Продолжение.
Я делаю материал про смертников. Их держали в Белозерском пятаке. Я нахожу их истории все, их пять человек в то время или шесть было. Делаю гвоздь номера, у нас была такая рубрика «Гвоздь номера», лучший материал номера. И я туда попадаю в эти гвозди номера, и допускаю там ошибку. Я записываю со слов начальника тюрьмы, и записываю неправильно. Один преступник убил мать, а дети остались живы. А я написал: «Он убил мать и двоих детей». И начальник тюрьмы звонит в редакцию и говорит: «Ваш журналист ошибся». Я прихожу в редакцию, и мне Алёна говорит: «Тебя шеф уже видел?» Я говорю: «Нет». «Он с утра бегал, топал ногами: «Где ваш Молчанов?» Я говорю: «Чего такое?», говорит: «У тебя там в заметке ошибка».
Я понимаю, что всё, меня уволят. Только что, только что я стал штатным журналистом, и понятно, что меня сейчас уволят. Если редакции придётся писать опровержение, никто меня защищать не будет, тем более, что только что взяли на работу, ну, кому я нужен?
Меня вызывают к шефу, и это был мой первый разговор с шефом, с Панцыревым. Владимир Васильевич тоже очень много для меня сделал, и этот разговор – это одна из тех вещей, которые, я запомнил на всю жизнь. Он жестко так говорит: «Что можешь сказать в своё оправдание?» Я говорю: «вот объяснительная». Мне секретарь сказала: «Пиши объяснительную». И я в объяснительной написал, что я допустил ошибку, что у меня не было диктофона, я вёл записи в блокнот, ошибка подтверждается моими записями в блокноте, подтверждается, что он их убил. На самом деле, скорее всего, начальник тюрьмы оговорился. А потом, ему же надо прикрыться. Но я не уверен, записи диктофонной нет, есть только записи в блокноте. Есть вероятность, что я неправильно записал. Поэтому, говорю, ответственность за ошибку полностью на мне. Готов понести наказание.
И ему это очень понравилось, что я не начал перекладывать это всё с больной головы на здоровую, что я всё это взял на себя. И он мне сказал, что отныне любую информацию ты перепроверяешь два раза. Он был бывший собкор «Комсомолки», и он что-то начал вспоминать, какие-то вещи, связанные с «Комсомолкой», и с миром меня отпустил. И все меня встречают в кабинете чуть ли не аплодисментами - типа всё, чувак, боевое крещение, первый косяк.
Потом я ездил в командировку, писал расследование про главу района, по-моему, Кирилловского района, который сбил человека насмерть и пытался скрыть эту историю. И я написал про это заметку, заметка вышла, и после этого Рома заходит и говорит: «Пиши заявление». Я говорю: «Какое заявление?» - «О переходе на полную ставку. Заслужил». И всё, и я начал работать.
Три года я там работал. Потом через какое-то время почувствовал, что упираюсь в потолок, и мне хотелось расти дальше, и мне хотелось стать замом главного редактора. Это была следующая моя идея фикс. Рома Романенко в то время ушёл создавать радио «Премьер». Потом он создал газету «Премьер» и целый отдельный медиахолдинг. А я остался в «Русском севере».
И я думал, не знаю, по какой причине, почему-то я думал, что займу его место. Ну, естественно, не было такой концепции даже рядом, совсем другой парень стал замом. И тот другой парень, он начал меня очень сильно гнобить, начал прямо выживать из газеты, подставлять очень сильно. Я сдавал материалы какие-то, и он их клал просто в стол и не печатал. Месяц проходит, и у меня ни одного материала не выходит.
И в какой-то момент Панцырев ко мне подходит и говорит: «У тебя есть материалы, которые ты написал, сдал, но которые ещё не вышли?» Я говорю: «Есть, целая стопка». и он эти материалы достал, прочитал, отправил все в номер, и мне стало понятно, что всё, я не смогу здесь больше работать. И я ушёл работать в новую газету, которая открывалась, газета издательского дома «Провинция». Сначала журналистом стал, потом замом главного редактора, а потом главным редактором.
Но параллельно я всё время пытался писать. Уже после «Хронометра», поработав там, став главным редактором, я уволился и вернулся в «Русский север» заместителем главного редактора. Когда я уволился, я думал, что не буду больше работать в газете, я буду сидеть, романы писать. Посидел дома месяц, понял, что не могу. Обратно в «Хронометр» я уже выйти не мог, поэтому вышел в «Русский север», и последний год в Вологде я работал замом Панцырева в «Русском севере». Так что эта мечта – стать замом главного редактора «Русского севера», она всё-таки у меня осуществилась.
Здесь появляется такой персонаж, которого зовут Дима Грунюшкин. Давайте так, к Диме я отношусь сложно. Это такой неоднозначный весьма персонаж, поэтому я о каких-то вещах буду рассказывать, а о каких-то вещах я буду умалчивать. И у меня есть железный принцип, по которому я не отзываюсь негативно о коллегах, и о Диме я хочу сказать, что он весьма и весьма талантливый парень во всех отношениях.
С Димой мы познакомились таким образом: в это время мой папа работает главным редактором сямженской районной газеты «Восход». До этого, кстати, я тоже поработал в этой газете, в какой-то там из предыдущих лет, уже поработав внештатником в «Русском севере». Там так получилось, Роме не нравилось, как я пишу, и я прямо упорно, упорно работал. И летом в каникулы я поехал в Сямжу, и попросил папу: «Договорись, чтобы меня взяли в газету попрактиковаться на лето». И летом я два месяца работал на полставки, мы с моей женой Натальей работали. Нам одну ставку на двоих дали, работали журналистами в «Восходе». И мы вдвоём там этот «Восход» целое лето наполняли своими статьями. Это было весёлое лето для Сямжи, оно всем запомнилось.
Потом, после этого лета, я приехал в Вологду, пришёл к Роме и сказал: «Рома, я всё лето работал в районке, если хочешь, посмотри мои статьи». И он после этого меня очень сильно зауважал, он сказал, что районка – это отличная школа, и дал мне тогда как раз эту судебную хронику делать. Поэтому, на самом деле, тут была такая очень целеустремлённая работа.
Понятно, что всё это время газетное, у меня это был просто вопрос выживания. Как бы ты пишешь, ты зарабатываешь деньги, тебе реально есть, что есть . Не пишешь - не зарабатываешь, тебе нечего есть. И, когда я стал работать в газете, у меня доходы вдруг резко выросли, прямо резко. Например, первый месяц я зарабатываю 14 рублей, второй месяц я зарабатываю 120 рублей, третий месяц я зарабатываю пять... нет, это были миллионы... Там 14 тысяч рублей, 120 тысяч рублей, и вдруг пять миллионов я зарабатываю, например.
Тогда ещё начались предвыборные всякие дела, мне дали самого дохлого кандидата - бывшего МММщика. Было 15 кандидатов, и оказалось, что этот дохлый кандидат, он 15-е место занял, короче, последнее, несмотря на все мои усилия. Но он мне платил по самой высшей ставке, он мне очень много платил. И я купил себе тогда печатную машинку, музыкальный центр, телевизор. Я продолжал в то время ещё жить в общаге. Потом мы сняли квартиру, переехали, и всё это время тем не менее я пытался писать.
Я писал рассказы, писал повести, и всё больше, больше. Сначала маленькие – 30 страниц, я называл это «малописие». Я как бы пишу роман, но 30 страниц написал, и у меня сюжет заканчивается. Дальше я следующий пишу - 50 страниц, и всё, история заканчивается.
И тут я знакомлюсь с Димой, а Дима работал на рынке в Сямже. Папа мой в то время стал уже главным редактором районки, вернулся в районку после своих фермерских мытарств, и какое-то время, где-то около года, он там работал. И он говорит: «Нашёл талантливого парня на рынке», собутыльника, на самом деле. И Дима начал работать в районке, он его взял в штат. Мы с Димой познакомились, ну, думаю, прикольный парень, с длинным хайром, с хвостом. Выглядит так, как должен выглядеть правильный парень. И мы стали общаться. Я как-то к нему в кабинет захожу, вижу, у Димы текст какой-то, явно художественный: «А ты что, русский Рэмбо?» Ну, прямо вижу, что какая-то сюжетная история, и говорю: «Это что такое?» Он говорит: «Я роман пишу». И я такой думаю: «О! Ничего себе! Парень в деревне сидит и пишет роман, а я-то роман не пишу, - и думаю, - надо мне тоже роман написать».
Возвращаюсь домой из редакции, я тогда сидел и читал, как сейчас помню, «Игру в бисер» Гессе. У меня был какой-то сюжет, связанный именно с какой-то игрой, но я почему-то сразу решил, что это будет, условно, не «настоящий» роман, а будет роман жанровый, детективный. И я, сидя на этом крыльце старой бани, взял тетрадку, и, сидя на этом крыльце, начал писать свой первый роман. Потом я уходил в вагончик и там каждое утро сидел и по пять страниц писал.
Я вернулся в Вологду после каникул. Началась работа, и я каждое утро перед работой сидел и писал по 5 страниц теста. Я написал 125 страниц, и на этом сюжет закончился. Я понимал, что 125 страниц рукописного текста – это не роман. И я придумал такую хитрость: я написал: «Конец первой части». Взял вторую тетрадь и написал ещё сколько-то, 120 страниц, и это была вторая часть. Я взял третью тетрадку, написал третью часть, всего там было около 400 страниц рукописного текста. Потом я их отдал, заплатил наборщицам нашим в редакции, и они три недели набирали этот мой роман, разделив на три части набирали.
Потом я его распечатывал три дня в редакции на матричном принтере: «вжжжжиу, вжжжжиу» в двух экземплярах. И отправил в два издательства: в «Олму» и в «Эксмо». И я помню, на самом деле, эту осень, тогда вышел альбом «Tequilajazzz», где «Кто согреет зимнее солнце?» И это солнечные дни такие, я сидел и ждал ответа из издательства.
*Продолжение следует.
Наша мастерская - учебное заведение с 300-летней историей, начавшейся 12 лет назад.
С вами все в порядке! Удачи и вдохновения!