Мужчина моего возраста. То есть за шестьдесят. Не работает примерно полгода. Живет один – так получилось.
Он жил один еще до увольнения. Жена в одном месте, он в другом. Сын с внуком – в третьем. Поэтому одиночеством его не напугать.
Говорил, что на выходных чувствовал себя счастливым человеком. От работы устаешь, и от людей устаешь – это истина. И в выходные блаженное одиночество.
Всё изменилось в момент. Это когда закрыл за собой дверь на работе, чтобы ее больше не открывать. И вот тут произошел надлом. Ему показалось, что он не нужен – никому.
Одиночество превратилось в испытание. Потянуло – в магазин. Купит бутылочку, и на душе становится веселее. Даже не веселее, а смелее. Ничего не боишься, все к черту посылаешь. В такой момент затеет приборку. Или готовку. Или просто ходит по комнате, потягивая из стакана.
Музыка играет. А он ходит. И думает, что все хорошо, что он этого одиночества и ненужности вовсе не боится.
А на утро страх возвращается.
Мы же все немного актеры. И наблюдательные люди это понимают. Приходишь на работу и играешь роль. Например, преподавателя. Сдержанно и с достоинством заходишь в аудиторию. Несколько фраз – и овладеваешь вниманием молодежи.
Или еще какая-то профессия. Роль остается ролью. И вдруг этого ничего нет. Роль сыграна. И ты наедине с собой. И часто сказать себе нечего.
Раньше как? Возвращаешься вечером домой – и роль мужа. Она требует тонкости, даже хитрости. Серьезность, немногословие, заботливость и мудрость. Мастер на все руки. Требовательность и деловитость. – Много всего.
Или роль отца. Она тоже состоит из своих особенностей.
Роли и роли.
С матерью – одна. С женой – вторая. С ребенком – третья. С начальником или подчиненным – четвертая и пятая. И далее: с клиентами. Или в транспорте. Ну, и так далее.
И вдруг этого ничего нет. Ты в комнате один. Какой есть – такой и есть. Становится страшно. Звонишь кому-нибудь, и пять минут поиграешь привычную роль. Например – сыну или матери. И свои интонации – у каждой роли.
А тут один. Один и только один.
И этот мужчина начал себя обманывать. Купит бутылочку – и иллюзия смелости, находчивости и прямоты. И веселья, конечно.
По словам одного великого психолога, пали «социальные оковы»: работника, отца, сына, мужа. Гол как сокол.
Это только кажется, что пришел бессобытийный период в жизни. Все внутри. Я об этом часто думаю. Особенно сейчас, потому что сам в этом самом периоде.
Мужчина с предыдущей работы – спился на третий год. Дама, с которой знаком лет пятнадцать, стала невыносимой. В ее характере и раньше была бескомпромиссность, а также резкость. Все это вдруг возросло в разы. Она сделалась крикливой, обидчивой, плаксивой, мелочной.
Несколько человек на пенсии ушли в патологическую экономию. Туда – в экономию – направляют остатки энергии. И экономия постепенно становится жадностью. А от жадности до деменции – один шаг.
Кто-то перестал читать. И замкнулся в ценах на продукты. Ушел в нескончаемую приборку. Это кухонная плита и стиральная машина. Вечный какой-то ремонт в жилище.
Главное – спрятаться от себя. Не быть с собой. И хватается кто за бутылку, кто за половую тряпку, кто за кошелек, кто за близких, чтобы пить их соки.
И все для того, чтобы только не остаться наедине с собой.
Время сорвало маски – отца, работника, мужа. Нет деятельности. И человек покорно берет новую роль – старика или старухи. Усваивает психологические черты – старчества.
Всё это сложно, и умственно непостижимо.
Разговаривал с одной очень пожилой женщиной. Спрашивал осторожно о жизни на закате.
Она сказала вещь, которую знают все. И эта вещь прозвучала неожиданно свежо.
Она сказала так: радоваться перестанешь - это всё. Вместо радости придут скупость, ворчливость. Человек начинает ворчать и поучать. Деградировать.
Радоваться перестать. За собой замечаю. Или так: наблюдаю. День прошел без радости – и я становлюсь как бы тусклее. Хуже, чем вчера.
И еще: источник радости не вне нас, а внутри. Радоваться даже мелочи. Это очень субъективно. И тогда не пойдешь за бутылкой, не испортишь настроение детям и внукам. И тогда не будешь искать жертву, на которую можно выплеснуть свою злобу. Потому что злобы не будет.
Да, радость. А еще любовь.