Ну, сейчас начнется. Все будет жестче и бескомпромиссней, чем в случае с вчерашним нобелевским лауреатом по литературе.
Там все шло по привычной схеме: слева те, кто возмущен, что дали писателю, которого они не знают, ибо он на русский не переводился; нет, чтоб Хураками с его многотиражностью. Справа те, кто не скрывает своего расизма; опять эта черная Африка; нет, чтобы заслуженному белому. (Вопрос о Танзании, Занзибаре, Черной Африке и Англии выносим за скобки).
А журналист Муратов, ставший Нобелиатом вопреки букмекерам, получит от всех — и по полной программе. Филиппинскую его коллегу пощадят — потому что это далеко и непонятно. А Муратов здешний, свой, ему достанется…
Одним не угодили тем, что обошли вниманием Светлану Тихановскую и Алексея Навального, истинных борцов и рискующих жизнью героев; как же так, почему не решились, испугались Путина и Лукашенко, не получили отмашку от Байдена, хорошо хоть не Всемирная организация здравоохранения стала Нобелевским лауреатом. Но недалеко от этого решения ушли.
Другие закипают в ярости при одной только мысли, что опять либеральные недобитки привлекают внимание Запада; Лимонову небось не дали и даже как вариант не рассматривали, великому Проханову не предлагали, да и что это вообще такое, вы бы еще Венедиктова наградили.
Третьим обидно, поскольку Муратов не Сахаров; вот в былые (наши, правильные) времена были вожди, так вожди, ядерную бомбу создавали, после чего говорили со всем окружающим миром на равных, а теперь кто такие? Те стояли, как столпы, неколебимо, а этот с властью договаривался, сливал протест, спасая своих журналистов…
Четвёртые… но колонны недовольных можно долго пересчитывать; враждующие между собой, они объединятся в неприязни к Дмитрию Муратову, как в русской эмиграции второй волны, когда началась послевоенная канонизация, старики проглядывали сводки зарубежного Синода и ворчали: «Ну какой он святой, если я с ним кофе пил?». Да вот такой и святой.
На самом деле в принятом решении есть мощный смысл, хотя видны и следы компромисса. Не с нашей расчудесной властью и не с проклятым Госдепом, а с европейскими элитами, для которых слишком сильный раздражитель не всегда годится, а потенциальная ошибка с нобелевским лауреатом (если вдруг он впоследствии выйдет за рамки гуманного поля и начинает поддерживать казни) обходится непоправимо дорого.
Смысл в том, что Россия вернулась на карту глобального мира.
Не благодаря оружию и страху, но благодаря гражданской позиции — и слову. Вернулась не в литературном, научном, медицинском или экономическом качестве, а именно в политическом. Это больше не «остров Крым», не Головлевка и не Заманиловка с ядерным оружием; это серьезное место, обходить которое вниманием нельзя.
Можно не дать тому или иному фигуранту, но сделать вид, что она неважна — невозможно. Международное признание получает мужественная журналистика, не связанная ни с революцией, ни с лоялизмом; журналистика демократическая, но открытая разным нерадикальным взглядам.
Но главное даже не в этом. Муратову выдали, если хотите, не премию; ему выдали крест, который придется нести. Да, на некоторое время от него отстанут, «Новую газету» облагать иностранным агентством не будут. Но звание как бы переключает тумблер и превращает «просто газетчика» в крупную политическую фигуру, которая не участвует в борьбе за власть, но оказывает более чем сильное влияние на все процессы. Включая военные игры. Ему предстоит постоянно принимать удары на себя — и куда более сильные, чем те, какие он обязан был выдерживать, называя имена заказчиков убийств Немцова и Политковской, публикуя расследования о судьбе гомосексуалов в Чечне.
Это не значит, что поздравлять Муратова не нужно. Но гораздо правильнее радоваться за себя: у нас теперь есть живой работающий символ другой России, близкой и понятной многим по обе стороны родной границы. России не войны, но мира. России ненасильственной свободы и России честного свидетельства.