В погребе дома на Петропавловской был подземный ход, который выходил на берег Ушайки. Короб ледника отъезжал в сторону и открывался лаз, из него....
Продолжение (третья часть) истории про Мой дом.
👀
На улице Петропавловской на берегу Ушайки стоял дом другого моего деда Александра. Дом был разделён на две половины между сродными братьями. В гражданскую войну там находилась подпольная типография, и мой дед в 15 лет был связным в партизанском отряде, который боролся против Колчака. На этом факте своей биографии дед построил всю свою дальнейшую судьбу. Войну он закончил подполковником, оставался в армии до 1956 года, а потом стал пенсионером и почётным пионером всех школ Томска.
Когда он приходил в мою школу на встречу, чтобы рассказывать про «огонь революционных бурь» — я убегала. Мне было неловко и от чего-то стыдно.
В погребе дома на Петропавловской был подземный ход, который выходил на берег Ушайки. Короб ледника отъезжал в сторону и открывался лаз, из него тянуло холодом и мокрой землёй, каким-то тайным ужасом.
Рядом с домом деда в доме с каменным полуподвалом жила горбунья Васса, просвирня из Петропавловского собора. Я часто убегала к ней. Мне она казалась заколдованной королевой. Она была очень доброй и красивой, с тихим мягким голосом.
Почётного деда я не любила. Совсем маленькой я уже чувствовала в нём какой-то фальшивый пафос и неправду. В семье отца лучшим человеком была его мать. Моя бабушка Нина. Дед бесконечно её пилил и попрекал, изводил разными глупыми придирками, а она в ответ вынимала папиросу из серебряного портсигара, закуривала и уходила, не сказав ни слова.
Мои родители уехали на Шпицберген в 1953 году в конце сентября. Отец был тепло-энергетиком, там запускалась новая тепло-электростанция.
Мне было 9 месяцев от роду. Бабушка Зоя, мамина мать, оставила работу на заводе. Бабушка Нина, мать отца, не работала. Так я с 9 месяцев путешествовала из дома в дом. От одной бабушки к другой. Они обе меня любили… При них я сделала первые шаги, сказал первые слова. Если у моего сына первое слово было «Нет», то у меня было «Да».
Это были совершенно разные дома, с разным семейным укладом и отношениями. Мамины родители хохотали, радуясь каждой мелочи, они дышали, казалось, одним дыханием. В доме на Буткеевской всегда собиралась шумная компания из родственников и друзей. И они пели… ах, как они пели.
Душа расправлялась и улетала куда-то. Бабушка на Рождество приглашала всех ребятишек с нашей улицы. Под ёлкой каждому был гостинец. А мне - в вязаном носке на Новый год и на Рождество.
Засыпала я под бабушкины сказки и колыбельные. В стране повального атеизма она не боялась справлять церковные праздники. Рождество, вся предпасхальная неделя и Пасха, и ещё много других. Она настояла, чтобы нас с братом окрестили.
Когда об этом узнал дед Александр — был грандиозный скандал. Я помню, как он, брызгая слюной, кричал на бабушку: «Враги народа! Что ещё от вас ждать!» Тогда я впервые поняла, какая пропасть лежит между семьёй мамы и семьёй отца. Мне было шесть лет.
В доме на Петропавловской была вкусная еда, но всегда напряжение и скованность. Свободно мы с бабушкой Ниной чувствовали, когда деда не было дома. Тогда мы с ней устраивали танцы под патефон. Она очень любила арии из оперетт. Помню, как мы с ней скакали под песенку Бони из «Сильвы» и вошёл дед. Он, не раздеваясь, прошёл к патефону, снял пластинку и разбил её. Я заплакала. Мне было пять лет. Когда я засыпала, бабушка Нина тихонечко мне пела колыбельные на идише и на грузинском. Почти шёпотом. Она была родом из Иркутска. Её мама была грузинкой, а отец евреем. Дед Александр в гневе кричал: «Жидовская порода! Что ещё от тебя ждать?» Я не понимала, что это такое. Но чувствовала, что это страшное оскорбление и ещё больше не любила деда.
Мои родители вернулись из Норвегии весной 1958 года. Я помню, как приземлился тёмно-зелёный, какого-то болотного оттенка, самолёт с квадратными окошечками, как по лётному полю шла красивая женщина в ярком лёгком платье (лоскуток этого крепдешина у меня хранится до сих пор), она вела за руку маленького толстого мальчика. Это была моя мама и мой брат Санька. Отца я в тот день не помню. Было много подарков… Но я всё время смотрела только на маму и не могла ничего сказать. Мне показалось, что я ей не понравилась.
Летом меня и Саньку отправили на дачу в Заварзино вместе с детским садом. А потом за нами на лошади, запряжённой в телегу, приехал мой любимый дед Николай и повёз нас на Буткеевскую. Он сказал, что бабушка Нина очень заболела. Поэтому мы пока поживём у них вместе с мамой.
В сентябре бабушка Нина умерла. Мои родители развелись, и мы остались жить с бабушкой и дедом. Отец сразу куда-то уехал, а «почётный» дед очень скоро женился. И мы перестали бывать в доме на Петропавловской улице. Потом, много лет спустя, когда у меня уже будет сын, мы восстановим с дедом отношения. И он попросит простить его. Его женитьба потом, гораздо позже, откроет ещё один подземный ход, страшный и глубокий.
С отцом мы увидимся через пять лет, Санька пробежит мимо него и спросит: «Дяденька, сколько времени?» А ещё через 15 лет, когда дед, пенсионер Союзного значения, погибнет под колёсами автомобиля , на его похоронах я встречу человека, назвать которого «папа» у меня не повернётся язык. А он меня не спросит ни про своего сына, не про своего внука.
Как-то грустно получилось...
🤝Спасибо, что прочитали до конца! Подписывайтесь на канал, пишите свои мысли в комментариях.
💥 Данный материал не является рекламой, а лишь отображает личное мнение автора, основанное на пережитом опыте. Это мнение не является истиной, и на него можно смело положить. Если ищете намёки на рекламу - ищите. Всем отличного настроения и здоровья!