Историю Петра Великого Пушкин не написал… И это при том, что им была проделана огромная работа по собиранию материалов. До нас дошло не всё, но и то, что дошло, производит впечатление – 22 тетради. В печатных изданиях материалы обычно занимают отдельный том. Мы видим какие-то фрагменты почти полностью готовыми к публикации, что-то только намечено, к чему-то сделано замечание…
О работе Пушкина есть множество свидетельств. Когда он только приступает к изучению материалов, О.М.Сомов пишет одному из знакомых: «Скажу вам приятную новость: Пушкин сделан историографом Петра Великого, причислен к Иностранной Коллегии, и велено открыть ему все возможные архивы… Спасибо Царю за Пушкина». Истории Петра ждут друзья поэта – В.А.Жуковский, А.И.Тургенев, П.А.Вяземский… Кто-то язвит. Так, А.Я.Булгаков комментирует новость в письме брату: «Лестно для Пушкина заступить место Карамзина, ежели только правда это. Пусть употребит талант свой, ум и время на дело полезное, а не на вздорные стишки, как бы ни были они плавны и остры». Есть и завистники. В том же письме Сомова прочитаем: «А желал бы я видеть рожу Свиньина, когда он услышит эту новость. Он уже 12 лет корпит над какою-то историею Петра Великого».
Упомянутый Сомовым П.П.Свиньин, ныне уже прочно забытый литератор (в эпиграмме «Собрание насекомых» Пушкина он помянут как «российский жук»), действительно работал над историей Петра (в архивах сохранилась лишь первая часть её) и был смущён и возмущён соперничеством Пушкина с ним: «Читали ли вы повести Белкина? Как Вам кажутся? По-моему, проза не поддержит славы творца Руслана, и я не понимаю, как Правительство могло возложить на поэта дерзкого, своенравного, прихотливого – писать Историю Петра Великого (если это правда!) Удивляюсь, как и Пушкин взялся за предмет столь трудный, скучный, многодневный? Впрочем, чему дивиться: нынешним Гениям всё возможно: он чай не откажется пойти в Адмиралы?» (обычно это письмо приводится с множеством орфографических и прочих ошибок; не зная подлинника, всё же их исправила, а вот употреблённые к месту и не к месту заглавные буквы решила оставить).
Пушкин работой был увлечён и, если будет позволено так выразиться, увязал в ней всё глубже. В мае 1834 года он сам напишет жене: «Ты спрашиваешь меня о “Петре”? идёт помаленьку; скопляю матерьялы — привожу в порядок — и вдруг вылью медный памятник, которого нельзя будет перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок». «С генваря очень я занят Петром» - эта дневниковая запись сделана в феврале 1835 года. В свой последний приезд в Москву напишет жене: «В архивах я был и принуждён буду опять в них зарыться месяцев на шесть, что тогда с тобою будет? А я тебя с собою, как тебе угодно, уж возьму».
И в то же время звучат и рассказы о невозможности продолжения работы.
Часто приводят свидетельство М.С.Щепкина, встречавшегося с поэтом в его последний приезд в Москву. Великий актёр передаёт слова великого поэта: «Я разобрал теперь много материалов о Петре и никогда не напишу его истории, потому что есть много фактов, которых я никак не могу согласить с личным моим к нему уважением». Иногда высказывают мысль, что этими словами Пушкин хотел пресечь слухи, ходящие о его работе, но кто знает…
Что ещё рассказывают современники Пушкина? Сохранилось интересное свидетельство – лицеиста одного из следующих за пушкинским выпусков Д.Е.Келлера (пишут ещё Кёлера), переводившего дневник сподвижника Петра Патрика Гордона. После гибели поэта Келлером была сделана запись в дневнике, частично зачёркнутая и восстановленная уже в ХХ веке пушкинистом И.Л.Фейнбергом: «Недели за три до смерти историографа Пушкина был я по его приглашению у него. Он много говорил со мной об истории Петра Великого. “Об этом государе, — сказал он между прочим, — можно написать более, чем об истории России вообще. Одно из затруднений составить историю его состоит в том, что многие писатели, недоброжелательствуя ему, представляли разные события в искажённом виде, другие с пристрастием осыпали похвалами все его действия”. Александр Сергеевич на вопрос мой, скоро ли мы будем иметь удовольствие прочесть произведение его о Петре, отвечал: “Я до сих пор ничего ещё не написал, занимался единственно собиранием материалов: хочу составить себе идею обо всём труде, потом напишу историю Петра в год или в течение полугода и стану исправлять по документам”». Есть и ещё фраза Пушкина: «Эта работа убийственная,.. если бы я наперёд знал, я бы не взялся за неё».
А.В.Никитенко записал в дневнике о встрече с поэтом за неделю до его гибели. Запись не очень благожелательна (раздражает, например, автора «жеманный тон» Пушкина), но признано: «А ведь он умный человек, помимо своего таланта... Он сознавался также, что историю Петра пока нельзя писать, то есть её не позволят печатать. Видно, что он много читал о Петре».
Я уже писала о встречах Пушкина с французским литератором Ф.Лёве-Веймаром. В статье-некрологе на смерть Пушкина тот рассказывал: «История Петра Великого, которую составлял Пушкин по приказанию императора, должна была быть удивительной книгой. Пушкин посетил все архивы Петербурга и Москвы. Он разыскал переписку Петра Великого включительно до записок полурусских, полунемецких, которые тот писал каждый день генералам, исполнявшим его приказания. Взгляды Пушкина на основание Петербурга были совершенно новы и обнаруживали в нем скорее великого и глубокого историка, нежели поэта. Он не скрывал между тем серьёзного смущения, которое он испытывал при мысли, что ему встретятся большие затруднения показать русскому народу Петра Великого таким, каким он был в первые годы своего царствования, когда он с яростью приносил всё в жертву своей цели. Но как великолепно проследил Пушкин эволюцию этого великого характера и с какой радостью, с каким удовлетворением правдивого историка он показывал нам государя, который когда-то разбивал зубы не желавшим отвечать на его допросах и который смягчился настолько к своей старости, что советовал не оскорблять “даже словами" мятежников, приходивших просить у него милости».
Думается, здесь ясно сказано о «больших затруднениях», ожидавших Пушкина… После его гибели В.А.Жуковский вместе с другими друзьями поэта попытался представить царю пушкинские материалы для их публикации. И последовал недвусмысленный ответ: «Рукопись издана быть не может по причине многих неприличных выражений на счёт Петра Великого». А ведь после гибели Пушкина в донесениях иностранных послов о случившемся мы может прочитать и такое: «Пушкин был склонен к либерализму,— пояснял князь ди Бутера, — и это было известно императору; не желая, чтобы бумаги и корреспонденция покойника кого-нибудь скомпрометировали, в момент смерти он послал в его дом воспитателя Наследника [Жуковского] собрать бумаги, сохранить материалы по истории Петра Великого и документы из Государственного архива, а все остальное, что может омрачить память Пушкина и повредить другим, сжечь без рассмотрения» (Д.Вилтинг де Бутера и Радали, чрезвычайный посланник Неаполя и обеих Сицилий в Петербурге).
Неизданный труд Пушкина едва не исчез вообще. Часть материалов, переданную ему Н.Н.Пушкиной, П.В.Анненков напечатал в своем издании сочинений Пушкина в 1850-х годах. Рукопись же (сохранившаяся не полностью) была обнаружена внуком поэта Г.А.Пушкиным в 1917 году в Лопасне в ящике с бумагами (подробно останавливаться на истории находки я не буду) и опубликована более чем через век после гибели автора.
Что имеется в виду, когда говорят о «неприличных выражениях на счёт Петра»? Я не буду приводить больших цитат, но посмотрите на это замечание Пушкина, относящееся к 1721 году: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плод ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, — вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика».
И здесь же – как будто разъяснение: «Указ о возвращении родителям деревень и проч., принадлежащих им и невинным их детям, также и о платеже заимодавцам.
NB. Сей закон справедлив и милостив, но факт, из коего он проистекает, сам по себе несправедливость и жестокость. От гнилого корня отпрыск живой». Комментаторы отмечают, что значком «NB» «Пушкин отмечал места, либо требующие особого внимания, либо возбуждающие сомнение и требующие проверки».
Трудно сказать, как сложилась бы работа Пушкина над историей Петра Великого и что получилось бы в результате…
Однако, не написав исторического труда, Пушкин не раз обращался к образу великого императора в своих художественных произведениях. И об этом, я думаю, нужно поговорить особо.
****************
Дорогие мои читатели! Я очень благодарна за ваши комментарии, но вынуждена просить вас уточнять то, что вы пишете. Недавно, например, получила комментарий, начинающийся словами «Карамзины вообще были очень странным семейством, осмелюсь сказать, даже непорядочным, по крайней мере, по отношению к Пушкиным». Может быть, и излишне резко, но со многим согласна. А вот дальше идёт: «Кн. Вяземскую смешат признания никчемного Дантеса о его страсти к Натали; взрослая дама могла бы и пресечь эти словоизлияния хотя бы из уважения к Пушкину». Но ведь о признаниях Дантеса пишет не Вяземская, а Софья Карамзина (и, кстати, речь о них – в той самой статье, которую комментируют). Я могу ещё понять ошибку в инициале в словах «встретившись с Дантесом в Париже, В. Карамзин пожал руку убийце», хотя это был Андрей Карамзин, но всё же в своём праведном гневе не будем пренебрегать точностью!
Ещё раз прошу прощения.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
