Здесь в смену сезонов, кроме ломоты в костях, бывает, что буквальной, навязчиво чудятся кошмары. Или не чудятся, происходят наяву. Невозможно прогнать ощущение, что находишься на потерявшем ход над абиссопелагиалью корабле, на котором после этого кто-то открыл кингстоны. Но погружение в безразмерные глубины происходит неторопливо — вода, если это вода, их слагающая, густа, как расплавленный асфальт. И так же черна.
Или кажется, что находишься на вершине зиккурата, под которым вместо надежного грунта разверзлись широченные болота глубиной почти до центра земли. Небыстро, но неостановимо, уходящем в них. Вязкая, тягучая, тёмная и горькая, как сверхкрепкий кофе, безнадежность наступает со всех сторон. Немного времени, и эта черная, и не факт, что ньютоновская, жидкость переливается через перекосившийся порог. И начинает подниматься выше.
И, разумеется, в хорошем кошмаре, а плохие — не наш случай, убегать очень сложно. А в идеальном — в принципе невозможно, вводная: непредставимо давно за полной ненадобностью утрачены и возможность, и смысл движения. В комплекте со многими опциями, которые считают важными и даже необходимыми, несмотря на получение от них только лишь страданий другие живые существа. Например, дыхание — не грозит захлебнуться этой светопоглощающей ртутью.
Страшность не в этом. Пугает, что аппаратура, увы, подобной стойкостью не отличается. А значит, огромная долгость, возможно, сколько-то сегментов вечности, бездействия и сенсорного голода. От представления такого пробуждение в мокрой постели. Хорошо, если только от холодного пота мокрой. Судорожный бросок к терминалу. Обморочное облегчение — есть движение, есть дышание. Рефлекторно-автоматически сам выпрыгивает исцарапанный и погрызенный ветеран-микрофон.
Самостоятельно вращаются верньеры, и прочие манипуляции пусковой последовательности осознаются не более чем пульс. В этом затмении в лобных долях рождаются потоки виртуальных частиц. На краю слышимости возникают всхлипывания, стоны и подвывающий плач, прерываемый странным хихиканьем. Немеют кончики пальцев. Характерные симптомы приближения — Радио ледяных пустошей.
С ним монолитно спаян сборник фобий, живой комплект пунктиков и маний, манипулятор, тянущийся из призрачного... разрыв связи... в мир материи, любитель hate speech и очень hot coffee, мастер абъюза и чемпион по газлайтингу, временно исполняющий обязанности заместителя древнего зла субъект — Джон-ледяные-яйца. Неиллюзорно ледяные.
И тема текущей пятиминутки ненависти: обращение на «ВЫ» в глобальной сети. В сети, Карл! Ноют всякие: «Что за «ты»? Мы с вами на брудершафт не пили»... Чувствуется достоинство большое, до пола, наверное. Всё? А может, в позу пьющего оленя встать ещё? Ну, тонким таким натурам.
Джон хочет отметить, что обращение во множественном числе к собеседнику без раздвоения-троения и др. личности у него — это знак уважения. Ну, или опасения, что за другой вариант могут конкретно втащить в табло. Тоже вариант. Так вот, дорогой username, уважение как бы надо заработать, ну уж прости, зайка. А вот сразу за красивые глаза-аватарку его нету. Жизнь — жестокая тётя. А в табло в переписке плоховато втаскивается. Фантазии о «пробитии по IP» даже не охота начинать об этом.
Короче, будем на «ТЫ» и крепитесь, господа «Огромные достоинства». Что же за существа поналезли нынче в ставшую чрезмерно доступной сеть. Ну, и раз пошла такая пьянка: в самом раннем раньше, во времена пищащих модемов, ночных скидок на трафик и немного позже для обращения строго на «ТЫ» были причины полностью противоположные. Так сказать, более романтичные. Сеть тогда была братством. Братством самых продвинутых и умных.
Все сумевшие туда попасть были свои и «выкали» строго в качестве тонкого, но увесистого оскорбления. Благородные идальго, имевшие тогда возможности и мозги получить доступ в интернет, не нуждались в выпячивании и подчеркивании своего достоинства. Неинтересно им было играть в эти иерархические стайно-обезьяньи ритуальные глупости. И остальных встречных странников в World Wide Web по умолчанию.
Они держали за таких же кабальеро. Отчего сами церемониями не слишком парились и от других анонимусов «ТЫ» спокойно слышали. В смысле, читали. И другому, мягко скажем, сильно удивлялись. Ибо ещё раз: «ВЫ» и прочая официозно-вежливая тягомотина начиналась, когда без мата, но однозначно четко нужно было дать понять: «Не брат ВЫ мне…» (с). Так что я сейчас пойду на Юг, а ВЫ (!) держитесь за мной и, пожалуйста, никуда не сворачивайте.
Ну а теперь вот в ставшую доступной всем и каждому сеть поналезли пряники с босховских размеров достоинствами. Шляхетского гонора в лучших польских традициях в теперешней сети у всех вагоны. При этом забавно имеется зацикленность на поиске неуважения и абьюза везде. Кругом у них злые коварные угнетатели, которые всю воду в кране выпили и сало сожрали у бедной достойной бедолажки. Жру бумагу — ржу нимагу, то есть. Roger that.