Найти тему
Дурак на периферии

Русская классика в художественном подполье (о романах Алексея Варламова «Душа моя Павел» и «Мысленный волк»)

На неделе познакомился с замечательными романами Алексея Варламова «Душа моя Павел» и «Мысленный волк» и еще раз убедился в том, что трендовая литература России последних лет (за немногими исключениями вроде «Оправдания Острова» Водолазкина) существует в эстетическом вакууме: порвав связь как с русской классической традицией, так и с модернизмом 1920-х, она часто декларирует общность с зарубежными художественными тенденциями, выглядя всего лишь пошлой пародией на них. На этом фоне книги Варламова разительно выделяются из общей массы очередной генерации сорокиных-пелевиных-прилепиных-ивановых (то есть даже не самой этой четверки, а ее многочисленных эпигонов). Варламов не на словах, а на деле сохранил преемственность с русской классической традицией, соединявшей увлекательность с психологической глубиной: язык его книг невероятно органичен их содержанию, сохраняя середину между сорокинской игровой вычурностью и прилепинской банальностью.

-2

«Душа моя Павел» читается буквально за два дня, книга цельна, закончена, захватывающа. Описывая в духе Юрия Полякова последние доперестроечные годы СССР, Варламов в то же время избегает сползания автора «Замыслил я побег…» не только в беллетристическую незатейливость, но даже в пошлость (даже давая слово своим порой матерящимся героям, автор «Души…» меняет буквы в мате, отчего их сквернословие не режет глаз читателя). Сталкивая наивность главного героя (прежде всего идеологическую) с искушенностью окружающих его людей, Варламов не занимает ничью позицию, давая всем высказаться. Описывая студенческую жизнь опосредованно – через знакомую еще нашим родителям работу на «картошке», автор создает запоминающиеся, многогранные образы, явно подчерпнутые из его личной жизни.

Это не титаны, не гиганты духа, а просто хорошие ребята со сложной судьбой, чье мировоззрение по замыслу автора демонстрирует весь спектр взглядов позднего СССР от западничества до национализма. Несмотря на то, что в книге почти нет филологических разговоров (а я так бы хотел, чтобы их было больше!), прочитать ее будет интересно прежде всего моему поколению, родившемуся в «перестройку», не знающему иных реалий кроме крайне индивидуалистических. Студенческое братство, изображенное Варламовым не лишено ностальгии и идеализации – это, бесспорно. Но с другой стороны, как приятно прикоснуться ко времени, которого уже нет, времени накануне больших перемен, когда свобода в мыслях вот-вот изольется наружу и затопит социальное пространство.

-3

В этом смысле «Мысленный волк», посвященный «Серебряному веку» и описывающий рождение революции из мысленного раздрая в годы Первой Мировой, в чем-то симметричен книге «Душа моя Павел», написанной позднее. В «Мысленном волке» Варламов ставил перед собой колоссальную по масштабу задачу – выразить духовную смуту и смятение умов накануне Февраля и Октября, использовав свой опыт биографа наиболее значительных и заметных личностей той поры. Изменив фамилию одному из главных героев, он сохранил многие другие подлинные события и прототипы. В Легкобытове, без сомнения, угадывается Пришвин, которому Варламов посвятил не только биографию для серии «ЖЗЛ», но и свою докторскую диссертацию. Другими важными действующими лицами его романа стали Распутин и Розанов, а также реально существовавший совершенно омерзительный тип – монах-расстрига Исидор Щетинкин.

В «Мысленном волке» удивительно то, что, показывая умственную и духовную эволюцию одних персонажей (Щетинкин, Легкобытов), автор чрезвычайно точен и убедителен (лично меня больше всего поразило раскручивание спирали духовной прелести в жизни Щетинкина), в то же время попытка дать объективную характеристику Распутину, избавив его от демонического ореола, мне кажется неудавшейся. При этом «Мысленный волк» - во многом мистический роман в лучших гоголевских традициях, а заглавный образ проходит через всю книгу, и ему дано вполне святоотеческое, православное понимание. Вообще я бы назвал «Мысленного волка» романом о духовной прелести, ведь герои этой выдающейся книги идут не на свет духовного маяка Церкви, а, как выразился Гоголь, за «болотными огнями» всевозможных сект и псевдорелигиозных подделок.

Страшное духовное шатание, поиск, ставший разгулом самых чудовищных заблуждений, - вот прекрасно описанный Варламовым исторический фон, в той или иной форме впадают в прелесть все без исключения герои романа: Розанов и Комиссаров – в милитаризм, Уля и ее мачеха подпадают под влияние Распутина, Щетинкин – в самообольщение. На этом фоне сомнений и обольщений приход большевиков к власти выглядит как появление фанатически монолитной силы. Эта железная бесчеловечность большевиков, их отвержение любого сомнения особенно ярко видны в блестяще написанном финальном споре Комиссарова и Дяди Тома: позиция последнего и ее аргументация здесь рифмуется с философией «Оправдания» Дмитрия Быкова, вывернутой наизнанку с противоположным моральным знаком в «Обители» Прилепина.

«Мысленный волк» - книга подлинно христианская, но при этом дискуссионная, не догматичная: описывая разброд и шатание в умах и душах людей накануне революций и фактического уничтожения Российской империи, она показывает, как важно человеку искать ответы на мучающие его вопросы в каноническом религиозном поле, остерегаясь духовных подделок и сект – этих пагубных результатов деятельности «мысленных волков», разрушающих и обольщающих душу помыслов. Конечно, концептуальные задачи этих двух романов Варламова несовместимы: в «Мысленном волке» они глобальны, в книге «Душа моя Павел» - камерны и скромны. Однако, гармоничное соединение формы и содержания в обоих текстах, следование как духу, так и букве русской классики делает эти романы выдающимся явлением в нашей литературе. Кто знает, может, с годами наши потомки забудут Пелевина и Сорокина, как мы и наши предки – Кукольника и Боборыкина, а замечательные книги Алексея Николаевича Варламова будут читать, как мы – Чехова и Толстого.