Сегодня я хочу поговорить о самом, наверное, культовом режиссере СССР Андрее Тарковском, который вписал свое имя не только в советский, но и в мировой кинематограф. Его принято считать чуть ли не глубочайшим кинематографистом в истории (по крайней мере в нашей), хотя фильмы Тарковского провозглашают довольно простые идеи – только в метафизической обертке.
«Андрей Рублёв» – масштабная работа перфекциониста, требовательного и порой жестокого к окружающим и самому себе. Его подход – снимать на пределе сил и нервов. Так сказать, любыми средствами к великой цели. Например, режиссеру не составило труда поджечь Успенский собор во Владимире, чтобы более драматично показать последствия татаро-монгольского вторжения. Поджечь корову или переломать лошади ноги – жестокие средства для отражения жестокого действа.
Два Андрея – Тарковский и Кончаловский (соавтор сценария) больше полугода корпели над фолиантами исторических хроник, вычленяя оттуда самые мелкие детали быта древнерусичей, их устои и уклад. Тарковского потом еще долго клевали за «немытую Россию», которую он показал на экране: грязные холопы, ведомые низменными инстинктами язычники и дикарские нравы. Сейчас его легко обвинили бы в «русофобии».
Сложный характер режиссера не был тайной. Сработаться с ним могли только те, кто его понимал и мог стать таким же одержимым. Таких оказалось немного, но все они готовы были на многое ради той правдоподобности, которой требовал Тарковский. Сыграть его героев могли лишь действительно самоотверженные актеры, способные на нечто большее, чем просто отработать сценарий.
Ролан Быков, сыгравший Скомороха, погрузился в изучение бытования древнерусских лицедеев и сам поставил танец. Другие же актеры пошли на акты самопожертвования во имя правдоподобности, чтобы как можно лучше войти в роль и прожить жизнь своих персонажей. Тот же Анатолий Солоницын, сыгравший Андрея Рублёва, три месяца не произносил ни звука, чтобы в кадре, когда иконописец снимает с себя обет молчания, его голос звучал осипшим.
Молодой Николай Бурляев чуть не заработал обморожение в сцене, когда Бориска ищет глину. Шесть дублей подряд актер дрожал под ледяным дождем и катался по не менее ледяной земле. Юрий Никулин и вовсе до волдырей обжег ноги, когда его персонажа ключаря Патрикея пытают огнем татары. Актер стоически вытерпел боль ради того, чтобы зрители смогли прочувствовать страдания монаха, слыша его истошные крики.
«Андрей Рублёв» на первый взгляд наполнен множеством скрытых посланий, метафизики и метафор, как и сам Тарковский. Вера, религия, политика, природа творчества – все это можно найти в ленте. Большую лепту внес оператор Вадим Юсов – признанный мэтр. Он понимал Тарковского, можно сказать, видел его глазами.
Фильм можно смотреть вообще без звука. Все на своих местах и все не случайно. Доходило до того, что приходилось перепахивать поле, чтобы дальний план в сцене со Скоморохом удовлетворял дотошного Тарковского.
Каждый зритель сам может для себя определить то философское зерно, которое посадил Тарковский, однако вот как описывал истинный смысл картины сам режиссер:
«В фильме о Рублёве мне меньше всего хочется совершенно точно восстановить обстоятельства жизни инока Андрея Рублева. Мне хочется выразить страдания и томление духа художника в том виде, как понимаю их я, исходя из времени и проблем, связанных с нашим временем».
Надо признать, у режиссера так и так не получилось бы снять полностью достоверную биографическую киноповесть, ведь об Андрее Рублёве не сохранилось практически никаких исторических сведений. О жизни и судьбе иконописца историки могут только гадать. Они пытаются домыслить и связать воедино обрывки фактов о художнике, что дошли до нас из той же «Троицкой летописи».
Но Тарковский и не стремился снять байопик. Его больше интересовала загадка: как подлинный художник творит чудеса даже в окружении самой мрачной повседневности. По сути, «Андрей Рублёв» стал очередной исповедью режиссера, где главный персонаж – калька его внутренних переживаний. Что в фильме «Иваново детство» режиссер через образ мальчика Ивана показал свои воспоминания о войне, так и в Рублёве заметен тот рефлексирующий творец, признанный, но не познанный даже самим собой, каковым был на тот момент Тарковский.
«В детстве заложено все то, что в течение всей своей творческой жизни художник будет использовать. Человек, который не имел того детства, которое он бы запомнил на всю жизнь, вряд ли сможет по-настоящему творить», - говорил режиссёр.
Занятно, что самая сильная притча в картине вообще не о главном герое – она о мальчишке, совравшем, что знает старинный секрет отливки колоколов, хотя на самом деле – просто самозванец. И когда впервые раздается чистый звон отлитого им колокола, мальчишка безутешно рыдает, потому что не понимает, как это у него вышло. Вот и получается, что магия творчества необъяснима, она творится в каких-то иных сферах, неподвластных человеку. Глубокомысленность Тарковского на поверку оказывается совсем простой, но это не делает картину ни менее ценной, ни менее мощной – а финальные кадры (единственные цветные) с рублевскими иконами разят наповал.