Вдали, на горе показалась небольшая деревянная церковь села Говорливского и невзрачные лачужки обитателей села. Село расположено на Говорливском камне, который тянется над самою рекою отвесными, гладкими, слоистыми стенами. Я нигде не слыхал такого замечательного эха, как здесь. Как бы слово не было сказано, тихо ли, громко ли, эхо передает внятно каждый слог слова, сохраняя до мельчайшей точности самый тембр голоса, слышишь положительно повторение своего собственного голоса... В стороне от Говорливского камня выступает вдали новый страж Урала Помяненный камень с своими многочисленными вершинами-уступами. Очертания берегов принимают разные причудливые формы: то из скал и уступов созидаются развалины замков и башен, то из них группируются разные фантастические фигуры каких-то громадных зверей, птиц, чудовищных голов с разинутыми пастями, черными впадинами вместо глаз...
Чаще попадаются перекаты, «переборы», как их здесь называют, где Вишера бурлит, шумит, волнуется, пенится. Вот у самого берега выдается в виду громадный камень, вода около него шумит, кружится; ход лодки от быстроты течения замедляется; лодочники уже не медленно забрасывают шесты, а вертят их колесом, чтобы чаще концами шеста упираться о дно реки и тем скорее миновать быстрое течение...
Стемнело... Вдали показались два огонька, красный и синий, и целый фейерверк искр, в скором времени мимо проплыл небольшой пароходик «Веле»... Взошла луна. Красавица Вишера сделалась еще величавее. Гул воды на переборах и рыбных запорах разносится в ночном воздухе по реке. Вода серебрится. Утесы и камни, облитые лунным светом, отдают матовым блеском в местах, не покрытых растительностью.
Где-то там в лесу гогочет филин своим резким, неприятным звуком... Августовская ночь обдает летним теплом, пронизывая только изредка влажною, холодною струею... На горе мелькнули огоньки.
Мы подъехали к деревне Велгур. Звонко слышится в деревне лай собак, перекатываясь эхом в соседних горах, как будто во всех уголках окружающих Велгур гор разбросаны целые стаи собак...
Рано утром мы поплыли дальше. Недалеко от Велгура Дыроватый камень, отвесно стоящий над водою и весь испещренный узкими отверстиями, входами; под ним Вишера очень быстра. Затем дальше, верстах в пяти от камня, у самой реки расположено несколько каменных глыб, колонн (столбов, как их здесь называют), у дер. Сыпучи открывается чудный горизонт, справа возвышаются горы Гремячева и Сыпучинская, а там впереди далеко горделивый страж Урала Золотой камень, окутанный дымкою тумана. За дер. Сыпучи около дер. Писанной тянется такими же отвесными стенами, как Говорливский и Ветланский, Писанный камень, который получил свое название от надписей, находящихся на одной из его стен. Эти надписи в настоящее время представляют какие-то очертания, что-то вроде человеческих фигур, голов, оленей, нарисованных каким-то темно-красным веществом. Я слышал предположение, что эти надписи сделаны кочующими здесь ранее вогулами и означают извещение одного вогула другому о том, что он с товарищами на оленях отправился на охоту. Вишерцы дают более поэтическое толкование, что эти надписи-письмена древних вишерских царей. В дер. Акчим я заночевал...
Раннее утро. Река окутана туманом. Белые известковые скалы напротив Акчима, на противоположном берегу Вишеры, как покрытые саваном привидения, выглядывают из-за тумана... Лодка давно уже оставила позади себя Акчим... Фон реки несколько меняется. Уклоны на переборах круче, вода на них, набегая на находящиеся в реке камни, волнуется, бурлит, бьет каскадами. Лодка с трудом поднимается.
Берега делаются менее крутыми, горизонты расширяются; и вдалеке покрытые лесом горы, при освещении их солнцем, принимают разные оттенки окрасок, только что ярко-зеленая полоса леса уже от набежавшего на солнце облачка кажется темною, черною; а там опять новые тоны окрасок... Давно уже миновали Ябурский камень. Вишера по-прежнему гудит и воет среди каменьев на переборах. Вдали опять показался покрытый дымчатою пеленою Золотой камень. Ветерок делается свежее, даль туманится, заволакивается тучами. С левой стороны надвигается камень Боец. Здесь большой перекат. Вода бурлит, пенится. Весной это место очень опасно для сплава судов с чугуном, течение наносит суда прямо на камень, и вода, ударяясь об него, громадными валами разбегается по реке, дробясь на более мелкие валы среди русла реки. Напротив Бойца впадает речка Золотиха, она бешено рвется, воды почти не видно, одна только пена несется в Вишеру. Тут же, недалеко от устья Золотихи стоит разбитая барка, а на берегу сложен вынутый из воды чугун. Солнце скрылось, даль потемнела, грозовые тучи все больше и больше хмурятся, ветер крепчает и препятствует движению лодки, гул леса сливается с шумом реки...
Часу в первом дня мы были как раз на половине пути до Усть-Улса, проплыли 22 версты, и лодочники изъявили желание отдохнуть. У берега стоят две большие закрытые лодки; на берегу устроена из кольев и бересты небольшая палатка, в которой помещается сколоченный из досок стол, кругом стола, с трех сторон, лавки; над палаткою на шесте развивается казенный флаг. Оказалось, что мы остановились на месте расчистки фарватера реки. Около палатки я встретил заведывающего работами по расчистке с молодым человеком - одним из служащих. Я
проголодался, и мы мигом устроили в палатке завтрак: у меня нашлись жареные цыплята, курица, а у них рябчики...
Часа через два, когда лодочник с дочерью отдохнули, я тронулся в дальнейший путь. Потянулись мимо меня один за другим Гостинный, Ваинский, Ереминский, Ветренный и другие камни. Под вечер показались новенькие домики пристани Кутимского завода с целым караваном вновь выстроенных судов для сплава чугуна. Самый же завод находится в 35 верстах от реки. Слышится свисток, и небольшой, как игрушка, локомотивчик ходко бежит по берегу Вишеры по направлению к лесу. На противоположном берегу против заводской пристани раскинулись на горе невзрачная деревушка Усть-Улс. Из деревни, с верху горы, открывается красивая панорама: кругом ютятся горы, вдали хорошо видны на одной из вершин Кваркуша два столба, “уши”, как их здесь называют. Чутко прислушивается ими седовласый Урал, как новая промышленная жизнь начинает бить могучим ключом в этих дебрях, рассекая кайлою и динамитом недра его...
Деревня Усть-Улс населена русскими и вогулами, совершенно уж обрусевшими и оседлыми. Кочующие вогулы появляются у Чувала; в это время, как мне передавали, в верстах 30 от Чувала находилось кочевье вогула Степана... Небольшие пароходы доходят до Усть-Улса только весною и то после спада большой воды, во время которой они не могут совладать с течением по быстроте его; летом же движению пароходов препятствует мелководье и камни на перекатах. Впрочем теперь фарватер реки исправляется, и река делается более судоходною.
На следующий день я отправился в Кутимский завод по конно-железной дороге. Мне подали маленький вагончик, запряженный одною лошадью. Посредине вагончика устроен диван на четыре места, два спереди и два сзади, последние занял я и один из ехавших также в Кутимский завод, на одном из передних поместился кучер, на другом наш багаж. С боков и сверху вагончик был обтянут рогожами. При встречах с рабочими поездами - с дровами и лесом - наш вагончик, опрокидывая на бок, мигом сбрасывали с рельсов, и по проходе поезда мигом опять ставили на путь. День был пасмурный, дул холодный ветер, пронизывая насквозь в плохо защищенном вагончике.
Дорога шла вблизи реки Уле, среди леса, гор и скал. Вот вагончик делает крутой поворот, и мы едем по расчищенному динамитом горному уступу; над нами стоит отвесная скала, внизу обрыв, а там на дне его бешено ревет и скачет с камня на камень весь покрытый белою пеною Уле. У самого завода протекает речка Кутим, от которой завод и получил свое название. Кругом завода горы, из них по своей величине и вышине выдается Кваркуш, вершина которого белела от выпавшего там в то время снега... Кутимский завод основан лет восемь тому назад, но уже представляет довольно порядочное селение, состоящее из небольших новеньких деревянных домиков, преимущественно казарм для рабочих и квартир для служащих. Местного населения здесь нет, все пришлое, в большинстве из других губерний, постоянно меняющееся. Для выплава чугуна устроены две доменные печи. Руда очень богатая по своему содержанию.
Источник: По Каме и Уралу: Путевые записки XIX - начала XX вв. / Сост. Д.А.Краснопёров. (Пермь, 2011)