Пару лет назад я поехал в Китай. И в этом Китае был у меня один студент, Джереми из Сиэттла, в Шанхай он поехал по обмену. На пару летних месяцев. И была у меня одна китайская студентка, Яньлинь. И я сразу увидел, что между ними вспыхнули чувства. Вначале вспыхнула симпатия, потом вспыхнуло влечение. Но через несколько дней они сидели в разных углах аудитории и друг на друга не смотрели.
Однажды в университетской столовой я сидел за одним столиком с Яньлинь. Вначале поговорили о еде, Яньлинь мне объяснила, что именно мы едим, и из чего это приготовлено. Потом поговорили о математике. А потом, когда после этих разговоров между нами возникло чисто человеческое доверие, Яньлинь заговорила о любви. Ну, как со старшим товарищем заговорила. Как с научным руководителем.
Я узнал, что любовь между китайской девушкой и западным юношей невозможна. Яньлинь рассказала о каком-то парне из Америки. Этот парень пригласил Яньлинь в субботу в ресторан. А в конце, когда принесли счет, он сделал паузу и выразительно посмотрел на Яньлинь. Она вначале не поняла смысла этого взгляда, потому что парень был в ней очень заинтересован. Такие комплименты делал, таким взглядом смотрел! Так что Яньлинь и не думала доставать кошелек. Американец расплатился. А потом они пошли в кино. И парень купил один билет себе, и уступил Яньлинь место у окошечка. И ей пришлось купить себе билет самой. И в этот момент Яньлинь почувствовала, какой неприятный этот американец. Дешевка! Яньлинь почувствовала, что ее первоначальный интерес к нему обрушился стремительным домкратом. Он не мужчина! К нему же просто невозможно испытывать чувства!
На следующий день в столовке я уже сидел за одним столом с Джереми. Джереми не обсуждал ни еду, ни математику. Сразу приступил к делу.
- Я никогда не смогу полюбить китаянку, - с чувством произнес Джереми. – С китаянками я чувствую себя дешевкой.
- Они все ждут, что я буду платить за все, - рассказывал Джереми. – И дело не в том, что я студент, и что у меня нет денег. Только долги. Это неважно, это второстепенно.
- Пошел я тут на свидание с одной, - рассказывал Джереми. – В прошлую субботу. Чувствую – любовь всей моей жизни. Хотя еще рано говорить, но чувствую – есть потенциал.
- Приносят счет, - рассказывал Джереми. – А она сидит, смотрит на меня и улыбается. И смотрит на меня влюбленными глазами. И не делает никакой попытки достать кошелек.
- Ну, я плачу, - рассказывает Джереми. – И чувствую, что мой интерес к ней падает. И это так интересно, не сразу в ноль падает, а так, постепенно. Вначале падает до 90%, через 10 минут до 80%. И мы идем по улице, она что-то щебечет, я слушаю, а сам про себя фиксирую. 70%. 60%.
- Нет, ну она пусть хотя бы предложила бы! - восклицает Джереми. - А я бы ей сказал, мол не надо.
- Идем по улице, - рассказывает Джереми. - И я к себе прислушиваюсь. 50%. 40%.
- Чувствую – надо спасать ситуацию, - рассказывает Джереми. – Как-никак, а любовь всей жизни. Надо что-то делать!
- А пошли в кино? – предлагаю ей.
- А там, в кинотеатре, - рассказывает Джереми. – Я беру билет только себе.
- Пусть, - думаю, - она заплатит хотя бы 8 долларов за билет. И у меня все опять до 100% подскочит.
- Тут же не в сумме дело, - рассказывал Джереми. – Тут дело в том, чтобы я не чувствовал, что я ее покупаю. Чтобы я не чувствовал себя дешевкой.
- Заплатила она за билет, - рассказывал Джереми. – И я чувствую – опять 70% Через минуту – 80%. Совсем другая динамика! Наверх пошло!
- А потом вижу, - рассказывал Джереми. – Она со мной не разговаривает. Сидит напряженная. Я шучу – не смеется. А после кино домой убежала сразу.
- Нет, - подытоживает Джереми. - Я никогда не смогу полюбить китаянку! Просто я сам себе неприятен в таких патриархальных отношениях!
В общем, такая вот история. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о юане и Джульете. А Маркс вообще говорил, что при коммунизме денег не будет. А значит и влюбляться люди перестанут. И в Америке перестанут и в Китае. Потому что, по Марксу, просто не будет базиса для надстройки.
Вадим ОЛЬШЕВСКИЙ