Выходим на Елисейских Полях. Первое, во что упираются мои глаза - кричащая толпа негров. Присмотревшись, я вижу, что негров там всего несколько, остальная публика - парижское многоцветье. Раздаются музыка и ритмичные похлопывания, негр в кругу стягивает с себя майку (на улице +4) и начинает танцевать. Я, как загипнотизированная, иду к толпе зевак.
Жан, недовольный, следует за мной. Ритм, танец, голос, барабан — и я становлюсь частью ликующей толпы. Негр выкрикивает на своем языке какие-то речевки, падает, поднимается, делает кульбиты, снова падает, превращается то в змею, то в обезьяну — вопль стоит невыносимый — и, наконец, идет по кругу собирать подаяние. Жан страдальчески морщится и оттягивает меня от этого зрелища.
Я с трудом отрываюсь. Где-то вдали виднеется Триумфальная арка, ради которой, собственно, мы сюда и приехали, но теперь она уже не представляет для меня столь острого культурного интереса, и символом Шамзализе для меня стал танцующий негр.
Под аркой почти так же шумно, как на негритянских танцах. Во всяком случае, так же многолюдно. Великан обоими ногами стоит в муравейнике; земля под Триумфальной аркой кишит суетящимися людьми. Все они пришли сюда прикоснуться к вечности, но прикоснулись лишь друг к другу.
Я постояла минуту. Здесь все разговаривают со всеми, хаотично перемещаются, улыбаются, фотографируются — муравьям, конечно, нет дела до того, что над ними возвышается колосс. Этот пестрый человеческий организм вытягивает из меня все силы. Не знаю, сколько воли нужно приложить, чтобы в такой обстановке наслаждаться зодчеством. Я беру Жана за локоть и, поскольку в общем шуме голос мой едва слышен, просто вывожу его из этого столпотворения. Теперь я знаю, что Триумфальной аркой лучше любоваться с открытки.
И снова человеческий поток вносит нас в метро. Мы вышли на Эйфелевой башне. Еще на подступах к ней нас охватывает то же людское море, что было на Шамзализе. От него никуда не деться — ни перелететь, ни обойти. Продираемся сквозь толпу и выходим на мост через Сену. Я вижу голубя, который изящно приземлился на перила моста. «Пижон», - говорю я, указывая на него. Жан улыбается.
И вот мы у основания башни. Сил на то, чтобы любоваться ею, уже нет. Поднимаю взгляд вверх на железные кружева - красиво! Но это и все, что способен фиксировать мой мозг. Как легко обилие толкающихся и кричащих людей вокруг может разрушить очарование красоты. Оглядываю жужжащую очередь желающих подняться на башню. Очередь вьется и загибается, и, если выстроить всех по прямой, она составит пару километров.
- Хочешь подняться? - спрашивает Жан тоскливо.
- Нет, - мотаю я головой. - Поехали отсюда.
Поезд Иль-де-Франс несет нас через окраины Парижа в аэропорт.
Жан сидит, устало опустив голову. Я тоже закрыла глаза и дремлю, смотреть в окно нет сил.
- Мне не нравится бывать в Париже, - говорит Жан.
- Мне тоже.
