Словосочетание «собака Павлова» знакомо практически каждому, кто так или иначе интересовался психологией или медициной. Иван Петрович Павлов, выдающийся русский физиолог, создатель учения о высшей нервной деятельности, нобелевский лауреат, важным звеном своих исследований сделал собаку с условным рефлексом.
Условный рефлекс — означает приобретённую, выработанную в течение жизни привычку, в отличие от безусловного рефлекса, присущего животному от рождения.
В частности, собаку Павлова приучали реагировать выделением слюны на такие внешние раздражители, на те сигналы, на которые от рождения собака слюной не реагирует: например, на звонок или на вспыхнувший фонарь.
Павлов показал, что важнейшее условие формирования у высшего животного условного рефлекса — или, скажем прямо, условие успешной дрессировки животного, — это связать формируемый условный рефлекс с безусловным. Так, собаку Павлова приучали реагировать слюной на звонок и фонарь потому, что звонок или фонарь означал для неё кормёжку, еду: то есть новый для неё рефлекс дрессировщики связывали с её врождённым, пищевым рефлексом, являющимся частью инстинкта самосохранения.
Продолжающиеся и всё ужесточаемые в современном мире меры административно-социального принуждения, которые многие сограждане по наивности продолжают принимать за меры медицинского и профилактического характера, наглядно иллюстрируют, что дело Павлова живёт и побеждает.
Оставим в стороне дискуссии на эпидемиологические темы, тем более что любой желающий способен сравнить статистику, ну скажем, ежегодных вспышек банального гриппа с реальной статистикой ныне происходящего, после чего придти к неизбежному выводу о том, что всё дело в пиаре (напомню, в известном анекдоте фразой «Дура, всё дело в пиаре!» ответил хомячок крысе на её вопрос «Мы с тобой два одинаковых по размеру грызуна: почему тебя не боятся, а меня все ненавидят?»). Создать крысу из хомячка или слона из мухи — информационная магия базового уровня, с которой легко справляется любой первокурсник современного пропагандистского Хогвардса, тем более если размахивать волшебной палочкой изо всех утюгов в течение добрых полутора-двух лет.
Конечную цель всех проводимых мероприятий обсуждать тоже не будем. Объяснение, что мы стали очевидцами, а многие и невольными участниками процесса создания всемирного тотального электронного концлагеря, выглядит очевидным, но не является достаточным: ибо концлагерь суть тоже средство для достижения цели, а не сама цель.
Концлагерь создаётся для чего-то.
Например, нацистские концлагеря времён Второй мировой войны создавались частично для массового геноцида и физического уничтожения, а частично для применения рабского труда: известный актёр Егор Бероев не так давно провёл публичную аналогию между двумя этими видами концлагерей, за что немедленно подвергся тотальному остракизму. Кстати, причины именно такой острой общественной реакции нам станут вполне понятны из дальнейшего.
А вот поупражняться в формулировании возможных целей нынешнего концлагеря каждый волен самостоятельно. Понятно, что когда на животное надевают электронный датчик для слежения и стимулирования (или когда высшее животное даже само покупает датчик последней модели за свой счёт), присваивают ему инвентарный номер и цифровой код, а также вырабатывают у него три новых условных рефлекса, разговор о которых ниже, то речь совершенно точно идёт о животноводстве.
Но животноводство бывает молочным, а бывает мясным.
Оптимисты наверняка поговорят о перспективах молочного животноводства, то есть ускоренного машинного доения поголовья. С пессимистами, обсуждающими иной вид животноводства, разговаривать страшновато даже мне.
А мы лишь остановимся на самой технике происходящего, ибо она прямо связана с психологией и нейрофизиологией, что в данный момент интересует нас больше идеологии и экономики.
В процессе общественной дрессировки последних лет мы стали свидетелями формирования у среднестатистического обывателя трёх новых условных рефлексов: рефлекса некритичного подчинения, рефлекса социальной самоизоляции и рефлекса остракизма.
Первый из них — рефлекс некритичного подчинения.
Поскольку человек, хотя и будучи высшим животным, всё же отличается от прочих наличием у него второй сигнальной системы и развитого неокортекса, подчиняется он плохо. Проблема подчинения человека состоит в том, что на любое требование сделать нечтоили не делать чего-тоон немедленно начинает думать. Общий смысл вопросов, которые он при этом задаёт себе, и даже может задать управляющему, сводится к следующему: «А зачем это мне? А почему я должен это делать?»
И тогда, чтобы человек всё же подчинился, его приходится либо обманывать, либо убеждать, либо заставлять силой. Все три способа требуют индивидуального подхода и существенных затрат, ибо связаны с преодолением критичного отношения человека к происходящему.
Следует добиться того, чтобы человек подчинялся некритично, без вопросов и сомнений: как говорилось в другом известном анекдоте, «добровольно, и с песней». По сути, единственный способ сделать это — жёстко связать в его восприятии подчинение с сохранением его жизни.
То есть, в полном соответствии с учением И.П.Павлова, привязать создаваемый у него условный рефлекс некритичного подчинения к его инстинкту самосохранения.
Но, опять же, сказать человеку «Не выполнишь — расстреляем к чертям собачьим!» не позволяет современный демократический дискурс, всеобщая толерантность и Декларация прав человека (последняя не мешает расстреливать, но мешает пугать расстрелом). Поэтому человеку создают картину мира из составленных в штабеля гробов, из тысяч умирающих в коридорах и даже во дворах больниц мучеников, и из очередей в крематориях.
Ипполит Матвеевич только сейчас заметил, что поодаль от Безенчука на земле стоял штабель гробов. Один из них Ипполит Матвеевич быстро опознал. Это был большой дубовый и пыльный гроб с безенчуковской витрины.
- Восемь штук, - сказал Безенчук самодовольно, - один к одному. Как огурчики.
- А кому тут твой товар нужен? Тут своих мастеров довольно.
- А гриб?
- Какой гриб?
- Эпидемия. Мне Прусис сказал, что в Москве гриб свирепствует, что хоронить людей не в чем. Весь материал перевели. Вот я и решил дела поправить.
Остап, прослушавший весь этот разговор с любопытством, вмешался.
- Слушай, ты, папаша. Это в Париже грипп свирепствует.
- В Париже?
- Ну да. Поезжай в Париж. Там подмолотишь! Правда, будут некоторые затруднения с визой, но ты, папаша, не грусти... А здесь и своих гробовщиков хватит.
Безенчук дико огляделся. Действительно. На площади, несмотря на уверения Прусиса, трупы не валялись, люди бодро держались на ногах, и некоторые из них даже смеялись. Поезд давно уже унес и концессионеров, и театр Колумба, и прочую публику, а Безенчук все еще стоял ошалело над своими гробами. В наступившей темноте его глаза горели желтым неугасимым огнем.
(И.Ильф, Е.Петров «Двенадцать стульев»)
Невыполнение требования человек должен ассоциировать со смертельной угрозой для себя: тогда его подчинение становится некритичным. Поэтому дрессировка рефлекса некритичного подчинения весьма напоминает известную фразу, оброненную в Эдемском саду в адрес первосозданной парочки людей: «Не ешьте с этого дерева плода, ибо смертию умрёте».
Как говорят инструкторы по гражданской обороне, «При возникновении вспышки атомного взрыва немедленно лягте на землю, ногами в направлении взрыва».
Как добавляют при этом армейские прапорщики, «Почему именно ногами?.. Чтобы видеть, куда твои я...ца полетят».
Продолжение следует.