— Боже, — выдохнула та, искоса глядя на Элинор, — как очаровательно. Ну просто беседка.
— Обед будет стоять на буфете в столовой к шести часам ровно, — сказала миссис Дадли. — По тарелкам можете раскладывать сами. Посуду я уберу с утра. Завтрак я готовлю к девяти. Таковы мои условия.
— Ты напугана, — заметила Теодора, глядя на Элинор.
— Поддерживать в комнатах такой порядок, как вам хотелось бы, я не могу, а помощницу мне вы все равно не найдете. Я никому не прислуживаю. Я здесь работаю, но это не значит, что я стану кому-нибудь прислуживать.
— Это просто пока я думала, что буду здесь совсем одна, — ответила Элинор.
— После шести я ухожу, — продолжала миссис Дадли. — До того, как начнет смеркаться.
— Теперь я здесь, — сказала Теодора, — так что все хорошо.
— У нас общая ванная, — объявила Элинор невпопад. — Все спальни в точности одинаковые.
В комнате у Теодоры были зеленые репсовые шторы, зеленый плед на постели и такое же одеяло в ногах, обои с зелеными гирляндами, комод с мраморной столешницей и гардероб — в точности как у Элинор.
— В жизни не видела ничего ужаснее, — проговорила Элинор, почти срываясь на крик.
— Все как в лучших гостиницах, — объявила Теодора, — или в приличных летних лагерях для девочек.
— Я не задерживаюсь дотемна, — продолжала миссис Дадли.
— Если ночью будете кричать, никто не услышит, — пояснила Элинор. Поймав на себе вопросительный взгляд Теодоры, она поняла, что мертвой хваткой вцепилась в дверную ручку, поэтому тут же разжала пальцы и уверенно прошла через комнату. — Надо будет придумать, как открыть окна.
— Так что если вам потребуется помощь, тут никого не будет, — сказала миссис Дадли. — Ночью мы вас даже не услышим. Никто не услышит.
— Теперь все нормально? — спросила Теодора.
Элинор кивнула.
— Ближе поселка никто тут не живет. Даже и не подходит.
— Наверное, ты проголодалась, — сказала Теодора. — Я умираю, как
хочу есть. — Она поставила чемодан на кровать и сбросила туфли, продолжая говорить: — От голода я просто зверею: рявкаю на людей и
разражаюсь слезами.
Она вытащила из чемодана свободного покроя брюки.
— По ночам, — миссис Дадли улыбнулась, — в темноте, — и закрыла
за собой дверь.
Через минуту Элинор сказала:
— А еще она ходит совершенно беззвучно.
— Милейшая старушенция. — Теодора оглядела комнату. — Беру
назад свои слова насчет лучших гостиниц. Это вылитая школа-пансион, в которой я одно время училась.
— Идем, покажу мою. — Элинор открыла дверь ванной и провела Теодору в синюю комнату. — Когда ты приехала, я только распаковала вещи и уже думала сложить их обратно.
— Бедная крошка. Ты совершенно точно умираешь с голоду. А я, когда увидела этот домище снаружи, только об одном могла думать: вот бы здорово было стоять здесь и смотреть, как он горит. Может, перед отъездом...
— Так ужасно тут совсем одной.
— Видела бы ты мой пансион во время каникул! — Теодора вернулась в свою спальню.
Звук и движение в двух комнатах немного приободрили Элинор. Она поправила одежду на плечиках в гардеробе и поровнее сложила книжки на прикроватном столике.
— А знаешь, — крикнула Теодора через ванную, — это правда похоже на первый день в новой школе: все такое чужое и гадкое, ты никого не знаешь и тебе страшно, что все будут смеяться над твоей одеждой.
Элинор, которая как раз открыла ящик, чтобы вытащить брюки, замерла, потом рассмеялась и бросила брюки на кровать.
— Я правильно поняла, — продолжала Теодора, — что миссис Дадли не придет, если мы ночью будем визжать от страха?
— Таковы ее условия. А ты встретила у ворот милого старичка?
— Мы чудесно побеседовали. Он сказал, что не впустит меня, а я сказала, что впустит. Потом я хотела его задавить, но он отпрыгнул. Слушай, нам обязательно сидеть в комнатах и ждать? Я бы надела что- нибудь поудобнее. Или надо будет нарядиться к обеду?
— Я не стану, если ты не станешь.
— А я не стану, если не станешь ты. Нас двоих им не одолеть. И вообще, пошли гулять — мне не терпится выбраться из-под этой крыши.
— Здесь очень рано темнеет, в холмах, под деревьями...
Элинор снова подошла к окну, однако на лужайке по-прежнему лежал
солнечный свет.