Анне Петровне, последнее время, совсем не спалось ночами. Как только она закрывала глаза, перед её внутренним взором вставал Славик. Как он смотрел на неё, такими родными глазами, и восторженно спрашивал:
-Вы правда моя бабушка, правда?
-Да какая же я тебе бабушка, - бормотала в полусне Анна Петровна, ворочаясь с боку на бок.
Даже сердце от этих переживаний, в последнее время, начало покалывать. Пожилая женщина вставала с кровати, капала себе корвалол, потом задумчиво смотрела в окно, на ночной город.
"Он сейчас там, в детдоме. А вдруг его там обижают. Как же Ольга могла! Родила такого мальчишку, и так и не бросила пить, не остепенилась. Всё, не надо больше об этом думать. Нужно взять себя в руки, и забыть!"
Но забыть, у Анны Петровны, так и не получалось, и в одно прекрасное утро, она все таки не выдержала, побежала навестить внука.
"Я просто куплю ему чего-нибудь вкусненького", - утешала себя женщина, -"что в этом такого, в детдоме известно как кормят, а уж с такой мамашей, как моя дочь, понятное дело, мальчик ничего в жизни не видел".
Зайдя в ближайший супермаркет, Анна Петровна набрала два больших пакета, с разными вкусностями, которые, по её мнению, могли бы понравиться мальчику.
"Хоть какая-то радость в жизни! Может быть я даже встречаться с ним не буду, просто передам ему пакеты с едой через воспитателей. Да, наверное так лучше, и мальчика лишний раз не обнадёживать, и себе душу не травить"
Но, когда в детском доме, Анне Петровне заявили, что Славик сбежал уже неделю назад, и его так и не нашли, пакеты просто выпали из её рук.
-Что значит, не знаете где он? Как же вы здесь за детьми присматриваете? И как вы смеете просто так заявлять, что ребёнок где-то там, на улицах, а вы не имеете понятия, что с ним происходит!
Воспитательница, сообщившая о побеге Славы, равнодушно смотрела на Анну Петровну.
-Что вы возмущаетесь, женщина? Если вы такая заботливая бабушка, почему тогда ребёнок живет здесь? Вы хоть представляете, сколько детей живет в детском доме? А сколько нас - персонала? Мы просто физически не в состоянии уследить за всеми детьми. Или, вы что предлагаете, бросить остальных, и бегать по улицам в поисках вашего Славы? Его в розыск подали, полиция пусть этим занимается. А мне работать надо, до свидания.
Воспитатель, резко развернувшись, ушла от ошарашенной Анны Петровны. А та, так и не подобрав с пола пакеты, растерянно вышла из здания детдома. В женщине бушевали два чувства. Одним их них определённо была злость на воспитателей детского дома, не уследивших за ребёнком. А вторым.... Она сама не понимала, что это - жалость? Жалость к себе? К Славе? Но что-то душило женщину изнутри.
Как же так, она ещё сама до конца не осознала, что в этом мире появился кто-то... Кто-то родной, так похожий на неё и на её покойного мужа, так доверчиво смотрящий на неё лучистыми глазками! А сейчас, Анна Петровна его уже потеряла? Вот где сейчас мальчик? Воспитатель сказала, что к матери он не возвращался. Получается, он уже неделю бродит по улицам города! А вдруг с ним что-то случилось, он ведь ещё такой маленький, беззащитный! Как он может целую неделю выжить один, без еды, без ночлега!
Всё это время, после того, как Анна Петровна впервые увидела внука, она вспоминала его глаза, каждое его слово, сказанное в тот день.
Женщина жила в своей уютной квартире, вкусно ела, ночевала в теплой постельке, занималась репетиторством с детьми, тоже сытыми, благополучными, счастливыми. А в это время, её внук, её родная кровь, бродил где-то голодный, холодный, по тёмным улицам. А может его уже нет? А вдруг он погиб?!!!
Когда эта ужасная мысль, острым жалом, пронзила мозг женщины, какая-то невидимая струна, натянутая в ней много лет назад, лопнула, с болью отдающейся по всему телу. Анна Петровна, как бы лишившись стержня, тряпичной куклой осела на асфальт. Она сидела, и все её тело сотрясало беззвучное рыдание. Горечь от бездарно прожитых, одиноких лет, разрывала её на части. А ведь могло бы быть всё по другому. В доме мог бы появиться маленький человек, не чужой, свой - родной. Женщина могла бы посвятить остаток жизни ему, отдать всю свою нерастраченную любовь, которая сидела где-то внутри. Которую она запрятала глубоко-глубоко, очень давно, от обиды на свою дочь!
Одна из прохожих не смогла пройти мимо хорошо одетой женщины, сидевшей прямо на асфальте.
-С вами все хорошо, может я могу чем нибудь помочь?
Анна Петровна резко подняла искажённое болью лицо.
-Не надо мне ничем помогать, просто я - стерва, злая, чёрствая стерва. Идите себе мимо.
В это самое время, Славик ходил по вагонам едущей электрички, и жалостливым голосом просил милостыню. На некотором расстоянии от мальчика, держался цыган, присматривающий за ним.
На мальчике была глубоко натянутая шапочка, чтобы люди не видели синяк на ухе. Вчера цыган побил Славу, за то, что слишком мало денег собрал за день, и ещё за то, что мальчик упорно отказывался воровать, и не хотел даже учиться этому ремеслу.
Славик, уже на третий день пребывания в цыганской семье, понял, зачем он им нужен, и чего от него хотят. Он попытался сбежать, но цыгане это предвидели, и целыми днями не спускали с него глаз. За мальчиком все время кто-то ходил.
Слава надумал было схитрить. Выйти попрошайничать на вокзал и подбежать к полицейскому, частенько дежурившему на перроне. Но цыган и тут предугадал Славину хитрость, и популярно объяснил, что полиции они тоже отстёгивают денежку, чтобы не вмешивались в их дела. И стоит только мальчику сунуться к полицейскому, ему же потом будет хуже.
Слова цыгана подтвердились уже на следующий день, когда Славик увидел, как отойдя за угол, пожилая цыганка сует купюры полицейскому, а тот, брезгливо морщась, берёт.
На Славика, попрошайничавшего на вокзале, человек в форме не обратил никакого внимания. Мальчик понял, с этой стороны ждать помощи бесполезно, надо надеяться только на себя.
Кормили Славу в цыганском таборе очень мало, не то что в первый день, когда его привечали, потчевали. Тогда мальчик расслабившись рассказал всё о себе.
Цыгане обрадовались, узнав его историю. Детдомовский ребёнок, кому он нужен, кто будет заморачиваться поисками. Поэтому, они начали использовать мальчика по полной, будили в пять утра, отправляли с кем нибудь из сопровождающих к первой электричке, в которой заставляли просить деньги. Вот только воровать мальчик отказывался, за что его поколачивали уже два раза.Если цыганам казалось, что он набрал мало денег, мальчик оставался и вовсе без ужина.