Городок стоял на берегу реки – по крайней мере, до тех пор, пока река не начала подступать все ближе. Тогда городок перебрался повыше на холмы – но и этого ему показалось мало. Городок как будто спохватился, что может ходить – и начал странствовать по полям, изредка заходя в леса к немалому неудовольствию его жителей. Некоторым, впрочем, нравилось просыпаться в глубине лесной чащи под голоса птиц – но большинство горожан побаивались уханья сов и темных теней на дорожках. Через пару десятков лет, город, впрочем, окончательно успокоился, нашел себе уютное местечко на лесной опушке и обустроился там, как казалось, на веки вечные – впрочем, ключевое слово здесь было «казалось».
Этот город не имеет никакого отношения к истории обо мне – как и к моей биографии. Я никогда не был в этом городе, более того – я никогда даже не слышал о нем...
.
Когда мне написали, что ко мне привезут пра-пра-пра-внучатого племянника, я так удивился, что у меня не было сил удивляться. Я даже не ответил письму, что у меня нет никакого пра-пра-пра-внучатого племянника, - отвечать было некому, письмо вручилось мне, и все.
Я терпеливо ждал, когда явится племянник – ждал, чтобы хот бы сказать, что никаких пра-пра-пра-пра-пра-пра у меня нет, вы что-то путаете, ничего подобного, да нет, вы мне нисколько не помешали.
Пра-пра-пра как будто чувствовал, что я не хочу его видеть – шли дни, сменялись неделями, миновало долгожданное пятое октября, а в дверь моего дома на окраине тумана так никто и не постучался. Я уже почти было успокоился, что так никто и не явится – когда на свою беду внимательно посмотрел на дату в письме, отчего меня буквально передернуло: мой бесконечно дальний родственник должен был прибыть не ранее чем через триста лет.
На всякий случай я все-таки обустроил комнату для гостя, который будет когда-то бесконечно никогда. Я застелил кровать в комнате наверху и повесил шторы, хотел оставить завтрак у постели, но спохватился, что за триста лет он рассыплется с прах.
В заброшенном саду возле дома я закрыл досками старый колодец, - но тут же спохватился, что доски могут истлеть и рассыпаться за триста лет, поэтому я забетонировал колодец, чтобы все было честь по чести. Я даже заказал мраморные плиты для крыльца, чтобы крыльцо не развалилось, и мой гость не упал со ступенек. Я заботливо утеплил окна, чтобы гостя не продуло сквозняком, и починил форточки, чтобы можно было проветривать пыльные комнаты.
Ближе к зиме я починил камин, чтобы зимой было тепло – хотя я не представлял, какие через триста лет будут зимы. Я даже привел в порядок семейный архив, чтобы моему потомку не приходилось рыться в бумагах, а он мог прочитать историю нашего знатного рода от и до.
Чуть погодя я понял, что мой гость рано или поздно найдёт в архиве запись, подтверждавшую, что нам положен не только маленький домик на окраине леса, но и величественный замок на холме. А это значило только одно – что рано или поздно мой наследник пойдет предъявлять свои права на замок, что явно не понравится тем, кто в этом замке будет жить. Я старательно просчитал родословную обитателей замка на холме, с кем встретится живущая там наследница богатого рода, кого она возьмет себе в мужья – я начал ухаживать за девушкой, мягко, ненавязчиво, заставляя её терять голову от любви. Я позаботился о том, чтобы богатая наследница осталась одинокой – а это значило, что теперь замок перейдет к моему пра-пра-пра-пра.
Я даже наведался в замок, чтобы проверить, достаточно ли надежные в нем лестницы – перила показались мне слабоватыми, и я уговорил юную леди позвать мастеров и наладить изящные, но в то же время прочные перила, подчеркнувшие красоту замка.
Мне казалось, я сделал все – и даже больше. По крайней мере, на склоне лет я был уверен, что моя миссия выполнена. Правда, я так и не узнал, откуда должен был приехать племянник – и лучше бы я не знал этого и дальше, потому что на свою беду прочитал, откуда придет гость – из замка – и кем он будет – сыном девушки, которую я оставил одинокой...