Часть 3
- Не реви. Послушала бы меня, уехала в город, нашла бы свое счастье. Не о смерти думать надо, а о ребёнке.
Катя подняла заплаканное лицо на Усачиху. Она совсем забыла, что у неё есть дочка. Только о Василии и думала.
- Совсем ума лишилась из-за мужика. Никому твой ребёнок не нужен, кроме тебя. Всё хорошо с дочкой, скоро заберешь. Поняла? – Старуха визгливо прикрикнула тонким голосом и Катя задрожала. - А теперь уходи. – Усачиха отошла к столу и отвернулась.
Катя устало поднялась со скамейки. Опустив голову, она медленно вышла из избы. После света ночь показалась непроглядной. Она постояла на крыльце, привыкая к темноте, а потом побрела домой.
На кровати поверх одеяла лежал Василий и храпел. Катя осторожно перелезла через него и, не дыша, легла рядом. Слёзы тут же высохли. Она прислушивалась к его храпу и повторяла про себя: «Пришёл. Всё равно мой! Мой!» Но потом Василий снова пропал на несколько дней. Мать вздыхала, отец грозил шкуру с сына спустить, пусть только домой заявится.
Катя с пакетом шла из магазина, когда встретила брата Ромку. Он остановился, увидев её.
- Как ты вырос, Ромка. Совсем большой. Скажи, что в деревне говорят, к кому Василий ходит? – Катя с надеждой вглядывалась в лицо брата, подходя ближе.
Ромка опустил глаза и молчал, уставившись на носки своих разношенных ботинок.
- Пожалуйста, Ром, скажи. – Катя присела на корточки, поставила на снег пакет, и заглянула снизу в его лицо.
- Не знаю я ничего. - Ромка дёрнул плечами, стряхнул руки Кати и отбежал на несколько шагов.
Катя устало выпрямилась и пошла к дому.
- Надька приехала. С ней он. - Услышала она голос Ромки.
Катя остановилась и оглянулась, но Рома уже убегал по своим мальчишеским делам. Она подняла лицо к серому небу и завыла, как раненая волчица.
Дома автоматически выполняла привычную работу, напряжённо думая, где муж с Надькой могли проводить время. В заброшенном свинарнике холодно, не лето. Не домой же она его привела к родителям. В деревне много изб, где зимой никто не жил, приезжали только на лето. Катя решила, что завтра утром пройдёт по улице и по следам у калиток сразу определит, в каком из домов Василий проводил ночи с Надькой.
Катя лежала без сна, пялилась в темноту. Под храп свёкра она думала о своей несчастной жизни. «Ничего, Надька уедет в город, а я с Василием останусь здесь». Проснулась она от криков и шума за окнами. На улице было темно, мимо дома кто-то бежал и кричал: «Пожар! Пожар!»
Свёкор уже одетый выбежал из избы.
- Чья-то баня горит, вроде. Опять пацаны залезли греться. И Васьки нет дома. Где он снова шляется? Всё сердце изболелось. – Свекровь сидела на кровати, кутаясь в пуховую шаль.
А мимо дома все бежали и бежали люди на пожар. «Это Васька с Надькой. Вася!». Догадка обожгла Катю, сердце заныло, будто в него вонзили нож.
Она бросилась одеваться. Свекровь схватила её за руку.
- Куда ты? Без тебя управятся.
- Там Вася. – При этих словах свекровь охнула и схватилась за сердце. - Вася! – закричала Катя и бросилась на улицу.
Горела баня у последнего дома на другом конце деревни. Когда Катя прибежала, перекрытия рухнули и груда досок, охваченных огнём, напоминала костёр. Кто-то ещё таскал вёдра с водой, кто-то уходил с пожарища, удовлетворив своё любопытство.
- Что случилось? Кто сгорел? – Катя схватила проходившего мимо мужика за руку.
- Да вроде никого и не было. Проводка отсырела и замкнула, наверное, — ответил ей он.
Катя выдохнула, но легче на сердце не стало. На месте бани из груды обгоревших брёвен торчала печь. «А вдруг Василий уже вернулся?» Катя побежала домой, оскальзываясь на подмёрзшей дороге. Чуть позже вернулся и свёкор.
- Там наш Васька? Скажи. - Свекровь трясла мужа за руку.
- Типун тебе на язык. Не каркай. – Но было заметно, что он думает о том же.
Только под утро Катя забылась коротким тревожным сном. Ей приснился Василий. Он выглядывал из пламени и манил к себе Катю. Потом улыбнулся и сделал губы трубочкой, как для поцелуя. Катя потянулась к нему, но её обдало жаром огня. Она вскрикнула и проснулась. Влажная от пота сорочка прилипла к телу, лицо горело, а сердце набатом ухало в груди.
Днём приехали полицейские, осматривали место пожара. Нашли часы обгоревшие, оплавленное золото, какие-то ещё вещи. Родители Нади признали заколку дочери, и мать упала в обморок. Опрашивали всех. Рома зачем-то сказал, что Катя выспрашивала его о Василии.
Пожилой полицейский устало задавал вопросы Кате. А ей было всё безразлично. Если Васьки нет, то и ей незачем жить.
- Я желала ему смерти. Но с ним хотела умереть, – как в бреду говорила Катя.
- Не слушайте вы её. Не видите, почернела от горя девка. Недавно родила. Ребенок недоношенный, в реанимации лежит, в городе. Муж дома не ночует. Вот и повредилась умом. – Заступалась за неё плачущая свекровь.
Если у Кати имелся мотив убийства, то улик против неё не нашли. Следствие постановило, что произошло возгорание по неосторожности в состоянии алкогольного опьянения. На месте пожара была найдена пустая бутылка водки и два обгоревших тела.
Похоронили Василия с Надей в закрытых гробах, потому Катя не верила, что мужа больше нет. Ждала. Молоко перегорело у неё сразу. Она осунулась, похудела, истончилась в веточку. Тенью ходила по дому. Ещё сильнее и заметнее выпирали крупные зубы. Глаза в обрамление тёмных кругов казались огромными и чёрными.
Через две недели Катя поехала в город за дочкой. Снег почти сошёл. Дороги развезло. Автобус доезжал только до соседней деревни, где кончался асфальт. Она равнодушно смотрела в окно автобуса на грязные облезлые поля и голые деревья.
В областном центре прохожие окидывали её подозрительными взглядами и проходили мимо. Уж больно вид у неё был неухоженный. Но одна женщина всё же объяснила, как проехать к областной детской больнице.
Когда Кате вложили в руки конверт с ребёнком, сердце защемило от тоски. Она впервые видела свою дочку, которая напомнила ей Василия. На глаза навернулись слёзы. Всю дорогу в автобусе девочка спала. На подходе к деревне Катя поскользнулась и чуть не выронила конверт из одеревеневших рук.
На краю деревни остановилась, посмотрела на остатки бани после пожара. Не хотелось идти по деревне под обстрелом любопытных глаз, свернула на тропинку, что шла за огородами. Несколько раз проваливалась в ямы и зачерпывала сапогами снег.
Прошла мимо дома матери. Не рада та будет ей. Как часто Катя слышала упрёки, что мать надрывается, ей одной приходится кормить трое ртов, никто помочь не хочет. Не нужна она и свекрови со свёкром. Катя дошла до покосившейся серой избы на отшибе деревни. Стучать в дом Усачихи не стала. Просто вошла. Даже днём дом старухи люди обходили стороной, поэтому дверь она не запирала.
Катя шагнула через порог в уютную маленькую комнату, и устало села на лавку, привалившись спиной к тёплым кирпичам печи.
Усачиха, не говоря ни слова, подошла и взяла из рук Кати свёрток. Положила на кровать с горой подушек. Что-то говорила своим тонким голосом ласково и тихо. Катю от усталости и тепла разморило. Она так и заснула, сидя у печи, словно век не спала. Сквозь сон слышала шёпот, кто-то гладил её по голове. Она ощущала себя маленькой девочкой вернувшейся в родной дом.
Катя очнулась, когда за окнами стемнело. Зажмурилась от яркого света. Под потолком горела голая лампочка на толстом проводе. На кровати лежала раздетая девочка и беспорядочно махала маленькими ручками. Катя подошла и склонилась над ней, разглядывая.
- Как девку назвала? - Услышала она за спиной тонкий голос и оглянулась.
Усачиха пристально глядела на неё своими маленькими глазками.
Катя снова повернулась к ребенку. С губ готово было сорваться имя мужа.
- Василиса, — ответила, не задумываясь.
- Славное имя. Молока у тебя нет. Я накормила ребёнка коровьим. Соседка будет давать. Смеси всё равно не на что купить. Ладно, проживём как-нибудь. Бог поможет. Наверное, за потерю кормильца какое-то пособие тебе причитается. Потом узнаем. Ты с девочкой ложись на кровати, а я на диване лягу.
Катя посмотрела на узкий деревянный диван.
- Дело стариковское. Всё равно почти не сплю, – тут же объяснила Усачиха.
- Спасибо… вам. – Катя замялась, не знала, как обратиться к старухе.
- Я и сама своё имя забывать стала. Бабкой Полиной зови.
Катя в который раз подивилась, что старуха читает её мысли.