У каждого в жизни был тяжёлый, переломный период. Мои беды начались в конце девяностых. Я тогда была молодой, глупой и неопытной. Окончила медучилище в нашем заштатном, чтобы не сказать больше городишке. А фельдшерам, как на грех, перестали платить зарплату. После долгих мытарств и полуголодного существования, как и многие мои друзья, стала торговать тряпьём на одном из местных рыночков.
В декабре девяносто седьмого не стало мамы. Инфаркты не щадят никого. В тот страшный январь я почти полностью поседела. Мама была для меня всем.
Сестрёнка Марина всегда была пробивной бабой. При первой же возможности она разменяла нашу трешку. Сама с мужем и десятилетним сынишкой переселилась в неплохую двушку, а мне как собаке кусок, выбросили «гостинку». Восьмиметровую комнатушку без газа и горячей воды. С соседями-маргиналами в придачу. Кого там только ни было! Наркоманы, мелкие барыги, алкаши и бывшие сидельцы. Этот список можно продолжать долго.
- Ты же не замужем, - бросила мне Маришка.- А ребёнку свой уголок нужен. Десять лет как-никак. Скоро девчонок приводить начнёт.
Раньше я недоумевала, почему гостиничные комнатушки называют комнатами смерти. Вроде бы там никого не казнили. Да и на хоспис эти логова походили мало. Но, прожив там ровно десять лет и один месяц, поняла природу этого мрачного названия.
Смерть в «гостинках» была чем-то обыденным. Жестокие убийства, суицид, сгоревшие заживо люди, умирающая от передозировок молодёжь, захлебнувшиеся рвотной массой пьяницы – гостиничного аборигена было уже ничем не удивить.
Со дня гибели мамы миновал год. Помню, в ту зиму я окончательно и бесповоротно погрязла в жалости к себе. Пыталась бороться с этим постыдным состоянием. Вспоминала о мытарствах Марины Цветаевой и трагической кончине Гумилёва.
Но что толку думать о давно умерших и далеко не безгрешных людях, если за стеной кого-то убивают, а соседи сверху решили принять участие в танцевальном марафоне? Загнанных лошадей пристреливают, не так ли? Да уж, какие только мысли не лезут от отчаяния, одиночества и безысходности!
Приступы бессильной злобы и обиды на судьбу перемежались у меня с глупым ребяческим страхом. За окном по-собачьи выли снежинки, в соседней комнатушке кому-то проламывали череп. Из-под дивана слышались шёпот, смешки и шипение.
И тут в дверь кто-то мелко-мелко застучал. Мне привиделся карлик с окровавленными губами. «Глупо»,- скажете вы. «Эх, не жили вы в гостинках и не знаете, что такое страх»,- отвечу я «господам белопальтовщикам». Умирая от беспричинного ужаса, двинулась к хлипкой двери и приоткрыла её. На пороге стояла семилетняя Лизка, дочка соседки снизу. Личико её посерело, а в глазах плескалось недетское отчаяние.
- Тётенька, там с моей сестрёнкой плохо. Она умирает. А мамка уснула. Не могу её разбудить,- Лизонька всхлипнула.
Продолжение следует