-Катька, посмотри, у тебя что-то свалилось на пол.
Монотонный шелест бумажных конвертов заполнял отделение доставки на фоне уличного шума, проникавшего в помещение вместе с жарой и летней духотой. Трое девушек долгое время работали молча за одним длинным столом. Поэтому, когда одна из молодых почтальонш обратилась к своей коллеге, ее голос прозвучал гулко, как в пустынном зале.
Она сказала и опять отвернулась: сосредоточилась на выполнении несложной операции, которая с годами вырабатывала в работницах чувство отупения и скуки. Специфика простой, но на самом деле тяжелой и малооплачиваемой работы – целыми днями ворошить кипы почты, расписывать письма и газеты по участкам , а потом доставлять их, была главной причиной большой текучести кадров в почтовом отделении. Работать сюда приходили, в основном, молодые девушки, которые не сумели в первый год после окончания школы устроиться получше, да и те задерживались не более, чем на три сезона, пока снова не настанет время повторить попытку поступления в техникум или вуз. Они уходили, на их место заступали следующие … и так без конца.
Слишком частая смена лиц за длинным столом, вереницей мелькавших мимо, мешала сближению и возникновению по-настоящему тесной дружбы в коллективе. И Катя Ольшевская , девушка, из рук которой только что выскользнул и упал на выцветший линолеум конверт, охотно могла бы это подтвердить. Сама Катя считалась в отделения «ветераном» потому, что, умудрилась, без особых потерь для себя проработать здесь аж три с половиной года.
Ее соседка, -востролицая, настороженная, с русыми, модно постриженными волосами, подняла голову; на лице у нее блестели бисеринки пота.
-Что, опять витаешь в облаках?! – усмехнулась она.
Люди менялись, но у всех их , без исключения, Катя пользовалась репутацией чудачки из-за своей застенчивости и вечно отрешенного, мечтательного вида. Была она худощавой, высокой ,с неловкими движениями, заставлявшими вспомнить о подростковой угловатости. Длинная каштановая коса была уложена на затылке в жгут, открывая тонкое лицо с идеально правильными, иконописными чертами. Если что и портило немного это симпатичное лицо, так это его замкнутость. Но и тем восхитительней смотрелась озарявшая его иногда улыбка : когда она появлялась, словно яркое солнышко вдруг вспыхивало из-за туч на пасмурном небосклоне. В отделении Катю любили за ее незлобивость и за то, что, в случае необходимости, она была всегда готова прийти на помощь.
В то лето ей исполнился двадцать один год.
Работала она также, как и все: тонкие, удлиненные пальцы с коротко остриженными ногтями быстро перебирали конверты и раскладывали их по стопкам в отдельные ячейки большого стеллажа, предварительно сделав отметки в толстой общей тетради А ее сознание привычно предвидело и просчитывало следующие действия: вот сейчас она сложит несколько отобранных писем в свою рабочую сумку, свалит туда же газеты и понесет все это по разным адресам . Потом она будет ходить с сумкой по июльской жаре, под конец устанет, как собака, но вместе с ломотой в спине и болью в натертых ремнем хрупких ключицах ощутит и маленькую толику радости - удовлетворение от полностью выполненной дневной нормы . Как обычно…
Но не раз и не два во время этих походов с плотно набитой сумкой на Катю накатывал приступ отчаяние, когда казалось, что сейчас она поставит на землю свой тяжелый груз, сядет прямо на него и больше не ни за что на свете не сдвинется с места. Однако, в такие минуты сразу приходили на ум и мысли об ответственности, о семье, и она стискивая зубы, заставляла себя идти дальше. Вспоминая при этом поэму Некрасова о бурлаках. Именно от страха перед слабостью она старалась разносить газеты как можно скорее: с каждым новым заполненным почтовым ящиком , ноша становились легче, а вместе с тем - и ее труд.
Но при всех очевидных минусах Катиной работы у нее имелись и кое-какие плюсы. Катя знала, что после того, как она опорожнит всю сумку , ее ожидает солидное по времени «окно» в работе , которое продлится до следующего ,вечернего, рейда с почтой. Тогда можно будет и на полчасика в кафетерий заглянуть или попить кофе прямо на месте, поболтать, если получится, с коллегами, а нет - тогда она посидит в своем углу и помечтает , листая те же газеты или журналы.
Сегодня Кате повезло: писем в ее сумке оказалось немного, да и те не заказные. На улице стояла очень жаркая погода – настоящее «львиное солнце», и , возвращаясь в отделение, она раздумывала, не последовать ли совету коллег и взять на конец июля полагавшиеся ей отгулы. «С этим лучше не тянуть», - наставительно советовала Рая, та самая востролицая девушка, заметившая утром, что Катя опять витает в облаках, - «А то начальница не любит, когда людей нет на работе. Она сделает вид, что забыла про твои отгулы, вот и получится, что ты работала сверхурочно на папу Карло! Я уже на этом разок обожглась . У меня самой как-то накопилось аж девять свободных дней, а она говорит: ничего не знаю, по моим подсчетом, только четыре. Хотя, когда надо было поработать вместо Любки, подъезжала ко мне на ласковой козе: выручи, мол, Раечка, сочтемся. Как же, сочлись!»
Катя лучше Раисы знала о непорядочности своей начальницы, но помалкивала. Именно по сей причине она и опасалась обращаться к последней с просьбой об отгулах: не хотелось лишний раз столкнуться с обманом и почувствовать себя при этом круглой дурой.
Заместительницу начальника почтового отделение , которую так боялись девушки, звали Татьяна Васильевна Воронцова. Она была молодой женщиной 29-ти лет и занимала свой руководящий пост вот уже четыре года. Все ее подчиненные , такие разные по характерам и мыслям, были единодушны между собой в одном вопросе: доверять Воронцовой – это же самое, что бездумно совать палец в рот ядовитой змее и надеяться при этом , что она его не укусит. К тому же, Татьяна Васильевна казалась женщиной слишком неприступной для сколько-нибудь нормального человеческого общения – очень самовлюбленной , бесчувственной и высокомерной.
Например, обиженная ею Раиса готовилась к поступлению на следующий год в Университет на матфак и все выпадавшие на ее долю «окна» сидела, исподтишка листая толстый учебник, так, что потерянные отгулы были для нее действительно важны. Катя, конечно, сочувствовала коллеге, но в душе не могла не признать , что в ее доброе отношение к той иногда просачивается зависть. Пролетали дни и недели, перерастая в месяцы, утрамбовываясь в года, но Екатерине Ольшевской , в отличие от временных работниц - «бабочек-однодневок», будущее по-прежнему не сулило ничего, кроме однообразного, тяжелого труда. О, разумеется, Катя очень любила свою семью – умную , но хронически устававшую мать , работавшую врачом в районной поликлинике и двух маленьких племянников, ради которых она, золотая медалистка, собственно, и пошла работать на почту сразу же после школы. Но как бы ей хотелось сменить этот устоявшийся ход вещей! При одной лишь мысли об этом сладостно замирало сердце.
Выходом из замкнутого круга Кате казалось поступление в институт. Образование представлялось ей не худшим способом достижения свободы, возможности одним волевым решением раздвинуть стены ограничивающей ее ныне интеллектуальной тюрьмы. С дипломом в кармане повысились бы ее шансы устроиться на лучшую работу. Правда, наглядный пример матери, врача-терапевта в поликлинике и покойной сестры (та работала инженером) пугающе свидетельствовал об обратном … Но со свойственным юности оптимизмом Катя убеждала себя, что ее родным просто не повезло с их униженным положением и копеечной зарплатой.
Вот почему Раискины учебники , в которые та время от времени утыкалась носом, иногда так раздражали . Кате становилось не до «выхода в космическое пространство», когда вид занявшейся зубрежкой подруги заставлял ее вспомнить о грустных фактах собственной жизни. Три года тому назад Катин отец, и ее сестра с мужем стали жертвами несчастного случая – погибли при падении самолета, поэтому теперь Кате с матерью приходилось выкручиваться, чтобы как-то прокормиться самим и поднять оставшихся сиротами двоих мальчиков-близнецов , детей сестры . С подобным «багажом» за плечами путь Кате в институт был заказан.
Да, тоскливо было смотреть, как углубилась в математику Раиска. Катя с тревогой спрашивала себя, уж не на всю ли жизнь она застряла в этом просторном душном помещении, среди вороха газет и въевшегося в стены запаха сургуча и типографской краски?! И не превратят ли эти стены ее с годами в одну из тех замотанных жизнью женщин, которые фанатично и рьяно радеют за получение высшего образования своими детьми, когда те повзрослеют?! Такие на все готовы ради того, чтобы их отпрыски реализовали свои мечты вместо матерей … В роли потенциальных получателей высшего образования, ради которых лет через 10 потребуется вон из кожи лезть, Кате представлялись ее племянники. Ей, застенчивой девушке, трудно было поверить, что у нее когда-нибудь могут появиться и собственные дети.
Чтобы восстановить утерянное из-за Раисы хорошее расположение духа, Катя отвернулась и тоже нашла себе «занятие»: переворачивать страницы толстого глянцевого журнала. Она просматривала броские фотографии знаменитостей, пестрые рекламы, длинные колонки с объявлениями о знакомствах. Взгляд ее задержался на одном из них: «Мужчина 30 лет желает познакомиться с симпатичной девушкой от 25 до 30 лет ( рост до 170 см) для интимно-духовных встреч». Она пропустила бы его, как и все другие, если бы случайно не заметила, что в качестве обратного адреса в объявлении был указан номер абонентного ящика, зарезервированный не где-нибудь, а прямо тут, в ее родном почтовом отделении! Этот факт немного ее развлек. Давно уже бесившее чувство мутной безнадеги вдруг усилилось, и Катю охватило жгучее желание натворить каких-нибудь неразумных дел, просто так, не думая о последствиях. Она схватила шариковую ручку, и быстро набросала на листке бумаги короткий текст.
«Здравствуйте, незнакомец!
Меня зовут Екатерина Ольшевская ,и я пишу вам в ответ на ваше объявление в журнале. Мне 25 лет (свое имя Катя оставила, как есть, посчитав лишним выдумывать другое, но зато прибавила себе возраста), выгляжу я довольно симпатично, а рост у меня – 165 см.
Так же, наверное, как и вы, я жажду в жизни понимания и любви, но это никогда не дается людям просто… У меня прекрасная, интересная работа, я – секретарь -референт, прилично зарабатываю на жизнь, у меня даже есть муж – хороший человек. Но личность может быть глубоко одинока и в семье. То есть, я , конечно, мужа чисто по-человечески уважаю , но ведь существует и еще и другая сторона отношений между женщиной и мужчиной . Которой я , к сожалению, напрочь лишена. Более того, мне с ним скучно. Как видите, я с вами откровенна. На тот случай, если вы решите продолжить переписку, сообщаю о своих культурных запросах : я увлекаюсь театром. Из современной музыки признаю Высоцкого , Макаревича и Пола Маккартни. Из классики выделяю– Баха, Шуберта, Листа. Читаю – Набокова, Голдинга и Грэма Грина…Мне очень нравятся развлечения – отдых на природе, хорошие концерты. Обожаю художественные выставки, не прочь побродить и по музеям. Думаю, что по характеру я человек любознательный и открытый всему новому и интересному. Пока все. Теперь – ваша очередь. Напишите мне немного о себе. До свидание, Екатерина».
Катя фантазировала, сочиняя для этого человека настоящую принцессу. Все же какая-то тренировка ума в противовес сортировке газет и писем ! «Нельзя, чтобы пожирательница сердец оказалась обыкновенной, ничем не выдающейся девчонкой, работающей на почте!», - рассудила она, -«Это так убого!»
На этом можно было бы прекратить розыгрыш, но Катя, ( в глубине души удивляясь сама себе), не остановилась. Она вложила переписанное начисто послание в конверт, запечатала его и надписала, указав адрес – тоже номер абонентского ящика в своем отделении. Когда все было готово, она сбегала на улицу, где никто из товарок не смог бы ее увидеть, и отправила письмо. Ветер раздувал ее блузку , теребил волосы , и до тех пор, пока худенький конверт не стукнулся о дно пустого металлического ящика, происходящее казалось всего лишь детской шалостью , забавным пустячком. Но когда Катя услышала звук упавшего конверта, ее охватил испуг. Опьянение собственной «отвязанностью» сошло на нет. Что это такое с ней случилось ?! Она ведь - девушка серьезная, и почтовое хулиганство – совсем не в ее духе!
Но ой ли?!
И сейчас же на ум пришли те случаи , когда она украдкой от начальницы и коллег вскрывала и прочитывала чужие письма , просто так, без какой-либо определенной цели. Проникнувшись очередными банальными новостями какой-нибудь тетеньки, и тут же ,узнав подробные сведения о ее здоровье, о состоянии ее дачного огорода , сплетни об общих знакомых, Катя снова аккуратно заклеивала конверт, да так, что никто бы и не догадался, что его вскрывали, и сама доставляла его по адресу. Подобные письма писались самыми разными людьми словно под копирку. Но случались иной раз, и приятные исключения. Однажды , например, попался очень красочный и эмоциональный рассказ на трех страницах о том, как авторша письма делала в своей квартире ремонт. Захватывающий отчет включал в себя и безудержное хвастовство качеством и стоимостью навесных потолков и мрачное, сплошь в черных тонах и с угрозами в адрес строителей , разочарование поклеенными обоями. Ужасающий кавардак , который устроили «эти алкоголики» в квартире, будоражил душу, он был описан так детально и с такой сочной язвительностью, что его легко можно было представить себе воочию!
Но Бог хранил Катю : «закидоны» в виде вскрытия чужой корреспонденции, случались с ней нечасто, и никто из окружающих о них не догадывался.
А вообще, спасал ее от саморазрушения итальянский язык. Катя самостоятельно изучала его по учебникам, с детства. Началось это увлечение с блока аудиокассет с записями итальянских песен, который когда-то привез из Италии ее отец: впечатлительная девочка влюбилась в сладкие, проникновенные мелодии « с первого звука» и пожелала узнать, о чем же в них поется. Она терпеливо принялась штудировать азы итальянского языка, и вскоре обнаружила, что и он, сам по себе, – тоже гармоничная, божественная музыка.
Дома Катю за самообразование очень хвалили. Получая стимул от домашних, она продолжала заниматься итальянским неуклонно, каждый день или через день после школы. Тогда считалось неоспоримым фактом, что Катя будет поступать в иняз. Но то были еще хорошие времена, когда все члены ее семейства еще пребывали в полном здравии, и Кате не приходилось вместе с матерью воспитывать племянников.
А сейчас Катин интеллект, привыкший постоянно получать подпитку новой информацией, жаждал какого-нибудь полезного приложения, - вот откуда и происходили все эти безумные, чреватые неприятностями выходки.
Сутулясь на ходу , -как всегда, когда она нервничала-, Катя вернулась на почту и прошла по узкому коридорчику в служебный туалет. К зеркалу над умывальником кто-то из девчонок скотчем прилепил записку: «НЕ РАССТРАИВАЙСЯ, ДРУГИЕ НЕ ЛУЧШЕ!», но на этот раз Катя, вглянув на стекло, не улыбнулась. Она сполоснула водой вспотевшие ладони и провела ими по щекам. Затем снова смочила руки ,привела в порядок растрепавшуюся прическу.
«Да, свинство с моей стороны, не ведь не смертельное же!», - с вызовом послала она мысль собственному отражению, - «Да и что я такого натворила?! Мне стало любопытно, клюнет ли тот озабоченный тип на моего секретаря- референта – всего то! Да я сейчас на 80 процентов уверена, что
нет ! Но даже если он и напишет , мне ведь не обязательно читать его галиматью! Да- да. Если придет ответ, выброшу его в мусорную корзину, не читая».
Повторив это обещание, как мантру, несколько раз и, таким образом , понемногу придя в равновесие , Катя возвратилась на свое рабочее место.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)