Василий Петрович подолгу мог любоваться плодами своего труда, рассматривая погреб: квашеная капуста стояла при входе, в углу ровными рядами расположились трехлитровые банки с маринованными огурцами, ниже на полати красовались яблочный джем, малиновое варенье, вишневый компот и любимая настойка на крыжовнике по особому рецепту. В толстопузых алюминиевых флягах теснилась свёкла, в деревянном ящике под слоем опилок пряталась сочная морковь. В большом старом рюкзаке лежали прошлогодние сушеные белые грибы. Под потолком на тонкой проволоке подернуты вяленые лещи.
Картошка россыпью валялась на полу. В пластмассовых ящиках, с такой нежностью выпрошенные у местной продавщицы, лежали помидоры. На противоположной стене свисали заплетённые косы золотистого лука.
У Василия Петровича и его жены Елены небольшое хозяйство: маленький сад, огород, птичник и коза Валентина. Взбалмошная и наглая в соседку.
Василий Петрович любит работать в огороде: копать грядки, рыть компостную яму, ремонтировать огуречник, обрабатывать парник. Пока Василий надрывает спину, жена занимается домом и садом: моет, готовит, кормит кур, выпроваживает Валентину в огород на миниатюрное пастбище.
До вечера она крутится на кухне: печет, обжаривает, стерилизует банки, сочиняет салаты впрок.
Заготовки – дело муторное, но полезное, для души, правда много возни: прокрутить кабачки, морковку в ручной мясорубке, протомить со специями в казане на крохотном огне, (и вот когда с тебя десятый пот побежит) плотно распределить по банкам, залить горячим подсолнечным маслом – и сразу же, не давая остыть, закатать.
Зимой такая икра всегда выручает – и к пюре добавить, и на закуску пойдёт.
Василий Петрович, когда успевает, помогает жене: то помидоры, то сладкий перец перетрет, иногда и измельчит на старенькой советской мясорубке. Рад бы купить электрический, но каждый раз видя цену, застывает, а так ли она нужна, эта электрическая мясорубка?! Вполне справляются и старой крутить.
Жена неохотно принимает помощь мужа, помощь — это хорошо, только потом убирай за ним всю кухню. Мужики же они такие, тут прокрутили, там нашинковали, а на занавесках засохшие капли от помидор, да и обои закрасились свекольным соком, а что творится на полу, лучше и не говорить.
Заготовок делают много. Отправляют детям в город, раздают соседям, обменивают на мёд, на осенней ярмарке в центре села продают. Иногда среди покупателей попадаются до того неприятные люди, что он диву дается, как их земля носит: смотрят свысока, хамят, берут продукты с таким видом, словно одолжение делают, принюхиваются: а белые ли это грибы, может поганок насушили. К их существованию Василий Петрович относится со смирением: хочешь не хочешь, а паршивая овца в любом стаде найдется, какой тогда толк возмущаться из-за того, чего не изменить?
Если спросить у них, чего они боятся больше всего на свете, они ответят — одиночества. Как бы не жили, а хотелось бы получше, но вместе всегда веселее. Да и, старые истории вспоминаются, молодые не поймут, а жена всегда улыбнётся, где-то и посмеётся.
Однажды жена захворала. Жар всю ночь мучил, к утру одолел. Она лежала на боку, руку свесив. Василий Петрович стакан воды принёс. Помог подняться жене, одеться. Скорая приехала. Фельдшер осмотрел, укол поставил, температуру сбить. Давление померял.
— Госпитализировать надо. С собой берём.
Елена Семёновна вцепилась в руку мужа, еле улыбнулась уголками губ, кивнула, мол, всё хорошо будет. И тихонько дрожа телом, проговорила: Валентину подоить соседку зови. Василий кивнул.
Скорая уехала. Пусто стало дома, а в душе грусть засела, сердце щемит. Целый день Петрович места себе не находил. То в огород выйдет, то курам зерно даст, то Валентину к себе поманит. Та и ухом не шевельнет. Одним словом, коза!
К вечеру Валентина сама пришла в хлев. Василий вынес ей горячего питья, помыл вымя, потёр мягким полотенцем, жена специально выбирала. А Валентина возьми да, пни ему по колено.
— Ишь, чего задумал, своими большими грубыми пальцами, доить меня, — словно ухмыльнулась коза.
Василий Петрович и так, и сяк. Коза ни в какую.
— Не на ту напал, — виляла хвостом Валентина, самой тошно, молоко бежит, но не поддаётся.
Василий Петрович плюнул. Вышел к соседке. Соседка — коза, тёзка Валентины! Друг друга поймут.
Соседка Валентина подмигнула Петровичу.
— Женщины нежность любят. А ты, старый леший, забыл, что это такое!
Но козу подоила. Обещалась с утра прийти.
К ближе к обеду Василий Петрович, проверив надёжно ли привязана Валентина, поехал в райцентр жену повидать. Купил фруктов, воды, прихватил зарядное устройство, вчера забыли.
Елена Семёновна выглянула из окна на втором этаже. Он подошёл.
— Я всё передал. К тебе не пускают, — кричал он сквозь стекло.
Жена махнула, поняла.
— Ты выздоравливай только. За Валентину не переживай. Справимся. Отдыхай, пиши, что надо. Сегодня лучше выглядишь.
Елена Семёновна тихо улыбнулась, помахала мужу на прощание.
Обратно ехать было быстрее. Он вспомнил Валентину, соседку, когда она впервые к ним постучалась. Вернулась на малую родину. Моталась где-то. Про мать не вспоминала, на похороны и то, не приехала. А через два года появилась, как ни в чём не бывало. Обустроилась. На работу взяли соцработником. Сейчас-то что, Василий удивлялся:
— Пристыдилась бы, матери не помогла, какая из неё помощница, соцработник!
Валентина хоть и была бойка на словцо, но в деревне быстро её приняли. О том, где гуляла, никому не говорила. Хотя Василий Петрович догадывался, что его жена знает больше, чем другие, но в эти бабьи разговоры он не лез. Было и ладно, деревне тоже молодые нужны.
У Валентины были разные глаза: один зеленый, другой – карий. Старая бабка Нина сказала бы, что это знак дьявола – он метит так людей, чтобы люди помнили. Но Валентину это не смущало. Наоборот, она гордилась своей необычностью.
Вечером она вышла подоить козу. Петрович молоко ей отдал.
— Пока моя хворает, ты молоко себе бери. Я сыр делать не умею. Молоко не пью, чего зря добру пропадать.
Валентина согласилась.
— Как там, Елена Семёновна?
— Потихоньку. Говорит на электрофорез ходит. Капельницы ставят.
— Ну, ничего. Она сильная, вот увидите, не успеете отдохнуть, домой вернётся.
Петрович закивал, как заведённый болванчик.
— Доброй ночи, Василий Петрович! Утром приду.
— Хорошо, что ушла. Не плакать же перед ней, — подумал про себя Василий.
Тяжело было одному. Дети обещали в выходные приехать. Внуков привезут.
— Может, это я зря, на Валентину грешу. Каждому — своё. Кто знает, чего ей пришлось пережить, чтобы вернуться. Вот, заботится теперь о других. В этом же смысл человеческой жизни?! Заботиться о родных, близких, о тех, кто жив и рядом.
Василий Петрович взял телефон, набрал жену.
— Алло, Леночка! Как ты там? Я что, я здоров. Куры кормлены, коза подоена. Дети на выходные приедут. —
В телефоне слышно было мягкий голос жены. Петрович облегчённо вздохнул. Жена рассмеялась. — Всё хорошо.
— Что? Плохо тебя слышно? — спросила Елена Семёновна.
— Всё, говорю, хо-ро-шо.
— А-а, это да. Скоро выпишут. Нам с тобой ещё яблоки сушить.
— Я тогда пошёл. Переберу, тихонько начну.
Он открыл дверь в погреб. Включил свет. В дальнем углу стояла его настойка из крыжовника.
— Сын приедет, попробуем, как настоялась, — поднял большой камень с кадки, попробовал капусту, — Хрустящая, а аромат какой! Леночке понравится.