Недавно у меня был необычный писательский опыт. Многие из вас знают, что я пишу не только статьи, но и книги. В декабре в ИД «Звязда» выйдет мой «Феномен Валентина Елизарьева» о выдающемся белорусском балетмейстере. Эта работа принесла столько приятностей – общение, поездки, интервью, – что впервые мне хотелось пожить с текстом подольше. Но все, даже самое дорогое, нужно уметь отпускать. В конце этой работы я и получила тот самый необычный опыт, с которого начала это «Письмо»: читала книгу ее главному герою. Приходила с компьютером к Валентину Николаевичу, он ставил передо мной стакан и бутылку минеральной воды (знаете, как сохнет горло, когда ты несколько часов подряд читаешь вслух?) – и понеслись. И вот в один из таких «чтецких» дней я произношу текст о балете «Ромео и Джульетта»: «Еще один важный образ этого балета – мост. Он стоит в задней части сцены то сведенным, и тогда по нему можно пройти, и тогда у героев и зрителей есть надежда, то поднимает пролеты, ощериваясь ими, как забралами: надежды нет, примирения не будет, то превращается в балкон – тот самый знаменитый балкон, которого не было у Шекспира, но который есть в фильме Франко Дзефирелли, и который есть в Доме Джульетты в Вероне. Под ним всегда стоят толпы туристов (я и сама стояла), продвигаясь к статуе Джульетты, чтобы дотронуться до ее правой груди».
– Как это балкона у Шекспира нет? – удивляется Елизарьев. – Я же сам видел!
– И я видела, – подтверждаю: я тоже была в Вероне, в том месте, которое называется «Дом Джульетты», но прекрасно понимаю – уж простите мне мой журналистский цинизм, – что к Джульетте, о которой написал Уильям Шекспир, он никакого отношения не имеет. У семьи Капулетти такой дом вполне мог быть, но именно этот – не их. И балкон, под которым влюбленные до сих пор просят руки и сердца, а им в ответ несется радостное «Да!», не так чтобы балкон… Когда этот старинный дом назначили тем самым, в котором жила Джульетта, балкона в нем не было. И его сделали из крышек старинных саркофагов. Ну, по крайней мере, есть такая версия. В нее я верю больше, чем в красивую сказку, в которую верить хочется, даже если факты против. Но был ли балкон у Шекспира? Елизарьев сказал, что нужно проверить: в нашей книге ведь только правда. И я пошла проверять.
Самое простое – перечитать Уильяма их Шекспира. Между прочим, сцена у балкона считается едва ли не самой знаменитой во всей английской литературе. Читаю начало, Ромео говорит:
«Но что за блеск я вижу на балконе?
Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!
Стань у окна, убей Луну соседством;
Она и так от зависти больна,
Что ты ее затмила белизною».
Далее ремарка: «На балконе показывается Джульетта», но в переводе вместе стоят и «балкон», и «окно». Значит, нужно читать оригинал. Читаю. У Шекспира «балкона» нет, только «окно»!
Juliet appears above at a window.
Romeo:
«But, soft! what light through yonder window breaks?
It is the east, and Juliet is the sun».
И тут меня охватывает азарт – надо же узнать, почему у Шекспира балкона нет, а сцена на балконе в «Ромео и Джульетте» стала культовой.
Оказывается, когда Уильям писал пьесу, он вообще не знал, что такое балкон. Да и вся Англия не знала: Оксфордский словарь утверждает, что слово balcone (сначала оно писалось так) появилось в английском языке в 1618 году, через два года после смерти Шекспира. А сцена эта с влюбленными в саду взята из другого спектакля – «История и падение Гая Мария» Томаса Отвея. Никогда про такого не слышали? А ведь было время, когда он был популярнее Шекспира: в 1701-17335 годах пьесу Отвея в Лондоне поставили 30 раз, а «Ромео и Джульетту» ни разу. Ага, я тоже удивилась.
Отвей в свое время с Шекспиром (возможно, и с другими авторами) не церемонился: не только использовал сюжет, но часто даже не трудился изменить монологи (нет, авторское право тогда не защищали и с плагиатом не боролись, Шекспир, между прочим, многие сюжеты тоже у других авторов заимствовал). Например, Лавиния у Отвея на балконе произносит: «О, Марий, Марий! почему же ты Марий?». Джульетта у Шекспира: «Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!». И дальше знаменитое:
«Ты б был собой, не будучи Монтекки.
Что есть Монтекки? Разве так зовут
Лицо и плечи, ноги, грудь и руки?
Неужто нет других имен?
Что значит имя? Роза пахнет розой,
Хоть розой назови ее, хоть нет…»
Оказывается, крупнейший популяризатор Шекспира в XVIII веке, актер, режиссер и управляющий театром Дэвид Гаррик включил сцену на балконе из спектакля Отвея, когда ставил «Ромео и Джульетту» Шекспира – и с тех пор она стала неотъемлемой частью постановки, а Томаса Отвея и его пьесы давно забыли.
Вот так происходят культурные интерпретации и адаптации. Так что слова про не существовавший у Шекспира, но существующий у Дзефирелли, как и у всех режиссеров после него, балкон в книге про Валентина Елизарьева и его балеты я оставила. На самом деле для нее много чего пришлось проверять – поэтому и ездила в разные города и страны.
Опубликовано в газете «СБ. Беларусь сегодня» (www.sb.by)