А затем появилась другая фотография — женщина с милым лицом

Картина была заманчивой. А затем появилась другая фотография — женщина с милым лицом, все еще молодая и красивая; друзья; дом; сын. Он пожал своими гигантскими плечами. "Этого не может быть, Акут, - сказал он, - но если ты вернешься, я прослежу, чтобы это было сделано. Ты не можешь быть счастлив здесь — я, возможно, не буду счастлив там". Тренер шагнул вперед. Обезьяна оскалила клыки и зарычала. "Иди с ним, Акут", - сказал Тарзан из племени Обезьян. "Я приду навестить тебя завтра". Зверь угрюмо двинулся в сторону дрессировщика. Последний, по просьбе Джона Клейтона, сообщил, где их можно найти. Тарзан повернулся к сыну. "Пойдем!" - сказал он, и они вдвоем покинули театр. Ни один из них не произнес ни слова в течение нескольких минут после того, как они сели в лимузин. Молчание нарушил мальчик. "Обезьяна знала тебя, - сказал он, - и вы говорили вместе на обезьяньем языке. Как обезьяна узнала тебя и как ты выучил ее язык?" И затем, кратко и впервые, Тарзан из племени обезьян рассказал своему сыну о своей ранней жизни — о рождении в джунглях, о смерти его родителей и о том, как Кала, большая обезьяна, кормила грудью и воспитывала его с младенчества почти до зрелого возраста. Он также рассказал ему об опасностях и ужасах джунглей; о великих зверях, которые преследовали одного днем и ночью; о периодах засухи и катастрофических дождей; о голоде; о холоде; о сильной жаре; о наготе, страхе и страданиях. Он рассказал ему обо всех тех вещах, которые кажутся самыми ужасными для цивилизованного существа, в надежде, что знание о них может изгнать из сознания мальчика всякое врожденное стремление к джунглям. И все же это были те самые вещи, которые сделали воспоминание о джунглях тем, чем они были для Тарзана, — которые составляли ту сложную жизнь в джунглях, которую он любил. И, рассказывая, он забыл одну вещь — главную вещь, — что мальчик рядом с ним, слушающий с напряженным вниманием, был сыном Тарзана из племени Обезьян.