Мое детство и юность прошли в коммунальной квартире на улице Желябова, дом 13 (ныне Б. Конюшенная) рядом с ДЛТ и Капеллой. В квартире было 4 комнаты от 29 до 34 кв. метров; проживало 4 семьи, 12 человек.
На первом этаже находился нотный магазин «Рапсодия», я частенько заходила туда после булочной. В магазине было малолюдно, пахло типографской краской, и у больших окон стоял всегда закрытый рояль, на стеллажах стояли произведения Чайковского, Прокофьева, Баха…
Вечерами на кухне толпился вернувшийся с работы народ, а я с соседскими детьми носилась по комнатам и коридору. Когда был салют мы все забирались на кухонный подонник и смотрели, как в небе расцветают яркие букеты огней. Это было другое течение жизни; газовая колонка в ванне, туалет, в котором можно заблудиться, и мытье посуды в тазиках.
Дом самый обычный, построен в середине XIX века как доходный. В комнате под четырехметровым потолком у нас красовалась лепнина, в праздники папа брал стремянку и подвешивал шарики к люстре. Окна были большие и в них светило солнце по утрам, не комната, а хоромы.
Пока я училась в школе, рядом с входной дверью установили памятную доску, сообщающую, что в доме жил И.С. Тургенев. Жители полушутя-полусерьезно спорили, на каком именно этаже жил писатель.
Парадная была большая, лестничные марш широкие, на ступенях сохранились бронзовые колечки, в которых некогда крепились ковровые дорожки. Теперь парадная в черно-белой плитке, у входа консьерж, сверху надстроена мансарда, да и двор совсем другой и для посторонних вход закрыт.
Комнаты в основном предоставляли тем, кто жил в общежитиях, в дальнейшем предприятие могло осчастливить квартирой. Но ждать было долго, и семьи стремились встать в очередь на кооперативную квартиру. В коммуналках оставались коренные жители города.
Бабушки и дедушки мои так и не пожили в отдельных квартирах. После ВОв их селили куда была возможность, если дом шел на капитальный ремонт, предоставляли жилье в маневременном фонде или другую комнату.
В конце 80-х разрешили комнаты, которые граничили стеной с лестничной площадкой, переделывать в отдельные. Мы с мамой сходили на экскурсию в одну такую квартиру. Помнится, мне не понравилось. 30 кв метров перегородили стенками и арками, заложили дверь в коридор и прорубили отдельный выход на лестницу. Начало студиям было положено.
Поступив в институт, я уехала в Московский район в комнату деда и бабушки, которая пустовала. Это был сталинский дом, другой район и другие люди. В квартире была одна соседка 60+, работала, драила квартиру и успевала помогать по хозяйству своей дочери и иногда мне неумехе. В скорости она получила квартиру от завода, и я осталась одна.
В 90-х мама укатила на другой конец города в отдельную квартиру мужа. Комнату на Желябова отдали государству. Через пару лет новые буржуа раскусили преимущества центра и по парадным стали ходить энергичные мальчики, предлагающие купить всю квартиру. Всем оставшимся в желябовской коммуналке дали по двухкомнатой квартире или однушке + комната, в тех районах, в которых они пожелали.
Блокадники начали уходить в 70-х и в 80-х, а то и раньше. Здоровья у них не так много оставалось, стены родные, близких мало или совсем нет. Вся жизнь положена к ногам города. С ним и только с ним были связаны самые дерзкие мечты, надежды и желания. Они были недоверчивы, иногда несговорчивы, жизнь так сложилась, не их вuнa.
Иногда бегала к такой бабуле. Она жила одна с собакой. Пекла царские блины и заваривала очень вкусный чай в большом фарфором чайнике. Библиотека у нее была роскошная, старый рояль и тяжелые бархатные шторы лилового цвета. Она была одна как перст, но с характером и с воспоминаниями.
Читала мне стихи и показывала альбомы с фотографиями близких из салона Карла Буллы. Куда она могла переезжать не представляю. В квартире все были в возрасте, но сколько было в той квартире тепла и света. Паркетные полы, тяжелые бронзовые ручки на дверях комнат и затейливое бра в коридоре у входной двери, запахи пирогов и у звонка табличка с фамилиями, сколько кому звонков.
Сейчас комната на моей бывшей улице стоит от 3 млн. рублей. Уже все скуплено, но на сайтах недвижимости встречаются квартиры, выставленные на продажу. Редко увидишь на бульваре под липами наших пращуров. Все сгладило время и выщерблины на ступенях парадной и кованный декроттуар (приспособление для чистки обуви перед тем как войти в дом) остались только в памяти.
Иногда я прохожу мимо бывшего дома, и сердце застучит чуть чаще, взгляд скользнет по двери парадной и ноги понесут дальше, и легкая грусть испарится вмиг, потому что время ушло, и меня здесь давно никто не ждет.
Спасибо, то прочитали!