О том, как начались мои странствия, у меня в памяти отложились самые смутные воспоминания. Поймите, вся моя прежняя жизнь — декорация. Ее бутафорность и фальшь вы почувствуете довольно скоро.
Кажется, в тот вечер я поругалась с моим женихом, Полом. Вернее, с его мамой. Сейчас, спустя несколько месяцев, я не могу вспоминать ту ссору без смеха. Меня почему-то очень волновало — какое на мне будет свадебное платье. Непременно хотелось быть в голубом, а не в белом. Почему — объяснить сама не могу. Вероятно, из-за того, что мама Пола, тетушка Лиза, с пеной у рта ратовала за строгое соблюдение всех традиций, а мне просто из духа противоречия захотелось что-нибудь да нарушить.
Бедный миролюбивый Пол метался между матерью и мной, пытаясь, не принимая ничью сторону, успокоить обеих, что раззадоривало нас еще сильнее. Лицо моей будущей свекрови в гневе налилось красным и стало похожим на раздувающийся помидор. Вначале мне было смешно, но с каждым ее новым выпадом из серии «А что про тебя подумают люди?» я заводилась все больше, с жаром доказывая, что мне все равно.
Я не помню, как у меня в руках оказалась книга десятилетнего брата Пола (запомните эту деталь! На ней держится последующее повествование). На первый взгляд может показаться, что я схватила книгу из-за того, что в гневе у меня странная привычка — все хватать. Об истинной причине случившегося я сообщу чуть позднее. В общем, я опомнилась только тогда, когда бежала с книжкой прочь из этого сумасшедшего дома.
— Милая, милая, подожди! — неслось мне вслед, но я только ускорила бег, пока голос любимого не остался где-то далеко позади. Пол, несмотря на спортивное телосложение, двигался несколько угловато и, уж конечно, не смог меня догнать.
Наши дома находились на разных сторонах Леса. Из «хищников» в нем водились только зайцы и ужи, которых до смерти боялась моя подруга Вероника — как ни пыталась я убедить ее в обратном, она все равно принимала их за гадюк. Я знала этот лес как свои пять пальцев, могла с закрытыми глазами сказать, куда приведет та или иная тропинка, поэтому забежала в него без страха и даже с некоторой долей предвкушения встречи с великолепным пространством, поглощающим человеческие тревоги.
Здесь было так тихо, что казалось — можно услышать, как дышит Бог, там, у себя, на небесах. Рядом со столетними соснами мне стало так хорошо, так спокойно... Я отдышалась и сама удивилась тому, как я могла поссориться с матерью жениха из-за такой мелочи, да еще накануне свадьбы — что за вздор! Уже была готова вернуться к дому Пола, смиренно извиниться перед тетушкой Лизой и согласиться примерить белую безвкусицу, как вдруг приметила нечто странное.
К поляне, застеленной теплым мхом, со всех сторон слетались светлячки. Восхитительные маленькие огонечки! Несколько минут я стояла, завороженная их пульсирующим свечением, потом усталость от быстрого бега дала о себе знать — у меня ужасно болели ноги. Из-за бессонной ночи опухли веки и слипались глаза (сказывалось предсвадебное волнение: после того, как Пол сделал мне предложение, я не спала два дня).
Клянусь, я решила прилечь на нагретый за день мох лишь на одну секунду. Подложила книгу под голову. На миг залюбовалась паутинкой, на которой, будто бриллиант, блеснула капля росы...
***
Я очнулась от того, что кто-то бесцеремонно тряс меня за плечо. И этот кто-то был огромен. Он выглядел, как человек, но я точно знала: он — волк, у людей не бывает таких огромных звериных голодных глаз, волосатых ушей и торчащих желтых зубов. Я никогда раньше не видела оборотней. Они встречаются настолько редко, что в наших краях скорее слывут легендой. На мне красный плащ — он оберегает от диких зверей. Но красный цвет не подействует на самую страшную его часть — ту, что от человека.
— Куда ты идешь, девочка? — Я не разобрала слова: несмотря на то, что в них не было ни одной буквы «р», они сливались в один несдержанный рык.
Скорее я интуитивно догадалась об их значении. Единственная причина, по которой оборотень может отпустить меня — вера в то, что я приведу его к кому-нибудь еще. Нужно быть очень осторожной: вервульфы чуют ложь. Совру — и он разорвет меня на куски.
— К домику моей бабушки, — мямлю я. Это почти правда, я забываю лишь упомянуть, что моей бабушки уж десять лет как нет в живых.
Человек-волк принюхивается. Запаха лжи нет. Он чует лишь, что я что-то скрываю — и неудивительно, ведь вид обросшего шерстью незнакомца не располагает к откровениям.
Человек-волк кивает с притворным равнодушием. Делает вид, что потерял ко мне интерес. Я продолжаю свой путь. Знаю — он идет следом. Спотыкаюсь о корень, падаю, разбивая коленку. Лес на его стороне. Запах крови почти не оставляет мне шансов.
Но я буду придерживаться плана, с перепугу созревшего в моей голове: пробудить в нем человеческое обличье. А потом уничтожить.
Мне пятнадцать, и я редко любуюсь своим отражением. Но на базаре, где приходится торговать тем, что подарит лес — грибами, ягодами, мелкой дичью, — не раз говорили, что я хороша собой. Я распускаю волосы (кажется, так я буду выглядеть более привлекательной), умываю лицо родниковой водой — нужно смыть базарную пыль. Соберись, не плакать! В доме есть оружие. Если я успею раньше, возможно, у меня останется крохотный, но шанс... А вот и сам дом. Едва переступив порог, понимаю: он опередил меня.
Он в ярости из-за того, что старушки не оказалось. Его мелочная месть не заставила себя долго ждать: волк нарядился в халат и панталоны покойной, напялил ее чепчик, загораживающий его омерзительную морду. Волк прекрасно знает: я давно поняла, кто он. Этот маскарад — не более, чем издевательство. «Хочешь поиграть? Что же, поиграем! Только не обессудь, если в финале твое брюхо окажется набитым кирпичами,» — стараясь унять внутреннюю дрожь, приободряю себя.
— Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие глаза? — говорю, наивно улыбаясь. Волк молчит. Не отвожу глаз, пытаюсь придать взгляду теплоту. На месте его морды представляю лицо мальчика, продающего овощи в соседнем ларьке, который давно снится мне ночами. Волк не отвечает. Кажется, мне удалось его смутить — похоже, ему еще не попадались настолько самонадеянные жертвы.
— Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие уши? — я нежно провожу рукой по его уху. Чувствую, как на нем с каждой секундой становится все меньше шерсти и больше кожи.
— Бабушка, бабушка, — после слов «а почему у тебя такие большие губы» мне нужно его поцеловать. От него нещадно смердит псиной. Стараясь не дышать, я придвигаюсь все ближе, ближе...
***
— Э-эй, — я почувствовала, как меня со всей силы кто-то трясёт за плечо.
— А, твою мать! Не приближайся! Я не позволю сожрать меня! Я позову охотников, я напихаю тебе кирпичи в желудок, я....
Надо мной стоит Пол. В его глазах испуг с примешивающимся чувством вины. Не поймите меня неправильно, я не мучительница. Но виноватый, раскаивающийся и влюбленный в вас юноша — очень приятное сочетание.
— Слава Богам! Мы не могли тебя найти! Сколько же всего могло случится! Мама просит прощения, пусть будет то платье, которое ты захочешь, только не убегай так!
Пол проводил меня до дома, приобняв, как хрустальную статуэтку. Он не отпускал мою руку до тех пор, пока не передал меня моей матери — из рук в руки. Дома меня напоили молоком с медом. Правда, сначала накричали, но мой возлюбленный отважно взял вину на себя — это он меня расстроил — так, что я и убежала ото всех плакать в лес. Моего жениха мама обожает и злиться на него совсем не может.
На этом история могла бы закончиться. Мало ли что приснится в столь волнительной период. Жизнь быстро вошла в привычное русло — точнее сказать, в непривычное и достаточно напряженное: подготовка к свадьбе требовала от полной собранности и бесконечных решений. С кем посадить тетю Клару: с бывшим мужем и дочерью или с нынешним? Нельзя же всех четверых посадить за одним столом, и порознь тоже нельзя!
Теперь вы понимаете, какой суетой были наполнены мои дни. Я все чаще ловила себя на мысли, что хочу убежать от этого в блаженную тишину леса, хотя бы на несколько часов.
Кто знает лес — знает также, что там ни одной секунды не бывает тихо по-настоящему. Стук дятла, крик совы, пение иволги — все это сливается в одну восхитительную колыбельную. Но усталость была не главной причиной, по которой меня манил лес. Однажды я нашла то самое место. Прилегла. И угадайте, что мне приснилось?
Да ничего, полная ерунда — что я выхожу замуж за Пола, а он (вот глупыш!) почему-то не понял, что у нас свадьба, вышел ко мне в купальном костюме. Потом этот сон сменился кошмаром, который я даже не смогла запомнить. Вероятно, во сне тетушка Сара все-таки спела на нашем торжестве, и мы не смогли это предотвратить.
Но все это было обычным сном — быть может, немного чудным, но в нем не было того огня, той правды, что присутствовала в удивительном сновидении, похожем на старинную сказку.
Не знаю, связано ли это, но в тот вечер я начала подбивать Пола устроить переезд. Убраться из этого милого, забытого Богом городка, где все друг друга знают и каждую неделю какая-нибудь тетя Клуша непременно передает брусничный пирог. Кажется, я совсем запугала несчастного.
— Зачем, милая? — недоумевал Пол, смешно хлопая пушистыми ресницами, — разве у тебя есть не все, что можно желать?
Действительно, у меня было все — любящий жених, прелестный милый домик, куча очаровательных безделушек, которые Пол мне исправно дарит.
Думаю, наш с Полом сын (я все же надеюсь, что у нас будет сын, ведь мальчики легче переносят этот удушливый мирок) будет ходить в ту же школу, в которую ходили мы с Полом, сидеть с какой-нибудь симпатичной девчушкой и так же, как мы много лет назад, многозначительно переглядываться.
Через некоторое время я отважилась прийти в лес снова. Если не увижу прекрасный, волнующий сон, то хотя бы высплюсь. Там есть надежда, что никто не припрется, чтобы меня поздравить, хотя бы в течение получаса. Чтобы быстрее заснуть, я прихватила с собой роман, с которым моя мама коротала свои вечера.
***
«Эта кокетка поставила под сомнение репутацию всей семьи!» — я, Мистер Дарси, (откуда-то я точно знаю, что меня зовут именно так) с отвращением вспоминаю хорошенькое лицо Лидии, сестры той девушки, с которой мы, увы, никогда не сможем быть вместе. Нас разъединяют не различный доход, не разница в социальном положении и даже не расстояние — это те преграды, которые мы в силах преодолеть. Нас разъединяет ненависть той, которую я люблю.
С отвращением протягиваю деньги шантажисту Уикхему, растлившему ее сестру Лидию. Он обещал жениться на ней, только если будет солидное приданое. Надеюсь, его чести хватит на то, чтобы сдержать свое слово. Единственный вопрос слетает с его толстых, как черви, губ:
— Должна ли семья знать имя своего благодетеля?
Я усмехаюсь. На секунду вспоминаю лицо моей Элизабет. Оно далеко от общепринятых канонов красоты — ее старшая сестра Джейн на первый взгляд кажется более привлекательной, но лично для меня это лицо — самое красивое на свете. Я влюблен в ее цепкий ироничный взгляд, в высокий лоб, выдающий недюжинные интеллектуальные способности, в губы, каждую секунду готовые исторгнуть какое-нибудь язвительное замечание. В то, что она, несмотря на бедность, никогда и ни перед кем не пресмыкается в презренном подобострастии.
Слишком велик соблазн — сделать так, чтобы она узнала о том, кто спас их семью. Может, тогда она поймет меня. Поймет и простит! Нет, это слишком малая цена за ее улыбку, за один обращенный на меня благосклонный взгляд.
— Я желаю сохранить анонимность, — гордо бросаю я и, пришпорив коня, несусь от дома мерзкого соблазнителя навстречу холодному ветру.
***
Я выхожу из леса с полным ощущением, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Кажется, я до сих пор чувствую ветер в волосах от быстрой езды, запах лошадиного пота. Дело было не в том, что я заснула на этой поляне посреди светлячков. Дело было в книге! Я взглянула на обложку: «Гордость и предубеждение». Нужно будет ее прочитать!
Я отменила встречу с Полом, сославшись на головную боль, и в тот же вечер пошла в библиотеку.
— Добрый вечер! — сказала я библиотекарше тетушке Розе. Признаюсь, раньше я нечасто наведывалась туда, за что теперь испытывала смутное чувство вины. Тетушка Роза — суровая дама с поджатыми губами — поджала губы еще сильнее. Она знает по именам всех девушек в округе, и те, что не уважают книги (а именно к ним она относит меня), не удостаиваются ее благосклонности.
— Что брать будем? Только учтите: последний учебник по домоводству забрали полтора часа назад. А за «Секретами счастливого брака» очередь вперед на два месяца!
Вообще-то в обычное время мне глубоко плевать, что обо мне подумают. Но в этот раз почему-то стало обидно, что меня приняли за барышню, которую кроме домоводства ничего не интересует.
С того дня прошло полтора месяца. Я оттягиваю свадьбу, как могу, ссылаясь на то, что нужно решить то одну, то другую неотложную проблему, и часто ухожу спать в лес. Недавно я настолько осмелела, что осталась там на всю ночь. Мама думает, что я бегаю на свидания к Полу, и даже делает ему на это разные игривые намеки, которые тот по своей бесхитростности не понимает.
Я таскаю книги охапками — книги разных эпох, стилей и жанров: любовные романы, фэнтези-истории, детективы и даже детские сказки. За последние две недели я побывала в десятках разных миров: выживала на необитаемом острове, будучи Робинзоном Крузо; в обличье мальчика Кая выкладывала страшное слово «Вечность» из кубиков льда, чувствуя, как холод по крупицам проникает в мое тело и вытесняет из него тепло; я даже совершала дерзкий побег из тюрьмы в шкуре графа Монте-Кристо. Я побывала нищенкой и фавориткой короля, старухой и едва распустившейся юной девушкой.
Каждый раз я просыпаюсь самой собой. О нет, это беззастенчивое лицемерие — так говорить. Да, я выгляжу как Она — та, которая вошла в этот лес. На самом деле я становлюсь старше на целую жизнь.
...И понимаю, что не знаю о себе ничего. Ни своего места в этом мирке, ни сколько мне лет, ни даже своего имени. Когда я спрашиваю, как меня зовут — Пола, подругу Веронику, да даже родную мать, все таращат на меня глаза, спрашивают, нет ли у меня жара, но никто так и не смог мне ответить.
Моя собственная история про то, как я уснула в лесу на оккупированной светлячками поляне, теперь кажется чудовищно неправдоподобной. Скажите — вот вы засыпали так когда-нибудь?! В лесу холодно, мокро, там клещи, мыши и дикие муравьи. Я же не испытывала никакого неудобства — словно лежала на мягкой перине. Может быть, я потихоньку схожу с ума, но мне все чаще кажется, что это эпизод из какой-то не слишком талантливо написанной книги.
— Скажите, а в этой библиотеке много книг? Больше, чем где-либо на свете? — спросила я однажды тетушку Розу.
— Да, — сказала она, поджав губы. Библиотека была ее святыней, и тетушка Роза ненавидела, когда кто-то ставил под сомнение достоинства сего заведения.
— Все, что были написаны вообще когда-либо? — изо всех сил пытаясь сдержать волнение, уточнила я.
— Да, дорогая. Да что с тобой? — и тут же, впав в присущую местным традицию, заботливо поинтересовалась, — может быть, ты заболела? Температуры нет?
Значит, как только автор ставит последнюю точку, книга сама появляется здесь, в библиотеке тетушки Розы.
— А почему так происходит?
— Милая, — тетушка, видя, как я полюбила читать, решила быть со мной терпеливой, — а почему снег белый, а кровь — красная? А почему на прилавке заканчиваются мои любимые булочки с маком, как только я к нему подхожу? А-а-а... неважно! Это просто законы мироздания.
Она поправила очки и углубилась в чтение, дав понять, что разговор окончен. Поверить не могу, что только мне это кажется странным! Неужто не было тех, кто пытался отследить — откуда, черт возьми, эти книги берутся?
Только я об этом подумала — и тут же старик, читавший газету в дальнем углу, посмотрел на меня странным, буравящим взглядом. Хотела к нему подойти, но не осмелилась. Интуиция меня словно одернула: хуже будет. Когда я шла в кондитерскую (нужно было выбрать и заказать свадебный торт), меня окликнули. Оказалось, старик шел за мной от самой библиотеки. Я уже собиралась закричать, что меня преследует маньяк, но он лишь спросил:
— Вам интересно, как появляются книги?
Я кивнула. Он оглянулся, словно желая убедиться, что никто не подслушает, и горячо зашептал:
— Однажды нам с Кевином тоже стало интересно. Мы были как ты — обоим лет по шестнадцать-семнадцать. Мы спрятались, дождались, пока тетушка Роза закроет двери. Приставили стремянку к окну и стали ждать. И знаешь, что случилось? — старик замедлил темп, словно сомневаясь, стоит ли продолжать свой рассказ, но все же решился. — Стремянка упала, и Кевин сломал ногу. Тут уж нам стало совсем не до книг. Как ни бился с ним местный врач, кость не срасталась. Теперь он инвалид.
***
Вот как этот Мир расправляется с теми, кто пытается заглянуть за его кулисы?
И, кстати, да: заметили, как плохо он прописан? Здесь совмещены предметы из разных эпох, эпизоды разных жанров и стилей. Но, черт подери! Меньше всего на свете мне хочется стать инвалидом из-за халатности Автора. Однажды я побывала в теле прикованного к креслу барона. И ни за что бы не хотела вновь оказаться в этой роли.
После этого открытия я взяла себя в руки (терпеть не могу слабохарактерных героинь). Если я, достаточно настоящее и материальное существо (трогаю свою руку — она плотная и теплая) — героиня какой-то книжки, значит, есть вероятность, что автор этого текста — тоже такой же герой для другого произведения. И если я буду перебирать книгу за книгой, возможно, я однажды наткнусь и на его историю. Интересно, кто он — солидный мужчина с бородкой или молоденький мальчик? Пишет пером или шариковой ручкой? А может, в его эпохе технологии дошли до того, что он лишь формирует в голове образ, а машины перерабатывают и сами составляют из этого текст (я читала и о таком). Одно я знаю точно — я найду его, кем бы он ни был, в каком бы мире от меня не прятался. Отберу рукопись. И сама стану автором.
КОНЕЦ (а на самом деле начало)
Да, действительно, это начало целого романа, который будет выкладываться по мере написания в моем аккаунте на Литнете.
Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые главы!
Лекса Корд aka Александра Власова – автор, до которого хотят добраться собственные персонажи.
