неизменно стремящихся.

За этими меланхоличными наблюдениями я и не заметил, как дошёл до дома своего старого друга. В прошлом непременно прекрасное здание сегодня смотрелось крайне неказисто среди стеклянных миражей. Привычка подниматься по сотне ступеней поначалу потянула меня к чердаку, но я вовремя вспомнил: нужная квартира находится на первом этаже.

Раздражающий писк звонка продолжал биться о стенки черепной коробки, когда Витя открыл дверь:
- Привет.
- Ну привет… - Витя окинул взглядом мой слегка помятый вид. – Чай или кофе?
- Чай, - коротко ответил я и прошёл в малюсенькую прихожую, почти сразу переходящую в коридор, а затем в кухню.

- Ты не говорил, что придёшь сегодня, - Витя бренчал кружками в попытках подать дешёвый китайский чай так, словно это был напиток богов.
- Разве мы не договаривались о встрече? Я же… Мне казалось, да нет, я точно помню, у меня даже записано….
- Успокойся ты, успокойся. Ничего страшного, значит, я запамятовал.

Минут пять мы провели в тишине. Убаюкивающе постукивали часы, и едва слышно свистел ветер из приоткрытого окна. В пламени двух свечей, стоявших на небольшом столе, причудливо искривлялись тени окружающих предметов.
- Вот.
- Благодарю.
Витя фыркнул: он считал, что я говорю «старомодно», «наигранно» и «странно», и его каждый раз коробило от «благодарю» вместо «спасибо» и прочих усложнений языка. И всё же это не мешало нам слушать, слышать, а главное – понимать друг друга. Именно поэтому сегодня я и пришёл к нему:
- Так она ушла?
- Нет. Я закончил всё… сам.

Мы познакомились не так давно, года два назад. Не сказать, чтобы я заприметил её сразу, отнюдь. Между нами не было даже маломальского общения – лишь парочка случайных шутливых фраз. И, о боги, я так скучаю по тем временам:
- Скажи, у тебя весь гардероб состоит из рубашек и костюмов?
- Разумеется.
И всё было так невинно, так нежно. Помню, я не мог смотреть ей в глаза: лазурь обволакивала, плавно погружая в темноту зрачков. А как билось сердце! Да, я был безумно влюблён.

- Что произошло? – Витя сочувствующе взглянул на меня.
- Знаешь, я совершил самую большую ошибку в своей жизни.
- И какую же?
- Я сказал ей, что мои чувства – всего лишь шутка.

Наверное, после этих слов я ожидал ругани, осуждения, может, даже пощёчины. Витя только нахмурил брови. В его глазах я прочитал немой вопрос: «Почему?» - но не поспешил на него ответить.

Под окном завыла сигнализация. Пара секунд – писк отключения.

- Разве для тебя она не была идеальной? – Витя неловко отвёл взгляд, словно поинтересовался чем-то слишком интимным.

Я рассмеялся:
- Идеальной? Друг мой, влюблённость, а вернее гормоны играют с людьми злую шутку. Да, пару месяцев назад я не видел в ней ни малейшего изъяна. Но идеальна ли она? Как бы не так. Список её недостатков больше, чем ты можешь себе представить.
- И как же ты тогда любил её?
- Я и сейчас люблю, если начистоту. А вот как и почему Бог его знает. Мне так и не удалось найти ответ.

На кухне стало немного душно. Я снял толстый вязаный шарф и потянул ворот свитера, словно пытаясь избавиться от удавки. От чая шёл едва видимый пар, что тут же растворялся в тяжёлом воздухе.

Тогда было лето. Я мчался почти через всю Россию уже вторые сутки. Домой. Скорей. К сожалению, её день рождения я встретил в пути. Помню, как скрежетал зубами, как злился, что не могу поздравить даже сообщением: связь отсутствовала совершенно. И вот ночь. Отец спит на заднем сидении, а я вырываюсь на воздух, в тёмную свежесть. Руки дрожат от волнения. Вот сейчас, да-да, сейчас я скажу ей. Обязательно скажу! Начал надиктовывать Маяковского «Лиличка! Вместо письма». Не выходит раз – сбиваюсь, не выходит два – интонация улетела к чёрту! Просыпается отец: пора ехать.

Скупо вывел: «С днём рождения!» - но постарался вложить душу в каждое слово. Поблагодарила. Я был счастлив.

- Тебе не кажется, что ты навязывался ей? – на стол с грохотом опустилась конфетница.
- А? – мои мысли, признаться, успели улететь далеко-далеко.

Витя вздохнул:
- Ты навязывался.
- Что? Нет! – я покраснел не то от возмущения, не то от смущающей правды. – Просто предлагал ей помощь, поздравлял с праздниками и не более.
- Да ну? - Витя лукаво усмехнулся.
- Ладно, пожалуй, ты прав. Я действительно навязывался ей при любом удобном случае. Пытался быть ближе что ли.
- Типичное поведение влюблённых.
- Да, так и есть. Только вот я хотел не влюбиться, а полюбить её. По-настоящему. И загадывал это каждый праздник, ей-богу….

Меня прервал Витя:
- Разве можно любить как-то по-другому?
- То есть?
- То есть как-то не «по-настоящему». Это же бред сивой кобылы!

Я, мягко сказать, удивился. И как это не пришло мне в голову раньше?

- Если есть ложь, манипуляция, использование, расчёт без всякого чувства, то это уже не любовь, - Витя вскочил со стула и заходил по кухне туда-сюда, - любить «по-настоящему», спасибо, что не «понарошку»!
- Но говорят же, что настоящая любовь встречается раз в жизни, что может не встретиться никогда, что другие отношения и обыкновенное, пусть и глубокое чувство – пустое.
- Плевать, что говорят недоумки. Я и не думал, что ты в их числе, - казалось, Витя вот-вот взорвётся, - послушай вот что, дружище, я любил однажды. Да, тоже, как ты говоришь, «по-настоящему». И знаешь что́ я получил взамен? Это проклятое «понарошку»: отношения ради отношений! А потом измену и её исчезновение из моей жизни, но не из головы. Представляешь, та, которую я любил всем сердцем, сказала мне, что она лишь «игралась» чувствами. Примеряла их на себя как новую шубу, кофту, платье. А когда вещичка надоела, выкинула её, даже не взглянув на ценник! Так вот, она меня никогда не любила, но всем знакомым прожужжала уши: «Я думала, он тот самый. Мне казалось, вот настоящая любовь. А я как в той песне всё перепутала. Видимо, моё чувство впереди».
- Ты её слова специально заучивал? – как-то неожиданно мы поменялись ролями психотерапевта и пациента.
- Нет, они сами врезались в память, - Витя наконец сел, - извини.
- Ничего страшного, - я меланхолично покачивал ногой, - все мы люди в конце концов.

Тут любопытство, тоже порок всего человечества, взяло вверх:
- Вить?
- Что?
- Ты не пытался вернуть её?
- Было дело, - Витя отвечал нехотя, в его голубых глазах мелькнуло раздражение. Я предпочёл этого не заметить.
- И что она сказала?
- Если дословно, то: «Я вас не-на-ви-жу».

Повисло неловкое и тягостное для обоих молчание. Витя поднялся со стула, взял кружки и поставил их в раковину. Неуклюжий огрызок фонарного света попытался проследовать за ним, но утонул в тени тяжёлой руки.
- Пойдём-ка в зал, - Витя откинул со лба прядь русых волос.
- Пойдём.

В комнате слегка прохладно. Витя с жутким грохотом закрыл окно, пока я нежился в объятиях местами потертого кресла.
- Как думаешь, а
она ненавидит меня? – мне правда было интересно узнать мнение со стороны.
- За что? – Витя сел на пол облокотившись спиной на гладкую бетонную стену.
- Точно, я же тебе ещё не рассказал…

Попытка собраться с мыслями заняла несколько минут. Витя всё это время молча смотрел на далёкие звёзды, что мигали за мутным стеклом балкона.

- Это было два, нет, почти три месяца назад. Два с половиной, если уж быть совсем точным. Двадцать седьмое ноября… Проклятый день и проклятая моя эгоистичная голова!
- Но! – Витя встретился со мной взглядом. – Может, ты и не ангел, но и не дьявол.
- Как же ты ошибаешься, друг мой, - я усмехнулся, - сейчас ты в этом сам убедишься. Так вот, дело было два с половиной месяца назад. Тогда я железобетонно решил признаться ей в своих чувствах. Специально выбрал день, подготовил подарок. Написал любовное письмецо! Сделал всё красиво и «благородно». Даже стихотворение сочинил.
- Всё в лучших традициях сопливых романов.
- Ага. А волновался-то - жуть! Строил догадки, схемы: как всё пройдёт. Перебирал варианты. И вот день Х. Помню, что хотел признаться непременно в пятницу. Чёрт его знает почему именно тогда. Может, из-за выходных: мол, в случае провала будет время на осознание и принятие. Не знаю. А теперь попробуй угадать, что произошло.

Витя непонимающе смотрел на меня с минуту. Потом вздохнул, запрокинув голову к потолку, и сказал:
- Она в тот день не пришла?
- Бинго! – от необъяснимого веселья (это отчего-то казалось мне крайне забавным) хлопнул в ладоши. – А теперь представь, какой же я дурень, болван, что не понял сразу! Это был знак, понимаешь? Знак, что не надо признаваться сегодня. Лучше повременить. И я вместо того, чтобы прислушаться, пишу ей лично и прошу специально прийти за подарком!
- Это всего лишь совпадение, - по взгляду Вити я понял, что он пока никак не может определиться: вызвать мне дурку или скорую.
- Да нет же! Понимаешь, я целый план составил, а он в начале дня, даже раньше – за сутки, пошёл псу под хвост. Я ведь как думал? Назначу человека, который передаст мою посылку и скажет, что открывать её лучше в гордом одиночестве, что отправитель считает это дело довольно личным и прочее, прочее. А оказалось, исполнитель такой важной в моём плане роли ну никак не сможет прийти именно в пятницу и осуществить предписанное «гениальной задумкой». Тогда я решил взять всё на себя: так моя кандидатура оказалась бы вне всяких подозрений. Хотя стоило остановиться….

Я выдохнул. Электронные часы показали ровно двадцать три ноль-ноль. В голове ещё бурлила кровь, а сердце колотилось так, словно пробежал стометровку за десять секунд. Витя сосредоточено переваривал услышанное.
- Так у тебя был план?
- Да, - ответил я.
- И он начал рушиться ещё за сутки до назначенной даты признания?
- Ты абсолютно прав.
- Странно, - Витя глянул на мрачные шторы, - и правда похоже на знак свыше.
- А я о чём? Мне в самом деле не стоило спешить.
- И чем всё закончилось?
- Господи, это какой-то цирк, - я спрятал лицо в ладони, но потом не сдержался и расхохотался как-то болезненно, почти истерично, - значит, договорились мы встретиться. Я написал, что так и так, тебе подарок от кого-то. Попросили передать. О, знал бы ты, как она примчалась за этой посылкой. Видимо, ждала…. Так вот, отдал я ей то, что должен был, а она начала расспрашивать: кто передал? Я говорю ей, что отправитель хотел остаться анонимным. А она: кто да кто. Кое-как отвязался, сказав, что сама поймёт, прочитав письмо. Там стояли мои инициалы, правда, в обратном порядке. Уж не помню, говорил ли я ей, что письмо подписано. Кажется, говорил.
- Она не стала при тебе вскрывать посылку? – Витя посмотрел на меня.
- Нет, но полагаю, письмо прочла сразу, как я ушёл. Дело в том, что она написала мне с просьбой рассказать кто отправитель. Я отнекивался, конечно. А мне в ответ: «Скажи, там хотя бы инициалы С.А.?» - и я, дурак, обрадовался. Шанс, видите ли, усмотрел, хотя она могла просто увидеть эти буквы в письме.
- А спросила, чтобы убедиться: ты знаешь отправителя. Умно.
- Да, я тоже так подумал, но значительно позже, чем следовало. Вернёмся к нашим баранам. В итоге я написал ей, что письмо принадлежит мне и всё сказанное в нём соответственно тоже моего авторства.
- И она?
- Спросила: «Что это за прикол?» Смех, правда? О, ты бы знал, как я тогда перепугался! Всего ожидал, отказа в том числе, а такую реакцию не предвидел. Ну и пошёл на попятную: сказал, что всё это было шуткой. Сделано на спор.
- Ты дурак?
- Я долго думал над этим. А потому могу с уверенностью заявить: дурак, причём клинический. К тому же я вплёл в эту историю со спором ещё одного человека. Вроде, ему не досталось особо, но приятного, согласись, тоже мало. Вот зная хотя бы это, скажи честно: я моральный урод?

Повисло напряженное молчание. Понятно, что Витя как верный товарищ не хотел разбрасываться оскорблениями, поэтому я услышал лишь: «Все мы ошибаемся», - на что горько усмехнулся.

- Теперь послушай, что было потом. Придуманная мной история шита белыми нитками. Стоит чуть приглядеться и сразу виден обман, но она поверила. А может, мне так только показалось. Мы закрыли эту тему, и всё вроде бы хорошо, но всегда можно сделать хуже, верно? Я решил извиниться.

Витины брови взлетели со скоростью света. Его немой шок меня даже испугал.

- То ли ещё будет! – я попытался отшутиться: всё-таки смех – лучшее лекарство и превосходная защита от всего на свете, но получилось как-то жалко. – Купил шоколадку, морально подготовился. Я хотел не то чтобы извиниться, а скорее рассказать правду. В этот раз всю. Однако она попросила больше никогда не вспоминать о произошедшем. Позже перечитывая наш диалог от двадцать седьмого числа, я приду к выводу, что совершенно неправильно понял её слова и чувства. А пока во мне зарождалось осознание того, что я натворил.

Глухо хлопнула чья-то дверь на лестничной площадке. В соседней квартире кто-то громко выругался на путавшегося под ногами кота. Бумажные стены не оставляли ни шанса на приватность.

- После этого мы долго не виделись из-за разных обстоятельств и не заговаривали как прежде хотя бы раз в неделю. Я решил, что так будет лучше. Помнишь, я говорил о том, что загадывал одно и то же желание на каждый праздник?
- Ну.
- Оно исполнилось. За время нашего отстранения друг от друга я многое понял. От влюбленности не осталось и следа. Теперь я её любил и до сих пор люблю.

Витя тяжко вздохнул:
- Ты мне кого-то напоминаешь.
- Дай угадаю, из русской классики?
- Ага.
- Печорина, не так ли?
- Именно его.

Я улыбнулся. Мы и впрямь чем-то похожи. Особенно что касается отношений с другими людьми:
- Мы оба причиняем только боль тем, кого любим, потому что сами не несём в себе хоть что-то, кроме душевной пустоты.

На улице пошёл снег. Крупные хлопья оседали на деревьях, машинах, домах. Мир стал тихим-тихим, почти мёртвым. А в небе сияли холодные звёзды, среди которых вполне могли быть Солнца далёких галактик.

- Наверное, я привык любить её, - к горлу подступили слёзы, - поэтому-то и не смог избавиться от чувств. Господи, да я пытался сделать это тысячу раз, но итог всегда оставался один: неудача.

Витя, разумеется, не стал меня жалеть. Не за что. Спасибо уже за то, что выслушал, не выкинув из квартиры на половине истории.

- А знаешь, что самое ужасное? Я разбил ей сердце. Она и вправду меня любила, от меня, олуха, ждала признания и посылку! Скажи, ты бы смог простить нечто подобное?
- Никогда, а ты?
- Смог бы – уже прощал только при других обстоятельствах. Сначала одну измену, потом другую... Я привык не держать зла: дело это невыгодное.

- Не хочешь ещё чаю? – Витя выглядел измотанным, но, набравшись наглости, я ответил:
- Хочу.

На кухне стало немного свежее: дало знать приоткрытое окно. Чайник жалобно запищал, Витя подготовил кружки. Я в это время смотрел куда-то сквозь стену.
- А ведь если так подумать, то все мои признания заканчивались максимально странно. Разорванная валентинка. Побег. Да, однажды я открыл свои чувства и сбежал как трус. А в другой раз признание прозвучало очень скомкано и неясно. Думаю, человек даже не понял, что я имел в виду. Ну а о третьем ты теперь и сам знаешь.

Витя поставил на стол кружки с горячим чаем.

- Не мне тебя судить. Да и ты сам себя осудил, этого достаточно.

Никогда до я не видел в его голубых глазах такой мудрости. Никогда не находил в них столь необходимого сейчас успокоения.

- Думаю, что даже после всего, я всё же не бросился бы перед ней на колени. Я бы просто шептал бесконечно: «Люблю, люблю, люблю», - задыхаясь в собственном эгоизме.
- И она бы приняла тебя.
- Что? – сказанное Витей казалось мне чем-то невероятным.
- Да, она дала бы тебе второй шанс, потому что…
- Любит.

Витя молча кивнул.

Уже в прихожей я поблагодарил его за тёплый приём, за разговор и поддержку. Улица встретила меня ледяным ветром и тишиной: мир крепко спал. Укутавшись посильнее в тонкое пальто, я зашагал домой.

Ноги безжалостно давили прекрасные своей уникальностью снежинки. Я остановился в мутном пятне фонарного света. Часы пробили двенадцать. Знакомый силуэт растаял на другом конце улицы.

Догорал очередной день без неё. Сердце невольно сжалось не то от тоски, не то от чувства вины, но не от любви, к сожалению. Аккуратно перебирая порядком уже измятые страницы памяти, я постепенно забывал о самом главном. Эта девушка подарила мне любовь. Я смог любить! А не в этом ли заключается счастье жизни?

В соседней комнате раздался телефонный звонок, но я твёрдо решил ещё минут пять посидеть на кухне. Узор скромных бледных обоев внезапно стал интереснее всего на свете.

- Слушаю.

По ту сторону мне ответил знакомый с легкой хрипотцой голос.

- Вы, то есть ты, простила?! Ты простила меня, Софьюшка?

И в воцарившейся тишине я услышал более того, что могли бы выразить самые изысканные слова.

Да, всё хорошо теперь. Она меня простила.

21.01.21-26.04.21

Озаглавлено: 06.03.21
Рабочее название – «День всех влюблённых»
Первоначальное название – «Прощание»
Второе название – «Прощение»
Окончательное название – «Прощённое воскресенье»