Ей за шестьдесят. Ему за семьдесят. Синхронно убежали от войны. Виделись часто в манеже. Она исповедовала стометровку. Он учился бегу у нее. Ей тренер однажды сказал:
«Нина, в семьдесят лет ты станешь чемпионкой мира».
Она засмеялась: «Валентин Николаевич, а раньше нельзя?»
Тренер жил в другом городе. И присылал ей планы тренировок.
В Торунь, на чемпионат Европы среди ветеранов в закрытом помещении, поехали вместе: она и ее ученик, которому за семьдесят. Поездка ей обошлась в четырнадцать тысяч рублей. Довольно дешево.
Заняла она на стометровке четырнадцатое место и шестнадцатое на двухсотметровке.
И поняла, что тренер был прав. До семидесяти оставалось девять лет. Может и получиться стать чемпионкой мира. Но тренироваться нужно на износ.
«Ученик» занял двадцать шестое место. Но его это не огорчало. Сам приезд на чемпионат мира он рассматривал как взлет своей биографии.
Потом опять были родные стены. Манеж. Тренировки.
Потом он что-то перестал ходить на тренировки. День, другой, третий…
Оказалось, что он в больнице. Операция. Аденома предстательной железы.
Когда он выписался и выздоровел, снова пришел в манеж. И стал взахлеб рассказывать ей о перипетиях операции. Рассказывал в деталях, с восторгом, как хорошо сделали, что куда вшили и т. д.
Ей стало неловко. Ведь они не муж и жена. И близких отношений у них нет. Только манеж и тренировки.
«Юр, да нельзя же так. А если я тебе сейчас начну рассказывать про свою грудь или вагину, тебе удобно слушать будет?»
Он удивленно вскинул брови. Возможно лечащим врачом у него была женщина и он перенес эти разговоры о своем мужском здоровье из больничной палаты в манеж.
А может, с возрастом стирается невидимая грань, где можно высказаться, а где и промолчать. А стыд и неловкость атрофируются еще раньше.