Продолжение.
Таким образом, начала заканчиваться моя сямженская часть жизни, мои первые семнадцать лет.
Я уже знал, что уезжаю из Сямжи, что уезжаю в Череповец, что буду там учиться. От Сямжи до Череповца двести шестьдесят километров, шесть часов езды на автобусе... Череповец – это такой наш Петербург. Вологда – это как бы Москва, Череповец – это такая наша Европа. И единственная проблема с Череповцом, что там очень плохая экология, прямо реально очень плохая. Кислотные дожди, «Северсталь», «Азот», «Аммофос» - всё это, лысые люди к 30-ти годам, лёгкие выжженные, и так далее, и так далее.
Но тем не менее меня это не останавливало, потому что я думал, что я там проживу только один год, а потом уеду куда-то дальше, в «настоящие» столицы. Самое интересное, что я мог начать свою жизнь уже в Череповце. Отец, когда закончил журфак, он был подающим надежды молодым журналистом, и его пригласили из районной газеты в Череповец в газету «Борьба», которая сейчас называется газета «Речь». И, собственно, он мог там работать. Ему дали общежитие сначала, и сказали, год проживёшь в общежитии, потом тебе дадут трехкомнатную квартиру, и перевезёшь семью. Его задача была - продержаться там год или даже полгода, сколько-то надо было в общаге пожить. Но в общаге ему не понравилось. Думаю, что его там побили. Как он рассказывает, вынесли дверь. Типа, утром просыпаюсь, дверь комнаты снята с петель и стоит рядом. Я думаю, что этим не ограничилось, что его поколотили просто, что он не договаривает. Потому что ну, вынесли дверь, велика печаль. У нас дверь каждую пятницу выносили.
И он после этого пришёл в редакцию, сказал: «у меня умирает отец, всё, я не могу, короче, с вами, извините, я возвращаюсь обратно». И вернулся обратно. Соврал по поводу отца. И больше уже не пытался никуда отсюда уехать.
Чем занимается в то время папа? Папа выращивает картошку, продаёт её. Построил огромную теплицу на две сотки, там выращивает помидоры, огурцы и всё это дело продаёт куда-то. А это было время, когда торговли не было как таковой, все выживали на подножном корме, и здесь у всех были коровы, все огороды были распаханы, и всё вокруг, просто каждая обочинка. Тут же человек с косой прибегал, тут же это сено всё скашивал и уносил куда-то. За каждый клок сена драки были.
У нас, собственно, всё было своё. Картошка, помидоры, огурцы, огород нас полностью кормил. Не было только денег. Денег не было вообще. И папа хотел открыть собственный магазин, этот красный вагончик, который я вам в первом видео показывал, где я первый роман свой писал, это был вагончик для торговли, он его сделал, чтобы в нём открыть магазин. И мама должна была торговать в этом магазине. И он маму уговаривает уйти с работы. Мама работала на радио, он уговаривает ее уйти с радио, для того чтобы торговать в этом магазине, чтобы создать полноценное крестьянское хозяйство, «Полюшко» оно называлось. И, собственно, магазин «Полюшко», там даже эти буквы через трафарет нанесены.
Ничего не получилось, мы не смогли получить разрешение на торговлю молоком. Ну, там какие-то сложности с проверяющими инстанциями. Папа в этом смысле не очень целеустремлён, и он на первое препятствие наталкивается и как бы успокаивается. Не получилось, и ладно, не судьба. Не пытается пробить стену.
Тем не менее, он заводит коров, заводит баранов, заводит кучу живности, получает землю. Он хочет строить дом, он хочет реально строить такое большое хозяйство, получает землю рядом с деревней Мякотиха, и там у нас появляется наша фазенда. Он строит там дом, строит баню. И два или три лета мы там проводили с огромным удовольствием. Это была наша дача. Никакого крестьянского хозяйства там в итоге, конечно, не было, но несколько лет нам там было классно. Прекрасное место, прекрасные воспоминания.
Чем мы занимались? Мы косили сено. В то лето у отца забрали здесь оба эти поля и выделили землю под сенокос тоже в какой-то отдалённой деревне, докуда сложно добираться. И мы с ним целое моё последнее лето там сидели и косили сено. Жили мы в палатке, и это такой интенсивный месяц сенокоса, ночёвок в этой палатке, где ночью холодно, днём жарко. Но, тем не менее, там пять или шесть стогов этого сена накосили, адская работа.
Честно говоря, даже не знаю, он в итоге вывез это сено или нет, потому что у папы моего есть такая особенность. Он упирается, делает что-то, неимоверные какие-то усилия проявляет, потом сталкивается с каким-то препятствием и всё дело бросает за шаг до успеха. Ещё шаг, и всё получится, а он натолкнулся на что-то и бросает это дело. И у него так же и с домом с этим. Он уже все построил, что-то у него не получилось, кто-то его обманул, какой-то у него сруб украли, и всё, он всё бросил. И так и с сеном с этим. Но, тем не менее, мы это сено косили, но, я говорю, 25-го июня открывается подача документов, мне нужно ехать, подавать документы в университет. Он говорит: «Да, ОК, без проблем». Я собираюсь в Череповец. И накануне мы в бане сидим с ним, паримся, и он говорит: «Слушай, ты всё равно, - говорит, - меня не слушаешься, но всё-таки я тебе хочу дать совет». Я говорю: «Ну, ОК, хорошо». «Но, - говорит, - решение за тобой. Совет такой: я тебе советую ехать не в Череповец», я говорю: «Почему?» «Потому что, - говорит, - смотри, какое время сложное, да? Непонятно, что будет дальше. Давай-ка лучше едь в Вологду. По крайней мере, здесь всего сто километров, в автобус прыгнул, через полтора часа ты здесь. Здесь тебя покормят, помоют, постирают. А из Череповца, - ты не сможешь ездить. Там реально шесть часов в автобусе, полдня. И дорого. А тут ты можешь еду возить, и так далее, и так далее. Это было чрезвычайно здравое решение, и я подумал, и согласился на это. Сказал, что я не знаю, какой здесь филфак, но, ладно, хорошо. Для меня филфак – это уже было круто.
Я приезжаю в Вологду, отстаиваю очередь на подачу документов, подаю эти документы свои, подаю свой диплом о выигранной олимпиаде. Там сидит женщина на приёме. Она говорит: «По-моему, вы какой-то экзамен можете не сдавать». Я говорю: «Сейчас! Мне обещали, что я вообще без экзаменов поступаю». Она говорит: «Да? Интересно». Берёт номер, звонит декану. Декан – Маргарита Александровна Вавилова, тоже человек, которому я более или менее всем обязан. Она ей звонит и говорит: «у меня тут Молчанов, он говорит, что он без экзаменов должен поступить». Она говорит: «Давай-ка, отправляй этого умника ко мне, посмотрю, что за человек». Я такой, ничего не знаю. Ребята, вы мне обещали, вы обязаны. Я к экзаменам-то не готовился.
Я оставляю документы, иду, ищу этот деканат, он находится в другом здании, заблудился, пять раз мимо прошёл, но в конце концов добрался. Нахожу деканат, там сидят два парня, потом я с ними познакомился, это были ребята, которые только что закончили, стали учиться в аспирантуре, потом оба они у нас преподавали, один из них умер этой весной, Евгений Борисович Островский, хороший очень парень, он на радио потом работал, на радио «Премьер». О радио «Премьер» я чуть позже тоже с той или иной степенью подробностей расскажу.
Так, я захожу к Вавиловой, она говорит: «Ну и кто ты такой? Откуда ты такой борзый приехал?» И я спокойно рассказываю про себя без какой-то аффектации: «Я из Сямжи, я поэт-символист», а эти парни так переглядываются. Она тоже сидит, они всего повидали, но такого... И потом она очень часто на меня в дальнейшем обижалась, она топала ногами и кричала: «А этого сямженского символиста я отправлю в армию!» Ну, мы поговорили, я рассказал: «я поэт, я живу литературой, и у меня ничего нет кроме литературы, и мне надо учиться», и она говорит: «Всё нормально, ты поступил, парень, давай, ждём тебя в таких-то числах августа, и 1-го сентября начнёшь учиться».
*Продолжение следует.
Наша мастерская - учебное заведение с 300-летней историей, начавшейся 12 лет назад.
С вами все в порядке! Удачи и вдохновения!