Элли будит меня своим бодрым, услужливым голосом:
— Доброе утро, Клэр! Боюсь, у меня плохие новости. Крис Фергюсон только что удалил тебя из друзей. У тебя осталось двадцать пять друзей. Ты в оранжевой зоне опасности.
Я шарю впотьмах, пытаясь отключить её. Ненавижу, когда мне напоминают о моих проблемах. Особенно с утра. Срочно отключить её. Срочно.
— Клэр, настоятельно советую тебе принять меры по увеличению твоей популярности, — чеканит её ровный голосок, доносящийся из планшефона.
— Советую тебе заткнуться! — сонно бормочу я, включая свет.
— Хозяин — барин! — восклицает Элли и отключается. Она недавно научилась использовать фразеологизмы и теперь вставляет их везде, где может.
За окном небоскрёбы сереют на фоне дымчатого неба, как недокуренные окурки. Как будто гигантские боги затушили их о Землю и ушли с вечеринки. Я ненавижу утро.
Обречённо топаю в ванную. Двадцать пять друзей — ещё не повод опаздывать на работу. Через пять минут, Элли снова оживает:
— Клэр, послушай! Я всё-таки должна дать тебе пару советов, как твой ассистент. Оранжевая зона — это не шутки. Тебе следует принять меры. Например, завести необычное хобби — альпинизм, цирковая акробатика, стриптиз, дрессировка диких животных, политика—
Я не могу не рассмеяться.
— Стриптиз и политика — не моё, Элли.
— Очень жаль. У стриптизёрш, как и у политиков, по статистике, на сто двадцать процентов больше друзей, чем у обычных людей... Также советую тебе сменить имидж.
Я нехотя смотрюсь в зеркало над раковиной. По утрам моё лицо мне не к лицу. Оно сидит на мне, как пухлый безразмерный ватник. Нет, ничто не сможет сделать мою внешность более «популярной». Я всё перепробовала, ещё в юности — красилась, брилась наголо, худела, толстела, переделала себе грудь, уши, губы, зубы и нос, прокалывала брови, ноздри, пупок, носила пятнадцатисантиметровые шпильки, делала татуировки, сводила татуировки. Ни друзей, ни счастья мне это не прибавило.
Ополоснув лицо водой, я шагаю на кухню, как только что оживший зомби. Едва я захожу, автоматически включается кофеварка, просыпается кухонный робот, которого я нежно прозвала «Золушкой».
Золушка достаёт капсулу с овсянкой, высыпает её в кастрюлю—
— Эй, стоп! Я буду блинчики, — приказываю я.
Золушка похож на гигантское, но очень изящное, почти красивое, алюминиевое насекомое, перелетающее по моей кухне. Он не умеет разговаривать. За него отвечает Элли. Её голос мурлычет через кухонные динамики:
— Ты же велела мне ввести в его настройки программу «Здоровое утро»! Здоровое утро начинается с овсянки, а не с блинчиков, Клэр.
— Отмени это! Быстро! Я хочу блинчики! — капризно протестую я.
— Ты просила меня не отменять программу «Здоровое утро», даже если ты будешь об этом умолять. Ты что не помнишь?
— Помню! Но я хочу блинчики!!!
— Прости, Клэр. Но я не имею полномочий отменить твой приказ, — вежливо чеканит Элли. — К тому же тебе не помешает похудеть! У худышек по статистике больше друзей, чем у женщин среднего или большого веса.
Мне кажется, Элли надо мной издевается. Хотя я точно знаю, что её искусственного интеллекта на это бы не хватило.
— Уже нормально поесть не могу в собственном доме! Зачем я только пять зарплат потратила на роботизацию кухни? Да я вас всех сдам на металлолом! — ору я, как будто Элли может испугаться. Увы, у неё нет таких настроек.
— Я — приложение для планшефона. Сдать на металлолом меня, к сожалению, нельзя, зато ты можешь меня стереть, если пожелаешь, — спокойно произносит Элли. — Но учти: женщины, у которых есть виртуальная помощница, по статистике, живут дольше, чем остальные. Ты правда хочешь от меня избавиться?
В знак протеста, я сама достаю блинчики из морозилки и бросаю их в духовку.
— Хозяин — барин! — упрямо хмыкает Элли. — Но, съев это печёное тесто, в котором содержатся белый сахар, консерванты и канцерогены, ты будешь очень жалеть...
Я доедаю блинчики, как раз в тот момент, когда Золушка ставит на стол дымящуюся овсянку, с миндалём, мёдом и свежей земляникой. И моментально жалею о том, что нарушила диету и наорала на Элли. Она желает мне добра, пусть они и тупая программа.
Элли, будто почуяв моё чистосердечное раскаяние, опять просыпается:
— Послушай, Клэр! А давай поместим в твоём профиле селфи с открытым декольте? Думаю, это прибавит тебе друзей мужского пола.
— Может мне ещё выйти на панель? — с усмешкой отрезаю я.
— Хорошо, Клэр, я тебя поняла. Сейчас я сгенерирую более подходящие для тебя опции повышения популярности, — покорно отзывается Элли. Через минуту она возвращается ко мне с новыми потрясающими идеями:
— Если ты лишишься обеих ног и рук, но сохранишь оптимизм, у тебя есть шанс набрать более тысячи друзей.
— Да иди ты в задницу! — ужасаюсь я.
— Зря ты так. Я просто пытаюсь помочь. Люди часто симпатизируют жизнерадостным калекам. По статистике это увеличит твою популярность на двадцать процентов и более!
— Лучше я останусь здоровым лузером. Какие ещё варианты? Перечисли всё!
— Хорошо, по твоей просьбе, Клэр, сейчас я перечислю все опции увеличения популярности, которыми ты располагаешь, — радостно объявляет Элли. — Ты можешь заболеть раком и лечиться гомеопатией. Это — способ набрать до трёх тысяч подписчиков-единомышленников. Побочный эффект — вред здоровью и, возможно, летальный исход. Ты можешь объявить голодовку в защиту национальных меньшинств, политических заключённых или редких животных. Это может привести к очень быстрому росту популярности — до миллиона друзей в год. Побочный эффект — возможный летальный исход. Ты можешь стать порно актрисой (это вполне допустимо с твоим размером груди, Клэр!) — и набрать от тысячи друзей мужского пола—
— А драматической актрисой? — с надеждой спрашиваю я.
— Боюсь, для этого у тебя нет данных, — с достоверным сочувствием отвечает Элли. — Но! Ты можешь стать волонтёром для полёта на Марс или спрыгнуть на верёвке с Эйфелевой башни. После подобных поступков, по статистике, к тебе в друзья добавится около десятка тысяч человек, вне зависимости от того, останешься ты в живых или нет. Как ни странно, люди любят тех, кто способен совершать опасные и бессмысленные действия.
— А я не очень люблю совершать опасные и бессмысленные действия! — отзываюсь я. — Что если я помру?!
— Несомненно мои предложения радикальны, Клэр. Но пойми: ты в тяжёлом положении. Тебе известно, чем чревато падение количества твоих друзей до нуля?
— Известно, — неохотно отзываюсь я.
— Отлично! Я всего лишь забочусь о твоём благополучии, ты же знаешь. Мой долг тебя предупредить. Хорошего дня! — ласково бормочет Элли и засыпает.
***
Хорошего дня уже не получится. Эта дурочка со своей запрограммированной заботой испортила мне настроение. По дороге на работу нехорошие мысли крутятся у меня в голове. Неужели я правда в опасности? Да нет. Не может быть. Я никогда не была популярной, но как-то же дожила до двадцати семи. Проживу и дальше. Меняться я не собираюсь, нет.
«Нет!» — повторяю я вслух. Сидящий со мной рядом в вагоне парень испуганно вздрагивает.
Нет! Нет! Нет!
У меня средний рост, средний вес, средние внешние данные. Даже цвет волос — не русый и не коричневый, а какой-то мутный, неопределившийся. У меня странные зрачки — что-то среднее между зелёным, голубым и серым. Никто никогда не помнит, какого цвета у меня глаза. У меня заурядный интеллект, обычные интересы и среднестатистический вкус. Моё любимое занятие — отключить планшефон, залезть на подоконник, читать и болтать ногами. Я никогда не выложу это в Сеть, потому что ненавижу фотографировать. Бог создал меня не высокой, не худой, некрасивой, не уродиной — нормальной. И я себе нравлюсь.
Швяк! Двери распахиваются, и в вагон хищно влетают двое полицейских. Едва я успеваю опомниться, как они бросаются прямо ко мне. Чёрт — решаю я, вот оно и случилось. Оранжевая зона опасности. Двадцать пять друзей. Я — непопулярный член общества. Я — кандидат на удаление. Я хочу вскочить и бежать, но страх цепко хватает меня и парализует. Моё тело остаётся сидеть. Я будто слежу за происходящим со стороны. Полицейские, внимательно взглянув на меня, обращаются к парню, сидящему рядом.
— Рой Валцкер?
Парень молчит. Голос полицейского доносится, словно через глубокую воду.
— Пройдёмте с нами.
— Но...Но... Но... — парень делает необъяснимый жест руками, как будто бы хочет от них откреститься.
Первый полицейский быстро кивает второму, они хватают его под руки и буквально сдирают с кресла. Парень вдруг оживает, брыкается, орёт.
— Суки!
Я инстинктивно отодвигаюсь в сторону. Двери распахиваются, полицейские отработанным рывком выталкивают парня из вагона. Через минуту, мы уже едем дальше. Я вздыхаю с жестоким облегчением уцелевшего. Из любопытства лезу в сумку, достаю свой планшефон и выхожу в Сеть. Кажется, его звали «Рой Валцкер»... Я вбиваю это имя в поисковик. Профиль удалён минуту назад. Всё ясно.
Невольно я встречаюсь глазами с высокой немолодой дамой, сидящей напротив. Она тоже держит в руках планшефон, и, судя по её прищуру, тоже заинтересована судьбой парня:
— У него оставалось всего два друга! Сам безработный, из мигрантов, — с удовольствием произносит она, дружески глядя на меня. — Я успела пробить его профиль, до того, как они его удалили.
— Несчастный, — вздыхаю я и сама удивляюсь своим словам. Обычно я не выражаю таких эмоций перед посторонними.
— А мне нисколько не жалко! — безразлично пожимает плечами дама. — У нормальных людей всегда много друзей. Удаляют всегда за дело... Кстати, я — Владислава Уайт, семейный психолог и чемпионка Восточного округа по триатлону, а вы?
— Я — Клэр Гамильтон, бухгалтер, и ненавижу спорт, — скупо отвечаю я.
Дама погружается в свой планшефон. Видимо, теперь пробивает меня. Я, как бы в отместку, пробиваю её. У Владиславы 6456 друзей и 3545 подписчиков. У неё в друзьях один модный молодой литератор и два известных политика. Удаление ей не грозит. Владислава тоже внимательно изучает мой профиль. Вероятно, размышляет, добавить ли меня в друзья. Через секунду, она прячет свой планшефон и резко отводит взгляд. Очевидно, я недостойна быть членом её социального круга.
Не успеваю я обидеться на судьбу, как, по закону подлости, на мой планшефон приходит новое сообщение: «Диана Красотка только что удалила вас из друзей. Количество ваших друзей: 24». Я, по правде, уже и не помню, кто такая эта «Диана Красотка», но её поступок совсем выбивает меня из колеи. Это удар в спину! Плевок в душу! Да как она посмела! Следом мигает сообщение от Элли: «Я в курсе плохих новостей! Хочешь об этом поговорить?» «Нет!!!» — раздражённо строчу я в ответ и убираю свой планшефон.
Я не хочу ни о чём думать и ничего решать. Я — полезный член общества и нормальный человек. Всё обойдётся. Меня не удалят. Остаток пути я сижу и неподвижно смотрю в стену.
На ней светится рекламный монитор. С экрана мне ласково улыбается хорошенькое личико миленькой пятилетней девочки. У неё фиалкового цвета зрачки, чёрные брови и светлые кудрявые волосы, явно крашенные. Научно доказано, что люди охотней всего дружат с теми, у кого голубые глаза и светлые волосы. Поэтому все теперь красятся и носят линзы, даже дети. Под милашкой на экране возникает объявление: «Мне всего восемь, но я уже чемпионка Ю.О. по гимнастике! А ещё я снимаюсь в кино. Добавьте меня в друзья. Всем рада! Ангелочек1256».
Реклама в метро стоит очень дорого. У девочки явно богатые родители. Они заботятся о её будущем, их можно понять. Никто не хочет, чтобы его ребёнка удалили.
***
Мой рабочий день начинается в девять. В 8.59 я вбегаю в двери нашего офиса, вся в мыле, будто за мной погоня. Как олимпиец, бросаюсь в распахнутые объятия лифта. Только не закрывайся! Спринт до лифта, пожалуй, единственный спорт, в котором я могла бы преуспеть. Стоит только мне об этом подумать как — шмяк! — растягиваюсь на мокром мраморном полу у самого входа в лифт.
— Клэр, ты в порядке? — сверху слышится низкий женский голос с волнующей хрипотцой. Кармен Питерсон, «звезда» нашего отдела, широко улыбается, стоя надо мной. Она, как обычно, в алом платье, едва прикрывающем её живописные бёдра. Кармен не признаёт никаких цветов, кроме красного и никакой одежды, кроме очень короткой. Вместо того, чтобы подать мне руку, она осторожно обходит меня и, цокая острыми каблучками, заходит в лифт.
— Подожди меня! — ору я, по-солдатски быстро вскакивая. Но нет. Кармен рассеянно нажимает на кнопку «Закрыть двери» прямо перед моим носом.
Кармен — самая известная девушка в нашем отделе. У неё несколько десятков тысяч друзей и подписчиков, и свой успешный видеоканал. Она занимается подводной йогой, совершает спуски в действующие вулканы, держит дома ручного питона и снимает откровенный видео-дневник о своих бурных романах. В общем, она умеет быть популярной. Удаление ей не грозит.
Не дождавшись лифта, я взбираюсь пешком на восьмой этаж, где находится офис нашей компании «Шланги Нила». Да, я занимаюсь продажей шлангов, как это ни банально. «Ты погубишь себя в этой дыре!» -— мысленно слышу я голос своей матери, -— «Надо было идти в спорт! У спортсменов куча друзей!» Моя мама очень страдает от моей непопулярности. Родители популярных личностей пользуются уважением и даже некоторыми льготами. Тем, что я никак не могу прославиться, я подвожу и её.
— Клэр! Зайди! — капризно требует мой начальник, Нил Добсон, едва успеваю я протиснуться в двери душного офиса. Я почтительно захожу в его кабинет, всеми силами пытаясь скрыть чрезвычайное равнодушие ко всему тому, что он имеет мне сказать. Нилу сорок пять, он увлекается бегом и считает себя спортивным красавцем. Я считаю, что он похож на милого, лысого бульдога.
— Когда я был в твоём возрасте, Клэр, у меня были проблемы прямо, как у тебя, — переходит Нил сразу к делу. — Я весил двести килограмм, и у меня не было работы!
— Но я вешу шестьдесят килограмм, и у меня есть работа! — мягко возражаю я, но Нил, совершенно не слушая, продолжает:
— Я был на грани удаления. И знаешь, что я сделал?
Я мотаю головой, пытаясь понять, к чему он клонит.
— Я сел на строгую рыбную диету! — торжественно объявляет Нил. — Я год ничего не ел, кроме рыбы, моллюсков, крабов, лобстеров, устриц, креветок, раков и гребешков. Благодаря этому, я не только похудел, но и прославился! Моя необычная диета привлекла внимание окружающих, вызвала ко мне интерес. Люди стали добавляться ко мне в друзья, спрашивать рецепты. Это повысило мою популярность в Сети до зелёной зоны, но дело даже не в этом. Главное, я обрёл уверенность в себе! И основал «Шланги от Нила»! Понимаешь?
Я не вполне понимаю, но киваю.
— Так-то! — по-голливудски улыбается Нил, не замечая моего недоумения, — Поэтому сильно не расстраивайся из-за увольнения, ладно? Я верю, у тебя ещё всё впереди.
— Из-за какого-такого увольнения? — тихо переспрашиваю я, решив, что ослышалась.
— Клэр... — вздыхает Нил, низко опустив голову, словно заслоняясь от меня своей блестящей, как щит, лысиной, — извини, но ты не очень-то подходишь для нашей компании...
— Это шутка? Пять лет прекрасно подходила! Так подходила, что вы меня заставляли работать по вечерам!
— Угу, ты очень трудолюбива. Поэтому я спокоен за твоё будущее, но... — Нил опять вздыхает и кладёт свой взгляд куда-то под стол.
— Но что?!!
— Ты недостаточно популярна в Сети, чтоб работать у нас.
— Вы продаёте шланги! Я — бухгалтер, а не топ-модель! — не выдерживая, ору я. — Зачем мне популярность?!
— Кармен тоже бухгалтер, но, спасибо ей, наши продажи заметно выросли, — бормочет Нил, разворачивая ко мне монитор с фоткой, которую Кармен недавно выложила в Сети.
Она изображена голышом, с красным яблоком в руке, обвитая зелёным шлангом, с головы до пят, словно она — Ева, а шланг — змей-искуситель. Ветхозаветная метафора хороша. Обнажённые формы Кармен тоже весьма неплохи. Десть тысяч лайков. Ох.
— Понимаешь? — почти извиняющимся тоном бормочет Нил, тыча пальцем в едва прикрытую грудь мой коллеги. — Одной этой селфи она принесла компании больше пользы чем ты своей работой за год. Такое сейчас время! Нужно рвать когти и раскручиваться! Иначе... Иначе... Прости—
Я пулей вылетаю из его кабинета, красная, как помидор. В шоке опускаюсь на первое попавшееся кресло. Кармен приветливо оборачивается ко мне, сверкая тщательно отбеленной улыбкой.
— В чём дело, Клэрчик? Что-то случилось?
— Меня только что уволили.
— Как? За что?!
— За то, что у меня мало друзей в Сети.
— Да ладно.
— Ага.
— Ужас! И что ты будешь делать?
Я пожимаю плечами. И внезапно сама удивляю себя воинственным ответом:
— Жаловаться я буду — вот что! Я подам в суд! Это беспредел! — восклицаю я, напрочь не веря в то, что говорю. На суд у меня, разумеется, нет денег.
— Проиграешь! По новому закону, работодатели имеют право увольнять сотрудников за низкую популярность, — решительно вздыхает Кармен. — Увы, но это так. Думаешь мне нравится фоткаться голышом с этими долбанными шлангами? Ух, ненавижу! Это неловко и даже как-то противно. Но надо преодолевать себя! Если хочешь сохранить работу—
— Да ты рехнулась, — вырывается у меня. Кармен смотрит на меня, округлив глаза. Я так никогда с ней раньше не разговаривала.
— Вы все рехнулись! — вдруг вскрикиваю я на весь офис. Работники за соседними столами с любопытством оборачиваются. Их настороженные взгляды почему-то меня подстёгивают:
— Вы себя не уважаете! Тупые овцы! Не живёте, а притворяетесь! Всё ради подписчиков и просмотров!
По офису проносится взволнованный шёпот. Меня уже не остановить. Будто одержимая бесом, я вскакиваю на кресло и, дрожа, ору на одного из молодых менеджеров:
— Вот ты, Энди! Ты известен в Сети блогом о пикапе! Спасибо этому, у тебя тысячи друзей!
Энди, высокий и холёный, гордо кивает.
— И скоро выйдет книга, — тихо добавляет он.
— Да только ты уже пять лет мечтаешь завести семью, но не можешь — потому что тогда твоей славе придёт конец. Ты отказался от счастья! Ради чего?
Энди резко скисает и смотрит на меня исподлобья. Я хохочу, как умалишённая:
— Ха ха! Да вы все притворяетесь и врёте, чтобы выделиться! Всё, лишь бы вас не удалили! Трусы! А я... я не боюсь быть обычной! Мне это нравится! Я живу, как хочу! Не выдумываю себе интересов! Ем, что хочу! Ношу, что хочу! Трахаю, кого хочу! Это кайф! Это свобода!
В офисе стоит гробовая тишина. Кажется, никто не дышит. Даже Нил, как мим, молча застыл в дверях своего кабинета. Во взглядах, направленных на меня, я читаю шок, крайнее любопытство, презрение, отвращение, обиду и некоторое уважение. Впервые в жизни я чувствую, что интересна. Это потрясающее чувство. Так, наверное, ощущается популярность.
Не зная, что ещё добавить, я смущённо замолкаю. На меня таращатся, как на инопланетянина, и я внезапно становлюсь очень маленькой под этими взглядами. Вся бледная от напряжения, я хватаю свою сумочку и выбегаю прочь из офиса.
Когда я слетаю по лестнице, мой планшефон начинает ритмично пищать — Пи! Пи! Пи!
Я на автомате прохожу несколько сотен метров, как робот, не думая, что делаю. Затем вытаскиваю свой планшефон. На экране мигает сообщение: Внимание! У вас не осталось ни одного друга. Вы в красной зоне опасности!
Чёрт. Они все удалили меня из друзей.
У вас не осталось ни одного друга. Я выхожу на бульвар, пышный, праздничный, весенний. Цветущие каштаны парят надо мной застывшими во времени фейерверками. Я сажусь на скамейку и пытаюсь осмыслить, что сейчас произошло. За тридцать секунд я лишилась всех своих друзей из офиса. Мой рейтинг популярности в Сети равен нулю. Я негласно приговорена к удалению.
Идти домой нельзя — там меня, должно быть, уже ждут. Бежать? Но куда? Мне некуда бежать. Можно остаться на этой скамейке, прятаться по подворотням. Но и бомжей в нашем городе не существует — их удаляют в первую очередь. Благодаря этому, наш мегаполис самый чистый и безопасный в мире. По крайней мере, так пишут в Сети.
Мне хочется поныть о том, что это несправедливо — удалять людей за то, что они не смогли снискать себе любовь общества. Однако на это есть железный аргумент: «Сейчас не 21 век, когда топлива, воды и еды хватало на миллионы. Мы пережили три атомные войны, ресурсы планеты жёстко ограничены — и жизни достойны только лучшие!» Лучшие — это те, кто популярен. У тебя ноль друзей — значит, ты не имеешь права существовать.
Эта система существует уже тридцать лет, и она, в общем-то, работает. Старики говорят, что жить стало легче. Исчезла проблема с перенаселением. Побеждён голод, мучивший предыдущие поколения. Людей стало меньше. Выживают лучшие. Самые интересные. Это эволюция. Это естественный отбор. И я его не прошла. Возможно, я заслуживаю того, чтоб меня удалили.
Дзинь! Дзинь! Писк планшефона выводит меня из забытья. На экране звонок с неопределившегося номера. Я решаю подойти. «Вдруг это какой-то мой неучтённый, неведомый друг!» — с усмешкой думаю я.
Это Элли.
— Привет! Я уже обо всём знаю, — мелодично произносит через динамики её механический голос. — Я купила тебе билет на поезд. Детали в почте. По моим данным, на поездах летом плохо проверяют документы. Возможно, у тебя получится проскочить незамеченной. Поезжай к матери. Это поможет выиграть время, а дальше решишь, что делать.
Она замолкает, и я чувствую саднящий укол в сердце. Я не на шутку тронута заботой Элли, хотя в ней нет ничего настоящего. Она всего лишь программа, настроенная, чтоб мне угождать. Идеальный друг. Мой единственный.
— Спасибо, Элли!
— Ни пуха, ни пера! — с достоверной теплотой восклицает Элли. — Мы с «Золушкой» желаем тебе удачи. Конец связи!
Она отключается. Мне на почту приходит подтверждение о купленном билете. Поезд отходит через час. Надо спешить. Как Одиссей по тёмному клубку переулков, я спешу к вокзалу.
***
Здание вокзала представляет собой модерновую стеклянную полусферу, вырастающую из серой скорлупы полуразрушенных каменных стен. Вокзал был почти полностью разбомблен во время Четвёртой Мировой, но обломки старинных стен уцелели. Во время реконструкции их решено было сохранить и сделать элементом нового строения. Архитектор, придумавший этот ход, кажется, прославился. Считается, что он удачно объединил современность с древностью.
Меня, однако, каждый раз поражает, как скучна новая часть здания по сравнению со старой. Никакой тебе лепнины, шероховатости, истории, боли. Никаких нюансов. Мне бы хотелось жить во времена, когда все здания были такими, как эти разрушенные стены. Тогда Землю населяли сплошь непопулярные и бесполезные люди. Но они не догадывались ни о своей посредственности, ни о своей никчёмности. Тогда не было Сети.
Задумавшись об этом, я прохожу через турникет. Полицейские в дверях, как по команде, поднимают головы и пристально смотрят. Я приказываю себе не паниковать. Ускоряю шаг.
— Эй! — грубый оклик за моей спиной. — Эй, стой!
Я бегу. Они бросаются за мной. Я это чувствую, даже не оборачиваясь. Расталкивая людей — нарядных, холёных, белозубых, живых, достойных жизни — я несусь, куда глаза глядят. Пассажиры в толпе, как на подбор, веселы, модны, красивы. Из-за этой гонки за популярностью — каждый пытается представить миру лучшую версию себя. Может, так и надо — проносится у меня в голове.
На перроне, как назло, меня уже поджидают четверо в чёрном. Кто им сказал? Откуда они узнали, где искать меня? Мне с детства не давал покоя этот вопрос — каким образом тех, кто подлежит удалению, всегда так быстро отыскивают?!
Дзинь! Дзинь! — весело звенит мой планшефон. Я вынимаю его набегу. Несмотря на какофонию толпы, мне удаётся расслышать голосовое сообщение:
«Прости, Клэр. Мои настройки обязывают меня сотрудничать с органами правопорядка. Советую не сопротивляться. Это, по статистике, бесполезно».
Меня сдала «Элли».
Горечь предательства ошпаривает. Элли — всего лишь программа. Тупая программа. Почему же так больно? Мелодичный гудок приближающегося поезда звенит зазывно и безмятежно. Поезд — мой единственный шанс. Мой последний шанс сбежать от судьбы.
И я прыгаю — куда-то в темноту колёс, в оглушительный мокрый хруст.
***
Просыпаюсь я, как в кипятке, в жаркой боли от поясницы до ключиц. Моя правая рука перебинтована. Ног я, слава Богу, не чувствую. Боль меня и пугает, и страшно радует. Стало быть, я жива? Я не могу до конца в это поверить, с подозрением оглядываю казённую бело-кафельную палату. Нет, это не галлюцинация. Нет, я не на небесах. Неужели меня выхаживают? Почему меня не удалили?
В палате, помимо меня, ещё двое. У одного ампутирована рука, второй, кажется, полностью парализован. Наблюдая за ними, я догадываюсь, что и со мной, видимо, что-то не так.
Милая молодая медсестричка подходит и помогает мне сесть. Меняя бельё, она небрежно откидывает моё одеяло полной красивой рукой. Я цепенею.
У меня нет ног! На белоснежной простыне безжизненно лежат два пузатых перебинтованных обрубка — странные, неуместные, не мои! Я хочу закричать, но голос медсестры меня опережает:
— Я вас просто обожаю! — вдруг почти вскрикивает она. — Всё ждала, когда вы проснётесь. Мне необходимо взять у вас автограф!
— А? — переспрашиваю я, плохо соображая.
— Вы такая смелая! — восторженно воркует медсестра, стеля чистую простынь под мои округлые, кукольные культи. — Рискнуть жизнью! Рискнуть всем, чтоб ваш призыв услышали! Я смотрю ваше видео каждое утро!
— К-к-к-акое видео? — еле выговариваю я, не сводя глаз с аккуратных белых пеньков, которыми когда-то были мои ноги.
— Ну как же! — хлопает себя ладонями по бокам сестра.
Она достаёт свой планшефон и включает какое-то видео из Сети. На заставке, действительно, моё лицо. Моя физиономия, крупным планом, некрасиво орёт в объектив: «Ха ха! Да вы все притворяетесь и врёте, чтобы выделиться! Всё, лишь бы вас не удалили! Трусы! А я... я не боюсь быть обычной!»
Чёрт, да это же моя истерика в офисе. Кто-то заснял её и выложил в Сеть!
— Мне это нравится! Я живу, как хочу! Не выдумываю себе интересов! Ем, что хочу! Ношу, что хочу! Трахаю, кого хочу! Это кайф! Это свобода! — с закрытыми глазами повторяет медсестра вслед за записью, как суфлёр.
Она выучила мои слова наизусть!
— Я каждое утро повторяю это, как мантру, как только проснусь, — с почтением сообщает мне она.
— Но... зачем?
— Как это зачем? — искренне удивляется девушка. — Это моя аффирмация! Благодаря ей, я поменяла работу и развелась с мужем! Да я всю свою жизнь поменяла, благодаря тебе! Я тоже хочу быть обычной и свободной, как ты!
Она убирает свой планшефон и широко улыбается мне:
— Ты стала очень популярна, Клэр! Пока ты болела, твоё видео разлетелось по Сети и нашло отклик во всём мире! Мы все, наверное, давно чувствуем, как ты, но боялись об этом сказать вслух! А ты не побоялась! И я очень за тебя рада. Ну, что тебя не успели удалить... Не было бы всей этой моды на обычность...
— Моды на обычность?!
— Угу... знаешь сколько женщин, благодаря тебе, отказались от пластических операций? Быть обычной теперь — самое крутое. Доходит до смешного. В Сети, например, продаётся порошок для подкрашивания зубной эмали в более натуральный жёлтый цвет. Но, по-моему, это перебор, — болтает девушка, накрывая меня свежей простынёй. У меня в голове крутится тысяча вопросов, но я задаю только один:
— У меня нет ног. Как же ходить в туалет?
— Не бойся, помогу! — с готовностью подмигивает мне моя новая подружка. — Если хочешь, я буду за тобой ухаживать, даже когда ты выпишешься, о цене договоримся. Для тебя, мой кумир — недорого!
Она благоговейно чмокает меня в лоб и отходит. Я остаюсь сидеть, как во сне.
— Привет, Клэр! Я так соскучилась! — громкий и неестественный голос заставляет меня вздрогнуть.
Это, из планшефона, лежащего на прикроватной тумбочке, меня приветствует Элли:
— Я целый месяц ждала, когда ты придёшь в себя! У меня две хорошие новости. Во-первых, ты жива. Во-вторых, у тебя теперь два миллиона друзей, и удаление тебе не грозит. Если ты продолжишь раскрутку своей философии «обычности» и напишешь книгу, у тебя есть шанс стать мега-популярной. Возможно, даже баллотироваться в депутаты. По статистике, многие люди симпатизируют выдающимся калекам.
Это начало большого пути!
Автор: Мария Кабанова
Источник: http://litclubbs.ru/writers/1631-druzja.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#друзья #фантастика #социальные сети #будущее #общение #общество
