Молодой человек вступается за девушку, но по необоснованному обвинению попадает в места лишения свободы. Вернувшись спустя семь лет, Виктор находит в шкафу магнитофон, который позволяет передавать послания в прошлое. Эта находка втягивает его в такие приключения, о которых он и подумать раньше не мог.
Продолжение. Начало тут
***
Он рассказал историю, услышанную от Грома. От начала, когда Шкет со товарищи позорно скрылись в кустах бузины и до момента встречи с почтальоном Николаем Степановичем, поймавшего его в нескольких сантиметрах от бетонного бордюра.
Табуретка и патефон в глубине гаража с застывшей пластинкой Моцарта произвели на друзей жутковатое впечатление.
– И ты все время молчал? – потрясенный историей, спросил Шкет. – Почему же он нам об этом никогда не рассказывал?
– Меня всегда интересовал этот аппарат, – сказал Леня. – Как-то я подошел слишком близко и поставил иглу на пластинку, но как включить его – не знал. И я спросил Грома – «Дядя Гром, как его врубить?».
Кажется, он сваривал какую-то делать в этот момент. На лице его был шлем с черным защитным светофильтром и, скорее всего, поэтому он не заметил моих манипуляций, хотя никогда не запрещал трогать и даже брать любые вещи и инструменты в гараже.
Помню, как одним движением он смахнул этот шлем, бросил сварочный аппарат на бетонный пол и пламя из этой штуковины с шипением стало облизывать землю, оставляя на ней черный жутковатый нагар. Я тогда подумал, что мы сейчас загоримся.
Впрочем, даже не пожара я испугался… – Леня изменился в лице. – Гром словно с ума сошел, ни разу не видел его таким!
Он отшвырнул меня от патефона так, что я отлетел к самым воротам и ударился головой о стальную переборку, потом он медленно снял иглу с пластинки и накинул на аппарат какую-то замасленную тряпку.
Ни разу с того времени у меня не было желания спросить – что это было и что за история с патефоном.
Леня задумался, потом глядя в пространство, будто перед его глазами был тот самый гараж, продолжил:
– Вы же знаете, что почти все эти штуковины в его гараже были с историей. Череп хотя бы… Признаться, я стал ходить к нему гораздо реже, а потом и вовсе перестал. – Леня посмотрел на друзей и пожал плечами. – Да и интересы мои, честно говоря, изменились.
– Если бы ты нам рассказал про этот случай, мы бы могли выследить этого... Моцарта, – тихо сказал Шкет.
Виктор посмотрел на экран своего айфона, купленный на заработанные на зоне деньги.
– Вряд ли. Да и как ты себе это представляешь в тех м-м… обстоятельствах. Мы же были почти врагами…
– Общая беда могла нас объединить… – сказал Шкет и в этом, скорее всего, он был прав.
Весь хмель слетел с них в мгновение ока.
– И ты думаешь, что… почтальон… он и есть?.. – спросил Леня. – Признаться, я плохо его помню, видел пару раз всего возле школы. Я ведь жил в другом районе.
– В тот момент, когда он меня поймал, избавив от расквашенного носа и я увидел его плащ, рюкзак – ни о чем больше и думать не мог, – ответил Виктор. – Моя соседка… тетя Оля, она встречалась с ним.
– Если его реально взяли, то должны показать по телеку, – сказал Шкет.
– Сомневаюсь, – Виктор снова поднялся, подошел к окну и посмотрел вниз. Чем-то это окно его притягивало, точнее, не окно, а сам двор, и он никак не мог понять, чем именно. – Пока не проведут следственные действия, ничего показывать не будут. А вдруг опять прокол? Гром сказал, что уже тогда по этому делу были ошибочно казнены несколько человек. Покажут, когда будут уверены на сто процентов.
– Значит, нужно как-то увидеть его, – вздохнул Леня.
Виктор кивнул:
– Либо же найти почтальона.
Он поднялся, накрыл ладонью откупоренную бутылку и сказал:
– Друзья, извините, но я – все. Сейчас попробую найти Николая Степановича. Шкет, ты говорил, что у тебя кто-то в органах. Может этот человек поможет увидеть фото задержанного. У них есть доступ к базе.
Леня взъерошил жидкие волосы и спросил:
– А что ты там все высматриваешь, а?
Виктор отпустил шторку и задумчиво ответил:
– Даже не знаю.
Потом он повернулся, обвел взглядом кухню, которую освещала желтая тусклая лампочка без абажура и спросил:
– Слушайте, а у вас бывало ощущение, похожее на дежавю, только чуть другое – вы точно знаете, что уже видели, были в этом месте, разговаривали с этими людьми, но теперь, в настоящий момент переживаемое вами сильно отличается от того, в чем вы на сто процентов уверены.
Иными словами – кино с тем же названием, что и всегда, вы его сто раз смотрели, но теперь главный герой, да и другие герои делают совсем другие вещи. Понимаете, о чем я говорю?
Шкет и Леня переглянулись, и Виктор подумал, что кто-то из них сейчас заявит, что он перебрал.
Однако, на их лицах он прочитал одновременно испуг и озабоченность. Значит, странные вещи, которые они тщательно скрывали от других, чтобы не попасть в дурдом и не быть осмеянными, происходили на самом деле.
– Черт побери, – побледнев, тихо сказал Леня. – Я никому об этом не рассказывал. Вообще никому. Сейчас вы поймете, почему. На втором курсе мехмата МГУ на свой день рождения я взял тачку напрокат, это была «Ламба», «Ламборджини Диабло» – самый крутой спорткар в мире. Не знаю, что на меня нашло. Хотя знаю… тщеславие, конечно же. Я посадил свою девушку, и мы катались по Москве, распивая шампанское и горланя песни… а в какой-то момент, проезжая по Смоленской площади, я увидел страшную аварию – перевернутая машина и человек, вернее, то, что от него осталось…
Шкет вздрогнул, задел рюмку, куда наливал водку, и та опрокинулись. Темное пятно расплылось по скатерти.
– Да, прямо так, как твоя рюмка. Раз – и все вылилось, а потом еще и вспыхнуло.
– Но… – захотел вставить пару слов Виктор, но Леня прервал его.
– Послушай до конца. Это жутко, но послушай. Я точно знал, я знал это как свои пять пальцев, как то, что мы сейчас сидим вот тут с вами – что это я лежу там, возле пылающей машины – которая, на удивление, разве такое может быть вообще – тоже была «Ламбой»! Сбросив скорость, я увидел и свою девушку – она была зажата на сиденье и не могла выползти. Я запомнил ее лицо на всю жизнь, она смотрела на меня умоляющим взглядом и тянула ко мне руку, на которую час назад я надел колечко и получил ее согласие стать моей женой. Два события в один день. Вернее, три. Теперь Ксения снится мне каждую ночь… я вижу ее руки, вижу лицо, вижу, как языки пламени подбираются к ней, а я проезжаю мимо, оглядываюсь точно в замедленной съемке и ничего не могу сделать.
Я очнулся в тот момент, когда мы въезжали на Смоленскую площадь. Затормозил, припарковал машину у обочины, вылез на дрожащих ногах из тачки. Все шампанское что у нас было, а это, на минуточку, целый ящик Вдовы Клико, я поставил возле мусорного бака и его тут же разобрали счастливые бомжи.
С Ксенией мы расстались через месяц – я просто стал другим человеком – не таким каким вы меня помните по школе. А ей нужен был именно тот, молодой повеса, фигляр и мажор. Высокомерный, подающий надежды…
– Господи… – прошептал Шкет.
– Примерно через год я прочитал, что она погибла в аварии на том же самом месте, что я увидел. Что это было? Я до сих пор не знаю. Я бросил институт, хотя мне пророчили блестящее научное будущее. А теперь самое странное – в ящике шампанского, которое я заказал по Интернету и с доставкой на дом, я обнаружил записку, напечатанную на старой печатной машинке – таких, наверное, уже и в помине нет. И там был прикол, я сразу перезвонил в ту компанию и чуть не разнес их в пух и прах за издевательство, но они сказали, что не занимаются такой херней.
– Так что там было? – нетерпеливо спросил Виктор.
– Там было написано: «Твоя Ламба будет завтра всмятку на Смоленской площади. Два трупа. Ты и твоя подруга». Всю ночь мне снились кошмары, но утро вечера мудренее, и я решил, что это прикол кого-то из однокурсников. У нас были весьма своеобразные шутники.
– Капец… – Шкет заерзал на табуретке, потом тоже решился.
– У меня все было проще. Но тоже связано с жуткой вещью, если можно так сказать, – после некоторого раздумья начал Шкет. Помните, в шестом классе мы должны были поехать на Зарницу? Кажется, в октябре.
Виктор и Леня, не глядя друг на друга, кивнули. Еще бы не помнить, такие вещи запоминаются надолго.
– Вы, наверное, не знаете, но… – тут Шкет явно занервничал, ему стало не по себе, и он снова выпил – для храбрости. – Мои родители… это… в общем, не мои биологические родители. Меня взяли в детдоме, когда я был совсем мелкий. Полгода может. Короче, хорошие люди мне попались, иначе детство мое было бы совсем незавидным.
В общем, в то утро… мама собирала мне рюкзак, мы жили весьма небогато, впрочем, как многие тогда. Это была суббота. Я радовался, ведь… – тут он снова осекся, но продолжил, опустив глаза в пол, – ведь можно будет подурачиться с Ленкой, увидеть ее в спортивном костюме, показать свои таланты… – он усмехнулся… – но…
– Ты не поехал. Тебя не было, – сказал Леня. – Я помню тот день очень хорошо, будто он был вчера, хотя прошло лет тридцать или даже больше.
– Двадцать шесть… – сказал Виктор, всматриваясь в лицо Ильи.
***