От порога дома Эчилла до места, где торгует цветами Альма, всего-ничего – девятьсот двадцать три шага. В непогоду, когда мутные потоки воды сгоняли с верхних улиц мелкие камушки, разноцветные лепестки и вымокшие до неузнаваемости перья городских птиц, дорога занимала на двадцать семь шагов больше: приходилось переходить на другую сторону улицы, чтобы не вымочить ноги. Эчилл, наверное, знал всё на своём пути: каждый колтун у любой дворовой псины, какими словами зовут матери к завтраку детей, как мяукают кошки, выпрашивая лакомство под окнами мясной лавки. Он запоминал всё мимоходом, не придавая значения, но со временем обнаружил, что сохранил каждое мгновение ежедневного путешествия в мельчайших подробностях. Словно трудолюбивый монах, раз за разом переписывающий один и тот же труд, внезапно осознал, что свободно может вспомнить любую строку, любое слово – только спроси. В конечном счёте, путь – ничто в сравнении с тем, что ждало Эчилла. Каждое утро, вот уже три года, он приходил на рынок, чтобы купить любовь.
Когда король повелел отцу Эчилла основать факторию в одном из городов завоёванного государства, юноша встретил идею прохладно. Когда выяснилось, что отец обязан лично управлять делами, стоило бы возликовать, но матушка настояла на том, что, если уж отправляться в путешествие, так всей семьёй. Вскоре Эчилл и его матушка сквозь сжатые губы наблюдали за вереницей товаров, проходящих через факторию: ввозили сахар, вывозили мёд, ввозили пряности, вывозили пушнину, ввозили-вывозили, ввозили-вывозили… Городской рынок незаметно перебрался на новое место; отец с головой ушёл в дела, матушка чахла в своих покоях, скучая по богатым приёмам, изящным невесомым нарядам и долгим тёплым вечерам в окружении журчащих мелодий и сладкой дымки благовоний. Юноша остался один на один с сырым серым городом, от скуки бродил в окрестностях фактории, недовольно наблюдал за горожанами, словно те были муравьями, основавшими колонию у порога его дома. Эчилл так и бродил бы в нескончаемом сером городе, если бы не встретил девушку, торгующую белыми цветами. Россыпь маленьких звёзд на длинном прямом стебле. Она назвала их то ли любка, то ли любовь. И он купил любовь. И он влюбился.
Девушку звали Альма, и она каждое утро приходила на рынок торговать цветами и травами. Она улыбалась и вежливо кивала, когда Эчилл скупал весь её товар, но всегда мрачнела и отводила взгляд, едва он затевал разговор о своих чувствах. Однажды юноша осмелел и предложил ей руку и сердце, но получил в ответ отказ: девушка не желала связывать свою судьбу с захватчиком. Эчилл ушёл, чтобы вернуться на следующее утро. Чтобы купить ещё немного любви, а вместо сдачи получить улыбку и вежливый кивок.
Он приносил домой её запах на ленте, которой Альма перехватывала букеты. Стебли хранили память о прикосновении её рук. Букеты засыхали, и Эчилл подвешивал их под потолком, ставил в пустые вазы, вкладывал между страниц книг. Если цветки или листья осыпались, он осторожно сгребал их в ладонь и ссыпал в табакерку. Он хранил самые крохотные частички любви – своей и, он хотел надеяться, хотя бы немного её. Когда сухих букетов скопилось слишком много, Эчилл велел разжечь огонь в камине. Первый цветок он решился бросить не сразу: руки тряслись как у больного лихорадкой, голова гудела, а сердце так вообще словно слилось со всем телом и отдавалось болезненным стуком то в горле, то на кончиках пальцев, то в висках. Потом стало легче. Горький дым щипал глаза и сдавливал грудь, но очищал. «Всё равно, – думал Эчилл, – любовь из них давно выветрилась». На следующее утро он вновь преодолевал девятьсот двадцать три шага, чтобы скупить все цветы у Альмы.
Сегодня купить цветы не удалось. Сама Альма была, но вместо цветов в её руках Эчилл увидел серебряное колечко с местным жёлтым полудрагоценным камнем, которое раньше всегда красовалось на её указательном пальце. Он, как и прежде, заплатил за покупку, она, как и прежде, улыбнулась и вежливо кивнула, но что-то изменилось. По возвращению домой Эчилл долго разглядывал кольцо – старое, потемневшее от времени, сколько лет оно делилось красотой со своей хозяйкой? И сколько лет оно будет хранить память о её прикосновениях? Это даже лучше цветов: места занимает мало и не испортится… Наверняка, что-то случилось, не стала бы Альма продавать кольцо просто так, да, впрочем, какая разница? Завтра Эчилл получит ещё частичку её любви. И на следующий день, и через день…
Когда у Альмы ничего не осталось, она продала семейный дом. Эчилл задавил отца мыслимыми и немыслимыми доводами и заставил его выкупить. Никто не спрашивал, почему Альма продаёт свой дом, никто не спрашивал, почему Эчилл так хочет его заполучить. Единственное, что знал юноша – завтра утром он найдёт её в церковном приходе, где ей любезно предложили ночлег, и вновь попросит её руки. На этот раз она не откажется, ведь всё, что у неё было, да что там! – вся она, до последней вещички – теперь принадлежит юноше.
Наутро, проходя мимо рынка и торопясь встретиться с возлюбленной, Эчилл внезапно обнаружил её вновь стоящей на привычном месте. На раскрытых ладонях можно было рассмотреть небольшой чёрный камень, напоминающий уголёк.
«Что это?» – недовольно спросил юноша, пребывавший в уверенности, что у Альмы ничего не осталось.
«Надежда, добрый господин», – ответила девушка.
Когда он заплатил за камень, она улыбнулась и вежливо кивнула, хотя в глазах стояли слёзы.
На следующее утро Эчилл не нашёл её ни на рынке, ни в приходе, однако церковный служитель поведал юноше, что Альма нынешней ночью похоронила мать. Не помогли ни дорогостоящие лекарства, ни лучшие врачи, приглашённые из других городов. Мать завещала похоронить её у леса за прежним домом, там Эчилл и отыскал девушку. Она сидела на коленях у свежей могилы и сжимала в руках что-то яркое и небольшое, словно пламя свечи.
«Теперь-то ты станешь моей женой?» – торжествовал Эчилл.
«Нет, добрый господин».
«Но у тебя ничего не осталось! Всё, что у тебя было – всё моё! Идём со мной, и я верну тебе… верну стократ!»
Вместо ответа Альма раскрыла ладони, и из них повеяло сухим жиром. Эчилл вдохнул горячий воздух и ощутил родной запах, от которого сами собой навернулись слёзы на глаза. Запах тонким шлейфом потянул за собой невесомые прикосновения лёгкой хлопковой ткани, свежесть стеблей в руках, память о поцелуе, которого никогда не было, но наверняка ещё будет…
«Покупаете, добрый господин?» – пробрался в грёзы тихий голос девушки.
Юноша едва смог кивнуть. Что за волшебство? Что это за камушек такой? По пути к дому Эчилл спрашивал у встречных, но быстро прекратил, потому что каждый, едва заметив драгоценность, менялся в лице и страстно желал выкупить её. Он ни с кем не собирался делиться Альмой, только с ней самой.
Придя домой, Эчилл расплакался от счастья: его окружали вещи, принадлежащие Альме, как будто ещё мгновение – и она сама войдёт… Нет! Она уже была здесь! Драгоценный волшебный камешек согласно теплел в руке.
На следующее утро в приходе его ждали плохие вести. Альма, не пережив смерти матери, отправилась следом за ней. Настоятель предложил Эчиллу навестить её могилу, но тот без оглядки бросился обратно. Раскрыл двери своей комнаты и взвыл от увиденного. Вещи Альмы по-прежнему оставались на местах, но самой Альмы в них не было. Ни крупицы, ни дыхания, ни воспоминаний. Только камешек в руке напоминал о ней назойливым теплом и несбыточными грёзами.
Альмы не стало. Как не стало и самого Эчилла.
Автор: Аня Тэ
Источник: http://litclubbs.ru/duel/444-po-kusochkam.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#мечта #притча #любовь #одержимость #мечта на продажу
