У Татьяны Викторовны день не задался с самого утра, - сгорела кофеварка, такси попало в пробку, и она опоздала на работу, но последней каплей, стало известие о том, что Славик сбежал из детского дома.
-Как, опять? - воскликнула она. Как же это случилось?
-Как случилось, как случилось? На прогулку вышел со всеми, а когда зашли, я даже не сразу заметила, что его нет. Когда хватились, обошли территорию. Ну нету мальчонки нигде! Понятно всё, опять сбег, не впервой уже! - отвечала ей пожилая воспитательница, которая во время прогулки не вставала с лавочки, и вообще не следила за детьми, это знали все.
-А к матери ездили? - спросила Татьяна Викторовна.
-Да конечно ездили, с полицейским, как всегда, нету его там. Алкашка эта говорит, не появлялся. Сегодня вот опять, к обеду, полицейский подъедет, возьмет кого-нибудь из воспитателей и ещё раз навестят её.
-Я сама к ней поеду, - решительно сказала Татьяна Викторовна.
-Езжай, кто ж тебе не дает. Больно уж ты чувствительная, Таня, сколько раз тебе говорили, нельзя привязываться к воспитанникам, на всех жалости то не напасёшься.
Когда Татьяна Викторовна приехала, вместе с полицейским, домой к Ольге, дверь квартиры была распахнута, почти настежь. Из квартиры доносились заунывные песни. Ольга сидела за столом, с такой же пьянчужкой, как она сама, и завывала грустную застольную песню, подтирая слёзы и сопли, от жалости к себе.
-О, явились, - заметила она вошедших. За Славкой опять притащились? Так и будете здесь шастать? Нету его тут, нету! Приходил, да, сегодня был. Но опять убежал, сказал что не вернется сюда больше. Ещё и меня в чем-то пытался упрекать. Меня, мать родную попрекать!!! Я его в детдом не сдавала, жил он нормально, в чём я виновата, что вы, такие сволочи, забрали ребёнка? Так что, не приходите сюда больше, не вернется он. Совсем психованный стал пацан. Испортили вы мне его там, в своем детском доме. Вон, бутылку почти полную разбил, а за неё ведь деньги плачены, - кивнула Ольга на осколки и лужу, растекающуюся в углу кухни.
Татьяна Викторовна поняла, откуда в квартире стоит такой резкий запах свежего алкоголя. И сердце женщины сжалось от нехорошего предчувствия, ведь это было так непохоже на Славика - упрекать в чем то мамку, разбивать бутылки. Не в его характере было такое поведение. Так что же с ним сейчас происходит? Получается, у мальчика нервный срыв, а он сейчас один, на улице, маленький, беззащитный, обиженный на весь мир.
А Славик, в это самое время бесцельно шёл по улице, глотая горькие слёзы. Разговор с матерью огнём прожигал его сердце. Когда он пришёл, она даже не обрадовалась ему. Безразлично посмотрела и сказала:
-А явился, бегаешь всё, бегаешь! Из-за тебя сюда менты таскаются. Что тебе не сидится в этом детском доме. Сказала же - заберу, значит заберу! Сиди там и жди!
-Мама, ну ты опять пьяная, как же ты меня заберёшь. Тебе меня не отдадут, пока ты не бросишь пить. Мама, хватит уже, переставай, выходи на работу! Нам же так хорошо было, когда ты не пила.
-Ну тебе то, может и неплохо, а мне какого, ты обо мне думал? С утра пораньше, я таскалась на эту работу, мыла эти обоссаные подъезды, и всё из-за тебя. Капли в рот не брала, никакой радости в жизни. И что, где твоя благодарность? Являешься тут, предъявляешь мне что-то. Чеши, давай в детский дом, пока за тобой опять не приехали, и сиди там тихо, не пикай.
Славик, не помня себя, схватил со стола бутылку с водкой, кинул её в угол. Бутылка ударившись о шкафчик, разбилась, и её содержимое потекло по полу, издавая такой ненавистный для Славика запах.
-Водка эта проклятая. Ты меня на эту водку променяла. - Мальчик впервые кричал на мать, задыхаясь от обиды.
А Ольге было наплевать на эмоции сына. Она с ужасом смотрела на растекающуюся жидкость. Вскочила, и отвесила сыну яростную пощечину.
-Ты что натворил, крысеныш, это последняя была. Вот сейчас иди, и принеси мне новую бутылку, где хочешь возьми, и принеси!
Алкашка пившая вместе с Ольгой, одобрительно захрюкала:
-Да, да, пусть принесёт! Ишь какой, водку разбивать. А ты её покупал? Иди и неси матери теперь новую.
И Ольга, расхрабрившись, от поддержки собутыльницы, ещё раз ударила онемевшего от ужаса мальчика.
Ударила так сильно, что он покачнулся, и зажав красное лицо ладошками, широко раскрытыми глазами смотрел на мать. Он как будто впервые её увидел, ему открылось истинное лицо этой женщины.
"Она меня уже не любит! Я ей не нужен! Всё что ей нужно, это выпивка. Я теперь совсем один, нет у меня больше мамки. Никогда она за мной не придёт, и не собиралась" - с этими мыслями, мальчик развернулся, и выбежал их квартиры.
Он бежал по улице, не разбирая дороги, а душа разрывалась от предательства матери. Оно совершилось не сейчас, не в данный момент, оно происходило постоянно, с каждой рюмкой выпитого женщиной алкоголя. Но только сейчас, Слава так ясно это осознал. Мамка его предала, окончательно и бесповоротно. Он ей больше не нужен, он никому не нужен в этой жизни.
Весь день мальчик просто прослонялся по улицам. Он совсем ничего не ел, но как ни странно, ему и не хотелось. Славик даже не вспоминал о еде. Ближе к вечеру, он оказался в районе железнодорожного вокзала, и решил зайти в здание, посидеть там. Там народу много, в толпе легко затеряться, можно просто сидеть и никто не обратит на тебя внимания. Так рассудил Славик.
Он сидел в зале ожидания, а на улице наступала ночь, и мальчик сам не заметил, как заснул. В зале стало пусто, и не обратить внимая на него было трудно. Первым, кто это сделал была пожилая цыганка, постоянно отирающаяся на вокзале, и пристающая к пассажирами с предложением погадать. Она бочком приблизилась к спящему мальчику, и воровато озираясь, тронула его за плечо.
-Мальчик, проснись, ты что здесь один?
Славик, непонимающе моргая, смотрел на цыганку, стоящую перед ним, и не знал что ответить.
-Вижу, что один, - тем временем продолжала старуха. - Совсем некуда пойти, да? А кушать хочешь, мальчик? Пошли со мной, я тебя покормлю. Пошли, пошли.
Цыганка настойчиво тянула Славика за рукав курточки, постоянно озираясь при этом по сторонам. И Слава пошел, ему было все равно некуда пойти, охота было спать, да и желудок призывно заурчал при упоминании о еде. Молодой организм требовал своего, несмотря на все переживания, мальчик всё-таки ощутил голод.
Цыганка, непрерывно болтая о чём-то, тащила мальчика за собой, пока они не пришли в деревянные бараки, расположенные недалеко от вокзала. Старые постройки разделялись на несколько квартир барачного типа, несколько из которых были заселены огромными цыганскими семьями.
Они зашли в одну из таких квартир, и Славик удивился, сколько же народу в этих тесных комнатушках. Причем половина из них - дети, самых разных возрастов, включая грудных, которых молодые цыганки кормили грудью, ни капли не смущаясь при этом. Вся эта огромная орава уставилась на Славика, своими чёрными глазами. А пожилая цыганка, которая привела мальчика, радостно начала вещать:
-Ой, смотрите, кого я вам привела, бедный мальчик, он совсем один- одинёшенек, сидел на вокзале. Давайте поможем бедному ребёнку, накормим его, спать уложим.
Сама старуха, говоря это, подмигнула цыгану, который довольным, оценивающим взглядом смотрел на мальчика.