– Николай Максимович, скажите, пожалуйста, кто в вашей жизни из балерин, с кем вы танцевали, кого бы вы назвали, кто вас смог чему-то научить в профессии?
– Вы знаете, что я много лет танцевал «Щелкунчика» практически один, и всех балерин, пока я танцевал, в «Щелкунчик» вводил я. А научить девочку делать все эти сложные поддержки легче, чем научить мальчика. И когда я стал вводить ученика своего, я вдруг столкнулся с тем, что не знаю, как делается стульчик и ласточка. Я могу ему объяснить, куда положить руки, а как это сделать – не понимаю.
И в этом я очень сильно благодарен моей первой партнерше Наташе Архиповой, которая была моей первой Машей. Я до «Щелкунчика», до репетиции с ней никогда не делал стульчик, никогда. И свечку тоже. Она мне сказала – кладешь вот сюда руки – и прыгнула. Все, с этого дня я не знал проблемы с любой балериной. Это именно тот момент, когда человек тебе доверяет, но рискует жизнью на самом деле и здоровьем.
Потом такой же балериной в моей жизни очень долго была Нина Семизорова, потому что Нина высокая и считалась не самой легкой балериной, с ней мало кто хотел танцевать – и Ниночку отдали мне. У нас была большая разница в возрасте, но мне безумно было с ней удобно.
Во-первых, она была очень опытная и очень мне помогала. Она меня вводила в «Легенду о любви» – это чудовищно тяжелый спектакль. Она была моей первой Одиллией. У нас было много спектаклей, куда именно Нина меня вводила. Но самое страшное, это, конечно, была «Легенда», потому что там балерина много раз оказывается головой вниз.
Я все это вспомнил, когда стал педагогом, сколько они для меня сделали своим удивительным доверием.
И Надя Павлова меня вводила в «Жизель». Она ходила на репетиции, две недели каждый день по три часа со мной репетировала второй акт. Там поддержки для балерины не самые легкие. И балерине тяжело это делать. Надя Павлова, будучи уже взрослым мастером, делала это две недели без остановки. И когда мы уже подошли к спектаклю, вот завтра спектакль, Римма Карельская, которая с ней репетировала, тогда сказала: Надь, может, ты вариацию пройдешь. И Надя говорит: зачем? Я, говорит, ее знаю. Так с юмором. Она говорит, ну, завтра спектакль, а та говорит: ну, давайте станцуем. Она быстро станцевала, все у нее получилось. И вдруг ее Карельская спрашивает: Надя, а когда ты так долго репетировала «Жизель», две недели каждый день только второй акт. Она говорит: Ну, 25 лет назад, когда готовила.
Вот что такое вводить партнера: это катастрофа. И вот эти балерины старшего поколения, конечно, они были суперпрофессионалами. Мне очень повезло, что они мне помогали – Архипова, Павлова и Семизорова, очень меня поддерживали.
Меня, кстати, и в «Спящую красавицу» вводила Семизорова. Я пришел на репетицию, мне было еще мало лет. Я же очень рано стал танцевать большие спектакли, и Нина сказала: если с первого раза пройдешь все адажио без остановки, я соглашусь. Мы встали и станцевали с ней сразу все адажио. Да, ее было очень легко держать. Это поколение балерин – сами крутились, не было проблем с пируэтами. Но в «Спящей красавице» очень тяжелое адажио, там много вращения. И мы сразу станцевали, она остановилась, сказала: хорошо, я согласна, он может танцевать. И меня поставили на афишу.
Вот им я очень благодарен, их я всегда вспоминаю с большой теплотой.
Кстати, хочу вот еще сказать такую вещь, я об этом никогда не рассказывал: когда у нас заканчивался класс у Семеновой, девочки очень часто занимались в пальцах. И когда заканчивался класс, Нина меня ставила в углу – и мы с ней делали всякие пируэты. Она сама себя проверяла и меня заодно учила. Вот у нас в классе у Семеновой такое было принято, мы очень часто после урока занимались и Марина Тимофеевна нам что-то правила, что-то говорила, советовала. Это тоже очень большая помощь была, потому что мальчикам молодым очень непросто научиться выдержать адажио, особенно белое адажио. Это очень-очень для мужчины тяжело. Для женщины – я даже не представляю как затекают ноги, руки и так далее. Но для мужчины белое адажио в «Лебедином озере» – это испытание.
