Весьма возможно, что и не было ничего такого особого в 60-е годы прошлого столетия, что могло бы выделить этот отрезок времени из довольно сумбурного потока XX века. Поклоннику семиотики, привыкшему за каждой гримасой и зигзагом судьбы угадывать символ времени, знамение, придется изрядно попотеть, разгадывая мудреную головоломку: война во Вьетнаме, советские войска в Чехословакии.
Диссиденты - на Пушкинской площади, сын свинарки и плотника (вот, кстати, можно порассуждать на животрепещущую тему о роли плотников в истории мировой цивилизации!) летит в космос, на экраны выходит фильм «Андрей Рублев», в журнале «Москва» печатают роман Булгакова «Мастер и Маргарита», а в «Новом мире» - «Один день Ивана Денисовича».
Толпы западной молодежи в поисках Шамбалы и наркотиков устремляются на Восток, в моде главенствует мода на синтетику, Битлз, Джимми Хендрикс, Мэрлин Монро, Синявский и Даниэль, кукуруза, Хрущев, Карибский кризис, Брежнев, брюки-клеш, туфли на высокой платформе и т.д.
Пестрая лета, клип, словно сотканный из кадров гламурного сериала Леонида Парфенова с неизбывной глубокомысленно глуповатой улыбкой оценщика в ломбарде.
Приятно, конечно, вспоминать, как молоды мы были, как верили в себя, но все были молоды и все верили во что-то. Кто в Бога, кто в черта, кто в Джимми Хендрикса.
Я вот родился в 1963 году в роддоме имени Карла Либкнехта. Если кому-то захочется увидеть в этом своеобразие и колорит, то я не буду против. Но полагаю, что в этот день и именно в роддоме имени «непримиримого борца с империализмом не на словах, а на деле» родился не я один, а еще полсотни моих сверстников, которые тут же позабыли меня, как я их, как только мама с папой унесли меня, завернутого в пеленки, в общежитие на Мытнинской набережной.
И все же мне же кажется, что вот этот пресловутый колорит, «шум времени», эти «карлы-мырлы», пугало эпохи, от которого почему-то в горле першит, как от пневмонии, и прочий милый управдомовско-пионерский хлам и дух того времени будет жить только в нас и ни в ком больше.
Вот об этом, о колорите времени, под знаком которого вылупилось странное поколение людей, стремящихся сегодня обнаружить свою идентичность и стоит поговорить.
Нет ничего банальнее, чем фраза: у каждого поколения ощущение времени свое!
Конечно, у каждого и свое. А как же может быть иначе? Только у немногих бывает – чужое, но это гении и сумасшедшие.
Бывает ощущение времени тяжкое, как бремя. Однако, случаются и такие периоды, когда время невесомо, почти неощутимо или наоборот сладостно и покойно, вязкое, как патока. Вот такими, наверное, и были 60-е, и примыкающие к ним 70-е. Эпоха, которую в перестройку окрестили не иначе, как «застоем».
О, сладкое бремя застоя: «когда был Ленин маленьким с кудрявой головой», пионерские зорьки, пианист Родионов, демонстрации трудящихся 7 ноября, неснашиваемое драповое пальто, мышиного цвета школьная форма, виниловые пластинки, Райкин, неизменный «голубой огонек», салат-оливье, газировка за три копейки и т.д.
Где это все? Куда, я вас спрашиваю, девался драп? Уберите бананы! Я хочу снова, чтобы они снова были дефицитом, а на червонце, чтобы опять сиял профиль Ильича, упыря и проходимца!
Профиль Ильича просто необходимо вернуть хотя бы в пику шестидесятникам, рупор которых, Андрей Вознесенский, требовал убрать «Ленина с денег». А надо вернуть, ну хотя бы в качестве жеста… Отчаяния от того, что ничего нельзя вернуть!
А я люблю это время, безнадежно люблю...