- ...а если я буду детективом...
- ...не будете, - обрывает меня круглый и сытый, я так и не знаю его имени, для меня он так и останется круглый и сытый.
- Но...
- ...детективом этот будет...
- Кто этот?
- Детектив, конечно.
- А... а почему?
- Молодой человек, вы что, еще не поняли, для кого все это сделано?
- А... для нас?
- Для каких для вас, вы тут деньги свои отрабатываете... Это же для него все, для детектива...
- А он...
- ...а он сын этого, понимаете?
- Какого этого?
- Этого этого, - круглый и сытый с презрением смотрит на меня, что непонятно-то.
Мне ничего непонятно – и в то же время я понимаю, что больше мне никто ничего объяснять не собирается. Сын этого этого. Ходит между нами, перекидывается парой слов то с одним, то с другим, весь какой-то блеклый, бесцветный, чем-то похожий на крысу. Мимоходом знакомится со мной, а вы архитектор, а давно работаете, ага, прогорели, значит, из-за проекта своего... а вы женаты, а семья у вас есть, а-а-а, нет, ясно... Переходит к девушке за столиком, так же бегло задает вопросы – вижу, что мы для него вообще не люди, игрушки в очередной игре...
.
...снова обреченно смотрю на только что развернутую бумагу, почему так дрожат руки, почему, почему...
- Я... я не хочу...
- Что не хотите? – он насмешливо смотрит на меня.
- Убивать... не хочу...
- А-а, всего-то убива-ать! А так побледнели, будто вас убивать будут... Да что вы комкаете, вы бумагу-то разверните, хоть имя жертвы своей прочитайте...
- Нора...
- А-а-а, это смуглая такая, азиаточка... она еще кофе за ужином на себя перевернула...
Сжимается сердце.
Понимаю, да, она мне самому нравится, а что делать-то...
.
Осторожно подкрадываюсь, шажочками-шажочками:
- Разрешите... вас угостить.
Нора оборачивается, понимающе смотрит на меня.
- Хотите отравить, да?
Чувствую, что краснею до кончиков ушей.
- Э-э-э... ну... я это... как бы должен... только я не могу... ну не могу я это сделать... ну вот... – протягиваю две чашки фраппе-лаппе-латте-матте-перематте-черт-пойми-чего – а вот... выбирайте любую...
Нора недоверчиво тянет руку к чашке – тут же отскакивает, вспугнутая пронзительным криком там, в глубине зала.
Бросаемся туда, все, разом, опрокидываю чашки как-то так одновременно на всех, все даже не обращают на это внимания, повезло мне...
Я не сразу вижу, что так напугало всех вокруг, напрасно стараюсь смотреть через макушки, даром, что роста я немаленького, все равно ничего не видно...
Наконец, вижу зал напротив, распростертое на полу тело сына этого, казалось, его лицо не может быть еще бледнее, а ведь может же...
- Кто... кто его так, черт его дери... – круглый и сытый смотрит на нас, безошибочно высматривает в толпе меня, тычет пальцем, - вы... вы?
- Да что я, почему я...
- Ну, вы же убийца, вот и вы!
Люди в зале вздрагивают, смотрят на меня, отстраняются, вот так, только этого мне еще не хватало, теперь будут считать меня черт знает чем. Хочется орать в голос, что я ни в чем не виноват, никого я не убивал, это они меня назначили, я не...
...и понимаю, что слушать меня никто не будет.
- Ладно, до приезда полиции ничего не трогать... всем оставаться на местах... – круглый и сытый торопливо набирает что-то на телефоне, говорит слова, которые в приличном обществе говорить нельзя, еле сдерживается, чтобы не швырнуть телефон на пол.
- Э-э-э... дамы-господа, телефончик у кого-нибудь одолжить можно?
- Так вы же сами сказали телефоны сдать, - немолодая женщина недовольно поджимает губы.
- Вот черт... – круглый и сытый колобком катится к входной двери, думаю, что он собирается делать, позвать на помощь, или бежать отсюда, или и то и другое вместе, - распахивает дверь, оторопело смотрит туда, где должна быть усеянная листьями дорожка, тянется еще одна зала со множеством дверей и комнат...
- Черт... это еще что за штучки такие, а? – он снова выжидающе смотрит на нас, как будто это кто-то из нас украл улицу, и сейчас достанет её из кармана и поставит на место.
Легкое замешательство в толпе, я понимаю, что каждый из нас больше всего хочет сорваться с места и броситься бежать куда-нибудь в никуда, если бы не это – всем оставаться на местах...
- А комнату кто закрыл? – спохватывается сытый и гладкий.
Снова оторопело переглядываемся, снова говорим себе, что никто, мы как стояли, атк и стоим, а дверь...
Сытый и гладкий распахивает дверь комнаты, за которой лежал сын этого, этого, - отскакивает в ужасе, с неожиданной для него прытью, оторопело смотрит на нас:
- Это... это... это как это, а?
Заглядываю в комнату – осторожно-осторожно, готовый увидеть все, что угодно – и все-таки вздрагиваю, когда вижу незнакомую комнату, и никаких следов убитого...
.
- ...это вы сделали.
Оторопело смотрю на круглого и сытого, ну чего ты ко мне прикопался, сказал же, что не я...
- ...с чего вы взяли, я все время в зале был, как вы это себе представляете вообще?
- Так я это себе представляю... домик-то ваш...
Фыркаю:
- Ну, вы мне льстите, домик-то мой, у меня не только домика нету, но и вообще ни гроша за душой, как вы помните...
- Это-то да, домик не ваш... но ваш.
- В смысле?
- В смысле. Это же ваш проект незаконченный?
Мир переворачивается вверх тормашками. Чувствую, что отпираться бесполезно, делать наивное лицо, лепетать что-то, что вы меня с кем-то перепутали...
- Мой.
- Ну и что же в доме-то в вашем творится, а?
- Ну, знаете, его тут миллион раз перестраивали...
- Да нет, начало-то вы положили, что у дома стены-комнаты туда-сюда меняются... Ну что... дом ваш сына этого убил... этого этого?
Киваю:
- Дом.
- По вашей указке, так?
- А что дому моя указка, дом сам по своей указке все делает...
- Ну, это же вы не захотели девушку убивать...
- Ну, видно, дому тоже не понравилось...
- Ладно, разберемся мы с вами... – он хочет выйти из комнаты и запереть меня на ключ, но на свою беду забывает, где находится – распахивает дверь, делает шаг в пустоту, в головокружительную бездну, слышу, как тишина дома оглашается его криком, неожиданно пронзительным, стремительно тающим в пустоте.
Дом затихает, будто бы успокаивается, захлопывает двери, чтобы снова поменять свои комнаты местами, чтобы открыться передо мной уже обеденным залом, где заботливо накрыто к ужину. Иду к столу – что-то подсказывает мне, что дом не отравит нас, не навредит нам, все-таки я понимаю этот дом, все-таки это я его строил...