Найти тему
Толкачев. Истории

Деревня у болота

Расскажу две истории про сибирскую деревню у болота.

...Во время покоса каждую субботу тарахтели мы на мотоцикле мимо одной заброшенной деревни, – без остановок - у "деревенских" не принято на такие дома зыркать глазами, а тем паче подходить. Все держится на приметах, какой бы не была вера человека.

Михаил Иваненко
Михаил Иваненко

Деревенский люд объяснял по-простому: –Не-че-го (покрепче слово тут было, конечно, но применю политкорректность) там делать. От Колыбельки (название деревни) держитесь подальше (хотя из-за одного названия соваться туда не хотелось). И покос свой бросайте. Сколько случаев было, когда люди терялись. Короче, Гнилое место.

А потом, железобетонный аргумент на тот случай, ежели ты еще "сумневался": –У нас, в Северном, есть кто оттудова? Нет! А куда все подевались? Тот-то же.

...В дожди вообще-то носу не совали, а когда стояла сушь проезжали осторожно – и лужу бочком, и поскользить для почтения в энтой самой луже.

Лужа – это для лета постоянная переменная (извиняюсь, что термин украл у математиков). Никакая жара ее не смущает. Перед каждой серьезной лужей покидаешь свой транспорт. Мотоциклист делает попытку проскочить по ее маслянистому боку, если неудача – всем народом наваливаешься, толкаешь сзади и ловишь на одежду ошметки грязи. А на подъезде к покосу слазили с мотоцикла и в прямом смысле слова тащили его по насыпи между "заброшкой" и болотом.

А что с деревней не так? Отговорки у старых людей были одни и те же: "Ворожба там гуляет, как бездомная собака"

"Место проклятое"

"Колодцы заговоренные"

"Образа наказанные".

Но две истории с «заброшками» Колыбельки мне все таки узнать удалось.

Юлий Клевер
Юлий Клевер

История первая «Поход кержака»

Ходил по деревне один мужик: сутулый, грязный, заросший, хромой, одна рука подвисла, как перебитая, лицо перекошено, как старое полено, и речь жеваная, будто челюсти не в ладах между собой. Таких в деревне почему-то называли «кержаками», хотя это вроде старообрядцы, но так звали.

Как-то зимой, в метель, мы засели в кочегарке, погреться, чтобы с новыми силами преодолеть пару километров до дома. Там кержак и выдал свою историю. Разрешите пересказать своим языком, чтобы было понятнее, а то его «вот», «вишь чего», «знамо дело», «загодя», «шибко» и «чертовня» повторялись через слово.

Ну так слушайте.

«В Северном я квартировал в старой заброшенной бане, у знакомых, ага.

Владимир Коркодым
Владимир Коркодым

Житье-бытье было "норм" (так и сказал он "норм"). Да и не мешал никому. Но по-хозяйству кое-чего не хватало. Просить стыдно было, а на покупку денег не напасешься. Один человек мне подсказал: ты мол в Колыбельку-то сходи. Потом выяснил, никто этого человека в селе не видел.

Долго собирался. А как-то раз сто грамм накатил и пошел.

Дома стоят как на параде, хозяин будто, вот, перед тобой на двор вышел. В одной избе барахлишка набрал, – заинтересовала меня самодельная лампадка на иконостасе. Беру, пристраиваю в мешок, за ней иконы поснимал, тоже в мешок, к кастрюлям, да инструментам. Вышел, обнаружил запах, с болота, ага. Прет, да не гнилью, а будто падалью.

Аникин А.
Аникин А.

Набралось четыре мешка – два припрятал там, а два пришвартовал на шоссе – трактор ехал – довез до Северного. Затемно уже добрался, ага.

Саврасов А.К. Лунная ночь на болоте
Саврасов А.К. Лунная ночь на болоте

Проснулся утром, как обычно, в пол шестого. А правой руки-то нет. Вернее, она есть, а я-то не чувствую – онемела до плеча. Бывало отлежишь, так ведь не до такой степени. Без малого месяц проходил, ага. А теперь глянь, вишь чего, уродина на месте руки.

На работу не берут. Мне говорят: в церкву сходи. В Северном-то священника нету. В Биазу ездил, ага. А толку? Узнал я – иконы, да и вещи нельзя с домов чужих выносить. Да к тому же старухи сказали мне, те иконы, что я припер, были «наказанными иконами», от того и почернели. Язычники, у которых в доме не ладилось, имели традицию наказывать икону, вроде как не ко двору пришлась, – ставили ее образами в угол или забрасывали на чердак. А церковные свечи и лампадка использовались для гаданий, заговоров, потому тоже злая на них энергия.

Ого, думаю, наскреб себе на задницу. Знал бы где падать...

А куда иконы подевать, думаю. Людям не отдашь – мало ли с ними чего случится. Глянул – а образа-то почернели. Вывез в лес, да спалил все к чертям собачьим».

–А он всегда такой был? - спросил я про кержака.

–Да нет, ты что! Капитан волейбольной команды Северного района, много лет...

После того рассказа кержак ходил по деревне угрюмый, почему-то не здоровался, а потом пропал, и больше никто его не видел. Говорили, уехал он куда-то, а там, как знать. Но почему баню спалили после него, этого я не узнал.

История вторая. «Молодая семья»

В Северном жила молодая семья. Дом им дали от колхоза. Муж Генка подрабатывал в экспедициях. Жена Людка сидела в сельсовете. Веселый был парень, гармонист, но имел одну странность – весь хлам в дом тащить. Раз припер он на "газике" гору вещей из заброшенной деревни: мебель, чугунки, горшки, крынки, дежу для теста, ведра, зеркала, лампадки, стопку полотенец с вышивкой, ложки с ножницами, кочергу с ухватом, сундук, даже двери с косяков снял. Жена его Людка спросила, откуда добро – тот сразу не сознался. Она глянула на табуретки, стулья, стол, доску для стирки, – конские головы вырезаны, без глаз, да с тупыми мордами – известное дело, обережная символика, – посмотрела она на мужа, да в слезы, он тут и огорошил ее: «Из Колыбельки».

Юлий Клевер
Юлий Клевер

Жена, не притронусь, говорит. Тот вывалил добычу в сарай. А сам вскорости призадумался, что на мебели и даже на пасхальных деревянных формах делает языческая символика?

Потом началось.

Осенью Генку на том же самом "газике" жена повезла в районную больницу, - сломался при падении с лестницы в пьяном состоянии, отказали ноги.

Инвалид-колясочник Генка стал пить, плакать и ревновать свою Людку. На ручке двери повесился, мысли видать черные были. У Людки (еще не успела остыть могила ее мужа) обнаружилась неоперабельная опухоль. Позвали бабку-знахарку. Не помогла. Людку вскорости схоронили рядом с Генкой. Остался сын - тетка взяла над ним опеку.

Крыжицкий К.Я. Болото
Крыжицкий К.Я. Болото

Но пришло время помирать и знахарке – соседке дала она свои "гробовые" и просила похоронить ее в Колыбельке. Да кто согласится туда нос совать? Говорили, что покойница не знахарка, а ведьма чуть ли не с того дома, откуда Генка двери с петель поснимал. Схоронили бабку под Северным, а соседка потом захворала, к ней уже никто не подходил – боялись, что зараза от Ведьмы переходить стала. И негласно люди перестали упоминать даже название Колыбельки, правда про дом ведьмы в Колыбельке не забыли – спалили, от греха подальше. Потом, через месяц-другой другой дом спалили, оказалось, померла та соседка, и она тоже была вроде как с Колыбельки. Шло время, домов в Колыбельке становилось все меньше, нет-нет, да спалят очередную "нарядницу", это означало, что еще кто-то родом был из той деревни, да не сознавался, пока беда в его дом не пришла.

Менк В.К. Утро на болоте
Менк В.К. Утро на болоте

Собрались у меня те события, да суждения людей и правда стала проясняться, ну кой-какая правда. Был год такой, когда по неизвестной причине, с болота шли зловонные испарения, люди в Колыбельке все переболели, и как водится не гнушались никакой помощью. Развелось там, колдунов, да ведьм через каждый третий дом, в прямом смысле слова. Люди с других деревень обращаться стали. Потом опомнились, когда в их дом беда пришла, да поздно. Русский человек задним умом крепок, ну что тут еще скажешь.

© Андрей Толкачев

#деревня 

#славянское язычество

#вера и жизнь

#наговоры

#болото 

#сибирь 

Читайте канал "Напиши шедевр"