Возмущает практика «в лоб» натяжек для цели восхваления знаменитого художника.
«Дитя прижимается к матери. Оба заснули в нежном и трогательном объятии. Прильнув к скудной материнской груди, младенец как будто насыщается той, что дала ему жизнь, ее теплом и любовью.
Как всегда у Климта, самые фантастические декоративные детали сродни гиперреалистичным. Посмотрите на мизинец ребенка,
оттопыренный так, словно он хочет охватить еще больше теплого и нежного материнского тела [вы это видите?]. Посмотрите на его взлохмаченные волосы, спутанные и слипшиеся во сне» (Кристофер Андре. Искусство счастья. М., 2016. С. 26).
Собравшись цитировать обильно, я дальше растерялся. В процитированном отрывке всё же речь о деталях картины. Дитя действительно прижимается к матери. Но вот поверить, что мать заснула стоя, можно только будучи в два счёта загипнотизированным умилительным словоприменением. Но объятие не спящей матери действительно нежное. Про трогательное помолчу, потому что искажения натуры такие большие, что как-то не трогательность бросается в глаза, а мёртвость и уродливость тел. Даже и воспеватель не удерживается насчёт «скудной материнской груди». Наконец, «Частая потливость у новорожденных детей должна стать причиной беспокойства для родителей, поскольку если потеет голова у ребенка, особенно во сне, это может стать следствием развития рахита, чтобы исключить эту ужасную болезнь, рекомендовано как можно скорее обратиться к врачу» (https://detpol6mag74.ru/stati-o-zdorove/pochemu-kogda-rebenok-spit-poteet-golova ). Надо б не восхищаться «на его взлохмаченные волосы, спутанные и слипшиеся во сне», а связать это с общей мёртвостью тел.
Так вот растерялся я с дальнейшим цитированием, что там совсем нет деталей картины.
«Обрести счастье, может быть, означает — снова найти его? В каких далеких воспоминаниях берет свое начало это сложное и тайное чувство, которое называется «счастье»?
Сегодня нам известно, что человеческому существу необходима эмоциональная пища. Дети, лишенные любви, умирают физически или морально» (С. 30).
И пошла писать губерния… Автор во все тяжкие пустился что-то внушить читателю, не связанное с картиной, а навязанное ей. Тема его Книги – счастье. И он готов самого разочарованного из разочарованных художника подвести под счастье.
Почему я так написал?
Потому что я знаю внешний принцип искусства стиля модерн живое писать как бы мёртвым, а неодушевлённое – как бы живым (вы посмотрите какие весёленькие горошки, треугольнички, овалы и тому подобный оживляж разбросан по многим частям картины.).
Мало того, я знаю, какой подсознательный идеал выражает это противоречие – метафизическое иномирие. Бегство аж в него побудила повсеместная Скука, начиная от стандартизации фабричной продукции на всех парах развивающегося капитализма (оттого в пику засилье извивов всего мыслимого и немыслимого; в данной картине, впрочем, есть поражения всеизвивов: какой-то тёмный прямоугольный экран). А ещё можно вспомнить и многие другие фундаментальные Скуки стыка веков: от скуки потерпевшей полное поражение от науки религии, до скуки самой пресыщенной науки, погрузившейся во всеобъясняющую, мол, способность позитивизма, согласившегося на поверхностность вместо глубины.
А откуда вся беда (с этим позорным натягиванием хвалы на ультрапессимистическое произведение)? – Оттуда, что наука не признаёт такое полезное теоретическое допущение как подсознательный идеал автора. За того, подсознательного идеала, «текстовые» следы (за указанное противоречие) Климта действительно можно хвалить: они указывают на выражение духа времени.
А без этого теоретического допущения приходится изгаляться в лживых похвалах.
Но правда пробивается, как трава сквозь асфальт. Даже поток лжи в общих фразах Кристофера Андре о счастье заканчивается какими-то словами-тенями о противоречии, о трансцедентности:
«Откуда эта потребность трансцендентности, полноты, к которой мы стремимся и которую иногда находим в ощущении счастья? Ответ также скрывается в картине Климта. Если расширить поле зрения, вокруг матери и ребенка можно обнаружить угрожающий мир: пятна черного цвета, вытянутые полутени, изуродованное тело старой женщины…
Человеческая жизнь жестока, порой трагична» (С. 33).
Возмущает.
.
Ван Гог и Гоген пришли к всеотрицанию иначе, чем представители стиля модерн. Они опровергли бодрячество импрессионистов, хвалящих (в горе) абы какую жизнь (в теме) светоносностью крохотных мазков чистого, несмешиваемого цвета. Они – вполне по-живописному – возразили длиной мазков (у Гогена –
целыми площадями).
С небом Ван Гог тут поступил по-гогеновски, как маляр.
А что ему навешивает Кристофер Андре?
Тоже счастье.
И ни слова по деталям картины. Вообще ни одного. Только общие слова по доморощенной психологии, философии и т.п.
Возмущает.
Есть, правда, тексты самого Ван Гога по поводу и этой картины – оптимистические. Но, какой серьёзный исследователь считается с поведением художника вне границ своего произведения?
31 октября 2021 г.
31 октября 2021 г.