Однажды в Испании (как известно, по праву гордящейся своим великолепным оружием и воинской традицией) как-то раз решили придумать оружие мирного времени (сейчас бы его назвали «гражданского образца»). Для этого взяли самое прогрессивное для того времени холодное оружие, каковым тогда считался «эсток», и уменьшили его до нормальных размеров, пригодных для комфортного ежедневного ношения. Панцирь им было, конечно, уже никак не пробить, а вот пропороть грабителя, хулигана или же соперника на дуэли, можно было легко и непринуждённо.
Новое оружие без всяких затей назвали «меч для костюма», что по-испански звучит как «эспада роперас». И поскольку слово «эспада», то бишь, «меч», и так было очевидно (а что же ещё?), то в обществе укрепилась вторая часть названия, со временем трансформировавшаяся в РАПИРУ.
Вскоре рапиры стали очень популярны среди гражданского (то бишь, невоенного) населения, по сути, став для последующих потомков символом той эпохи. Это было очень изящное, лёгкое и отлично сбалансированное оружие, фехтовать которым было одно удовольствие. Оно имело ромбическое или треугольное сечение, со временем обзавелось чашеобразным эфесом, и именно оно ассоциируется в нашем сознании с благородным обликом мушкетёра. И мало кто знает, что эта ассоциация никак не соответствует действительности, поскольку мушкетёры, как люди военные, гражданские «мечи для костюма», находясь при исполнении, никогда не носили.
Дело в том, что в те годы самое понятие «меч для костюма» подразумевало оружие невоенное, поскольку «меч для не костюма» автоматически считался «мечом для доспехов», или просто мечом, каковым он незатейливо и именовался. По-французски это было «эпе» (épée), по-испански (espada), по-итальянски просто «спада» без «э» (spada), по-немецки «шверт» (Schwert), и по-английски «сворд» (Sword). При этом каждый меч, что важно, при сохранении общего безликого названия (меч, да и всё тут!) всегда адекватно соответствовал своей эпохе, и в конце шестнадцатого, начале семнадцатого века имел двулезвийный клинок, которым можно было наносить режущие удары и, при желании, даже срубить ветку (нетолстую). При этом его характерной особенностью был навороченный эфес, более-менее надёжно (в отсутствии рыцарской перчатки) защищающий руку.
Согласитесь, что те солидные клинки, которые на рисунке находятся в руках мушкетёров, это отнюдь не те заострённые прутики с чашечками, к которым нас приучил кинематограф.
В Россию этот «военный меч» (назовём его так) попал через Речь Посполитую, где польское «пшикание» добавило к слову «спада» букву «ш». Получилась «шпада». Ну, а там, где произносится «шпада», там русское произношение само по себе трансформирует «д» в «г». Вот она «шпага» и появилась. Причём только у нас в России.
А дальше свою роль сыграли прекрасные произведения Александра Дюма, в результате которой типично русское наименование «шпага» окуталось ореолом романтизма и даже (даже!) стало иметь чёткую временную атрибуцию. При этом наименование «рапира» у нас практически не произносят (разве что за исключением спортсменов и профессионалов–оружиеведов), хотя именно её мы постоянно и наблюдаем во всех «мушкетёрских» фильмах, восхищаясь виртуозностью по её владению.
Впрочем, на то мы и Россия, чтобы всегда иметь свой собственный и неповторимый путь.
Возвращаясь же в ту прекрасную эпоху, когда на европейских камзолах с гофрированными и кружевными воротниками появились «эспада роперас», а на боевых мечах вычурные защитные гарды, и когда немецкие рейтары методично расстреляли из кавалерийских пистолетов остатки рыцарства, мы отмечаем, что в Диком поле, занимающем юг нашей необъятной Родины, именно тогда окрепло и вышло на политическую арену казачество.
Мы не будем здесь рассказывать историю славного донского казачества, честь принадлежать к которому мы имеем (чем, по праву, и гордимся!). Отметим лишь только то, что в пике своего расцвета донские казаки смогли самостоятельно отбить от турок город Азов, а потом удерживать его против сорокавосьмикратно превосходящего их противника, и при этом суметь выстоять! А в своих морских походах казаки и вовсе хаживали в самое сердце Блистательной порты, где, с прищуром глядя на крепостные стены Константинополя, профессионально прикидывали расклад сил и средств, необходимых для их успешного штурма. Так… на всякий случай…
Согласитесь, в одиночку на равных воевать с величайшей в мире империей, да ещё и воевать так, что казачьи сабли засверкали даже в пригородах Стамбула, это кое-что да значит!
Причём засверкали именно сабли, поскольку стратегия боя была одна. И только рубящая!
Поясним это короткой цитатой из наших предыдущих работ: «казак в Диком поле – это не мушкетёр на Елисейских полях». То есть, это там, где-то в Европах, с их рыцарскими и дуэльными кодексами, был возможен состязательный бой «один на один». У нас же, в донской степи, почему-то всегда получалось так, что один (или в меньшинстве) был казак, а всевозможных ворогов, как правило азиатско-кочевнического толка, зачастую была целая орда. То есть, очень и очень много. Причём не каких-нибудь мирных декхан или чабанов, по случаю взявших в руки оружие, а воинственно настроенных нукеров, абреков, джигитов и прочих профессиональных воинов. Вот и скажите, можно в таких условиях победить, сосредоточившись на поединке с одним из них? Да ясное дело, что нет! Здесь нужно наоборот, суметь поразить сразу многих, да при этом ещё и умудриться увернуться от их клинков. Причём клинков весьма добротных, и находящихся в руках прирождённых воинов.
И вот именно отсюда и присущая казакам круговая манера боя, и (кстати говоря) широкоамплитудные удары боя рукопашного, проводимого без оружия. Который, сразу же отметим, мы вскоре планируем осветить на страницах нашего замечательного журнала.
Возвращаясь же к клинковому оружию, каковым воевали казаки во времена Дикого поля, можно уверенно заявить, что оно ничем от оружия их неприятелей не отличалось. Мало того, зачастую оно вообще было трофейным. Да и вообще, изготовлялось ли в казачьих городках (так раньше на Дону станицы назывались) во времена Дикого поля клинковое оружие, вопрос очень и очень спорный. И по любому, если где оно и изготовлялось, то в небольших количествах, и без какой-либо претензии к созданию чего-то уникального. Да и, положив руку на сердце, оно при этом не столько изготовлялось, сколько ремонтировалось.
Конечно, хотелось бы, чтобы оно было иначе, но… не было такого.
Да и, откровенно говоря, к чему было казакам особо заморачиваться, когда можно было в походе добыть весьма даже приличную саблю, к примеру, из той же дамасской стали. Или на средства, заработанные кровью и потом в этом же самом походе, взять, да и честь-по чести купить ту же саблю на базаре в Азове, или даже в Черкасске, где восточные купцы были далеко не редкостью.
Потому мифы о древнем казачьем всесокрушающем оружии мы никак поддерживать не будем, считая, что это только принижает воинскую славу наших и без того доблестных предков, заслуженно прослывших одними из лучших воинов мира. А вот про казачье боевое искусство, в следующих номерах журнала с удовольствием расскажем.
Так что, до новых встреч!
Владимир Ерашов,
станица Старочеркасская Всевеликого войска Донского,
Россия