- Э-э-э... вечер добрый...
Не так надо было начинать, не так, проклятущее мое воспитание. Надо же было рявкнуть – какого черта вы в моем доме делаете, кто вас сюда пустил, да ясно, что никто, вон пошел, а то полицию вызову, да и вообще ничего не надо было рявкать, надо было тихохонько из дома выбираться и в полицию звонить...
- Господин Ремингтон?
Вздрагиваю от этого голоса, причем, даже не понимаю, что именно заставило меня вздрогнуть, вроде бы голос как голос, приятным не назовешь, но и неприятным тоже, но есть в нем что-то такое, леденящее душу, от чего и правда хочется бежать отсюда на край света...
- К вашим услугам.
И опять же проклятущее мое воспитание, какие тут могут быть услуги в самом-то деле, надо бы сейф проверить...
- ...не бойтесь, сейф я ваш не трогал.
- Мысли читаете?
- Ну, чего нет, того нет, - смеется, и смех у него какой-то... нет, не мерзкий, где-то приятный даже, почему от этого смеха мороз по коже, - вы сейчас на сейф посмотрели... Не бойтесь, не обворую я вас...
- С кем имею честь...
- А да, конечно же... – широкими шагами идет ко мне, протягивает руку, почему я не хочу её пожимать, - Азус, ударение на «А», правильно, да... Очень... рад...
После его рукопожатия хочется не просто вымыть руку с мылом и оттереть пемзой, а ампутировать, не меньше. Думаю, что надо бы предложить гостю (гостю, ха-ха) сесть и налить ему чаю, только после этого, чувствую, не удержусь, выброшу ко всем чертям кресло, в котором он сидел и чашку, из которой он пил.
Понять бы еще, чем он мне так не нравится... Одет как-то неброско, как будто специально, чтобы никого не раздражать, сюртучок, жилетка, почему они на нем смотрятся так, будто он их первый раз в жизни надел и вообще первый раз видит... смотрю на его модель, интересная, клавиатура очень тонкая, прямо ненормально тонкая, как там рычаги помещаются, и как буквы выводятся на бумагу, черт пойми... А вот это он хитро придумал, что бумага у него в футляр спрятана, хотя открывать-закрывать, мучиться... А ведь мне доводилось видеть модели и поинтереснее, вроде «пишущего шара», но почему-то именно эта плоская клавиатура и бумага в футляре приводит меня в ужас.
- Нет-нет, благодарю вас, - видимо, он чувствует мое замешательство, пресекает попытки предложить чай, - я ненадолго... собственно... я по поводу господина Пена...
Холодок по спине, вот теперь настоящий холодок по спине...
Еще собираю остатки самообладания, чтобы спросить как можно непринужденнее:
- А кто это?
Усмешка, от которой у меня все переворачивается внутри.
- Делаете вид, что не знаете... хорошо, хорошо... Зайдем с другой стороны... ваша диссертация...
Сердце делает сальто.
- Скажите, пожалуйста, как вам удалось вставить в неё такие, прямо-таки каллиграфические письмена?
Все еще стараюсь казаться невозмутимым:
- А, моя гордость, выискал такие изящные литеры... Заплатил за них целое состояние...
- Не покажете мне это произведение искусства... уж простите мою нескромность?
- К сожалению, я их потерял... в жизни не прощу себе такой потери...
- А не покажете, где они крепились в вашей клавиатуре?
Напускаю на себя возмущенный вид:
- Ну, знаете ли... считаю такой вопрос слишком... личным...
- Прекрасно вас понимаю... – он долго роется в карманах сюртука, наконец, показывает мне удостоверение черт пойми кого, - и все-таки разрешите осмотреть вашу клавиатуру.
Хватаюсь за голову, чтобы он ни в коем случае не вцепился в мои клавиши. Понимаю, что крыть больше нечем:
- Хорошо... я расскажу вам все как есть...
- Да уж будьте любезны...
Все-таки сажусь в кресло, боюсь, что мой гость сделает то же самое, и кресло после него придется выбросить. Гость как будто снова понимает мое замешательство, устраивается на полу, скрестив ноги, отчего мне становится совсем не по себе...
(продолжение следует)