На пятом курсе, в 2000 году, я проходил педагогическую практику. Как отличника, направили меня вести уроки языка и литературы не лишь бы куда, а в лицей при нашем университете. Куратором моим в этом учреждении стала неказистая, низкая и худощавая пожилая учительница в очках с толстыми линзами, Лера Никитична.
— О, тебе повезло, на ее фоне ты явно выигрываешь в глазах детей и потому мгновенно завоюешь их сердца, — отметил мой однокурсник, который проходил практику в этом же лицее, но под кураторством молодой и привлекательной учительницы.
Лера Никитична была добрая, простая, душевная женщина, увлеченная своим предметом. Когда я провел первый урок, она восхитилась мной, наделала мне комплиментов при детях, а потом еще и с глазу на глаз, и доверила вести до конца моей практики все уроки в ее расписании в десятом классе (у нее было несколько классов, и один из них, десятый, она полностью отдала мне). Впрочем, не знаю, как правильнее сказать — доверила, или, может быть, воспользовалась случаем: увидела, что со мной дети от программы не отстанут, и переложила на меня часть своих забот.
Когда я вел ее уроки, она то пропадала где-то по каким-то своим делам, то, присутствуя, с интересом слушала и делала заметки (явно заимствовала у меня какие-то свежие идеи и подзаряжалась моей юной энергией). После каждого посещенного ею моего урока благодарила меня за изумительную работу, расхваливала, превозносила до потолка. На самом деле, конечно, вряд ли я, наивный и неопытный, салага, хватал звезды с неба, но очень старался, вел уроки всегда эмоционально и был основательно к ним подготовлен: добросовестно писал подробные планы, изготавливал раздаточный материал (рукописные, т.к. компьютеризация в ту эпоху нас еще не очень охватила, карточки), в общем, выкладывался — и поэтому, видно, просто вызывал симпатию у женщины предпенсионного возраста как молодой человек, пробуждал в ней нечто ностальгическое, материнское и т.д.
В здании лицея в те времена занимались и некоторые студенты. Однажды сразу после моего урока литературы в кабинет должны были прийти первокурсники, учившиеся по какой-то то ли экономической, то ли управленческой специальности (не то маркетинг, не то менеджмент, не то еще какая-то такая дьявольщина). Прозвенел звонок, а я немножко увлекся рассуждениями о всяких высоких материях и продолжал пафосно, артистично морочить классу головы какими-то абстракциями вроде смысла жизни и верности идеалам. Дети смиренно слушали мои разглагольствования о возвышенной чепухе, а студенты бесцеремонно открыли дверь, несколько человек вошли, но вынуждены были остановиться, т.к. все парты были заняты и лицеисты не собирались их освобождать, пока я не объявлю об окончании урока. Я повысил голос, чтобы пересилить доносившийся из коридора шум, и экзальтированно продолжал говорить... нет, уже не говорить, а выкрикивать, как на митинге, высокопарные сентенции.
Когда видный юноша (рост мой тогда был 183 см, на уроки я приходил в костюме) с горящими глазами, размахивая руками, одержимо вещает публике нечто на духовные темы, это, наверное, выглядит довольно эффектно, по меньшей мере — любопытно. Поэтому неудивительно, что когда я отпустил детей и стал собирать со стола свои бумаги, ко мне подошла студентка и спросила, когда у меня еще будут уроки и можно ли ей на них присутствовать.
Это была смугловатая стройная девушка с выразительной фигурой (с аппетитно проступавшими под облегающей одеждой округлостями везде, где им у женщины желательно быть), с черными прямыми волосами, собранными в пальму, окрашенную в синий цвет, гардероб ее тоже состоял из черных и синих элементов, такая же палитра являлась основой макияжа с маникюром — в общем, передо мной стояла очень яркая, холеная, роскошная представительница противоположного пола и просила меня ввести ее в мир красной словесности. Я подумал, что это розыгрыш, что звездно-модельной внешности красавица, возможно, просто изощренно иронизирует над моими звучавшими минуту назад не от мира сего словами, но девушка объяснила, что в школе любила уроки литературы и теперь, на первом курсе своего прагматичного факультета, испытывает по ним ностальгию. Я, конечно же, согласился, чтобы она приходила.
Представилась она Ксенией и сказала, что из Бобруйска, из семьи каких-то деловых людей, бизнесменов.
Дети на появление девушки почти никак не отреагировали (возможно, подумали, что это тоже практикантка), и только один склонный ко всяким выходкам непоседа, когда я задал какой-то вопрос по теме урока и спросил, кто хочет на него ответить, бросил реплику:
— А пусть ответит вон та девушка, которая сидит на последней парте.
Я спокойно объяснил, что это не ученица и присутствует она на уроке по необходимости с моего ведома.
Учительница после урока спросила меня (один на один), что это за таинственная гостья, я сказал все как есть и получил очередную порцию похвал: вот, мол, какой я талант, увлек своим предметом даже случайного постороннего человека.
А после следующего прихода Ксении на мой урок, когда мы с ней договаривались в коридоре насчет очередной встречи в гостях у литературы (мобильная связь тогда еще только начинала развиваться и была доступна не каждому), Лера Никитична подошла к нам и задала девушке пару вопросов о ее учебе и семье. Ксения в двух словах сказала, кто она и откуда, и учительница по обыкновению своему принялась расхваливать меня, но теперь уже не мне самому, а этой девушке: мол, повезло вам, что вы попали на уроки к этому талантливому молодому человеку, вы не пожалеете, у него очень интересно и т.д. и т.п. Моя кураторша не на шутку увлеклась воспеванием меня, ее понесло неудержимо и далеко, и в какой-то момент она сморозила такое, что я возжелал немедленно провалиться сквозь землю:
— Вы не смотрите, что он из небогатых слоев общества, педагог, зато одаренный и честный человек чистых помыслов и высоких моральных принципов. Таких людей нужно поддерживать, и это, наверное, судьба, что вы встретились: он способен дать вам то, в чем вы ощущаете потребность, — приобщить вас к прекрасному и вечному, а ему, в свою очередь, будет хорошо с вами, он будет огражден от житейских невзгод, от тягот борьбы за существование, от забот о хлебе насущном. А я, кстати, когда вас впервые увидела, то подумала, что вы его невеста и пришли проконтролировать его из ревности, чтобы он тут на какую-нибудь девушку внимание не обратил, и, как видно, недалека была от истины — и т.д. и т.п. в таком духе.
Ксения смущенно молчала, я тоже ничего не ответил, и разговор потек в другое русло. На следующем уроке девушка не появилась, и я почувствовал облегчение, потому что при встрече с ней ощущал бы себя неловко из-за этого нелепого сватанья.
Я не увидел ее до конца практики, не пересекся с ней нигде до окончания университета — в общем, нам суждены были только три встречи. Ни на какие личные отношения с ней я не рассчитывал изначально, поскольку принадлежность к разным социальным слоям виделась мне (да и теперь видится) непреодолимой преградой, но все же после не раз вспоминал Ксению с тоской — и с досадой на Леру Никитичну: девушка, конечно же, нравилась мне, и если бы не тот роковой момент, когда у учительницы зашкалила экзальтация, мы, вероятно, увиделись бы еще не раз, по меньшей мере — до конца моей практики.
